Чтение 9–й страницы книги ~Только обгон~

чудеснейшее утро у озера Хочимилько, в Плавучих Райских Садах так и
просится мне на язык. Привела нас туда компания мексиканцев из парка. Для
начала мы отведали моле c индейкой в киоске на берегу. Моле с индейкой это
индейка под густо приправленным шоколадным соусом, очень вкусно. Но хозяин
киоска продавал также пульку (неочищенный мескаль) и я опять напился. Но
честное слово трудно представить себе более подходящее место для этого чем
Плавучие Сады. Мы наняли баржу и поплыли отталкиваясь шестами по сонным
каналам, среди плавающих цветов, и целые плавучие островки крутились
вокруг нас - Другие баржи плыли позади, направляемые шестами теми же
угрюмыми паромщиками, большие семьи праздновали на них свадьбы, и когда я
сидел там по-турецки с бутылью пульки у ног, до нас вдруг донеслись звуки
неземной музыки, и проплыли мимо меня далее, вместе с красивыми девушками,
детьми и стариковскими усами топырящимися что твои велосипедные рули.
Затем подгребли низенькие байдарки с женщинами продающими цветы. Корпуса
лодок едва виднелись, заваленные цветочными грудами. Вплывая в сонные
камышовые заросли, женщины останавливались чтобы перевязать свои букеты.
Всевозможные оркестры мариачи проплывали на юг и на север, и звуки их
мелодий смешивались в ласковом солнечном воздухе. Само судно наше казалось
мне лепестком лотоса. Когда плывешь отталкиваясь шестом, есть в этом
какая-то плавность какой не бывает когда гребешь веслами. Или на моторке.
Я был вдрызг пьян этой пулькой (как я говорил уже, неочищенным кактусовым
самогоном, вроде зеленого молока, омерзительным, пенни за стакан). Но все
равно приветственно махал проплывающим семействам. В основном я сидел в
восторженном исступлении ощущая себя в какой-то Буддовой Стране Цветов и
Песен. Хочимилько это то что осталось от большого озера, осушенного чтобы
построить на его месте Мехико-Сити. Можете себе представить как это
выглядело в ацтекские времена, баржи полные куртизанок и жрецов под лунным
светом...
В сумерках этого дня мы играли в чехарду во дворике местной церквушки,
перетягивали канат. Вместе с Саймоном, сидевшим у меня на закорках, мы
умудрились завалить Панчо, на котором ехал Ирвин.
По пути домой мы наблюдали салют празднества 16 Ноября на Сокало. Когда в
Мексике начинается салют все собираются на улице крича УУУ! и потом их
осыпает дождь обильных лохмотьев падающего пламени, настоящее безумие. Это
как на войне. Всем наплевать. Я видел как огненное колесо кружа слетело
прямо на головы сгрудившейся на площади толпе. Мужчины ринулись
вытаскивать детские коляски в безопасное место. Мексиканцы продолжали
поджигать все новые и новые штуковины, одна безумнее и огромнее другой,
громыхающие, шипящие и взрывающиеся со всех сторон. В конце концов они
запустили огневой шквал заключительных бумбумов, великолепных, закончив
грандиозным Боже-ж-ты-мой Бах-барабах! (и все отправились по домам).

21

Вернувшись в свою комнату на крыше после всех этих сумасшедших дней, я
отправился в кровать со вздохом "Когда все они уедут, я опять вернусь к
прежней жизни", неторопливая чашечка какао в полночь, безмятежный долгий
сон - Но на самом-то деле я понятия не имел чем стану заниматься. Ирвин
почувствовал это, как-то так уж получалось что он во многом направлял мои
действия, и сказал "Джек, ты провел много времени в покое на горе и здесь
в Мексике, почему б тебе теперь не вернуться с нами в Нью-Йорк? Там тебя
уже все ждут. Рано или поздно твою книгу напечатают, может быть даже в
этом году, ты сможешь повидаться с Джульеном, снимешь себе квартирку или
комнату в христианской общаге45 или еще где-нибудь. Пора тебе наконец
взяться за ум!" вопил он. "В конце-то концов?"
"За какой такой ум? О чем это ты?"
"Я о том что ты должен публиковаться, встречаться с людьми, заработать
денег, стать знаменитым международным автором, ездить по всяким местам,
раздавать автографы пожилым леди в Озоновом парке - "
"А как вы хотите ехать в Нью-Йорк?"
"Да просто посмотреть по газетам кто едет в ту сторону и хочет попутчиков
с оплатой расходов на бензин - Сегодня в газете одно объявление уже было.
Может мы даже сможем проехать через Новый Орлеан - "
"На кой хрен нам этот занудный и старый Новый Орлеан?".
"Ты идиот - я никогда не был в Новом Орлеане!" заорал он. "Я хочу его
увидеть!"
"Чтобы рассказывать всем потом что был в Новом Орлеане?"
"Да ерунда все это. Ах Джек", нежно, оперевшись своим лбом о мой, "бедный
Джеки, замученный Джеки - испуганный и одинокий в своей комнатушке старой
девы - Поехали с нами в Нью-Йорк и мы будем ходить по музеям, мы даже
сходим с тобой в Колумбийский университет, пройдемся по кампусу и ущипнем
старика Шнаппа за ухо - Расскажем Ван Дорену о наших проектах новой
мировой литературы - Мы поселимся у крыльца Триллинга пока он не вернет
нам этот университет!" (Это он про наших университетских преподавателей).
"Достала меня вся эта литература"
"Да, но это ж само по себе прикольно, побродить по этому большому
забавному кампусу, поврубаться во все дела - Где твое старое достоевское
любопытство? Ты стал таким нытиком! Ты торчишь тут черт знает где не
вылезая из комнаты как старый доходяга торчок. Пора тебе носить береты и
внезапно поразить всех кто позабыл что ты большой международный писатель и
знаменитость даже - Мы сможем сделать все что только захотим!" вопил он.
"Снять фильм! Уехать в Париж! Покупать острова! Все!"
"Рафаэль"
"Да, но Рафаэль не хнычет как ты что сбился с пути, он нашел свой путь -
подумай, ведь он теперь вписался в Вашингтоне и будет встречаться с
сенаторами на коктейлях. Пора наконец поэтам повлиять на Американскую
Цивилизацию!" Гарден был похож на современного американского романиста
заявляющего что он непримиримый вождь леваков-анархистов и нанимающий
Карнеги-Холл чтобы заявить об этом, на самом-то деле он был скорее вроде
некоторых выпускников Гарварда занимающих большие посты, сейчас его
интересовала политика, хоть он и любил говорить о своих мистических
видениях бесконечности -
"Ирвин, если б у тебя действительно было видение бесконечности, тебе не
хотелось бы повлиять на Американскую Цивилизацию".
"Но в этом то вся и фишка, тогда я смогу хотя бы реально говорить с теми
кто у власти вместо пережевывания всех этих затхлых идей и социологической
тягомотины из учебников - я обращусь к Железному Псу Америки блэйковскими
словами!"
"Ух ты - ну и что потом?"
"Я стану настоящим уважаемым поэтом к которому люди будут прислушиваться -
и я буду проводить спокойные вечера с друзьями, может в смокинге даже -
выйду из дома и куплю в супермаркете все что захочу - на меня будут
смотреть с уважением в супермаркете!"
"Ладно, а потом?"
"И ты тоже можешь поехать сейчас и договориться о публикации сразу же, эти
придурки тормозят ее просто потому что не врубаются. Твоя "Дорога" это
великая и безумная книга которая изменит Америку! Они даже денег смогут на
ней заработать. Ты будешь танцевать голый на письмах поклонников. Тебе
будет не стыдно встретиться с самим Бойсвертом. Все эти крутейшие Фолкнеры
и Хемингуэи призадумаются глядя на тебя. Время пришло! Понимаешь?" Он
стоит воздев руки как дирижер симфонического оркестра. Его глаза застыли
на мне гипнотически и безумно. (Однажды, накурившись, он сказал мне
серьезно "Я хочу чтобы ты слушал меня, как если бы мои слова разносились
на всю Красную Площадь!") "Агнец Америки будет взращен! Как Восток может
уважать страну в которой нет своих Поэтов-пророков! Агнец должен быть
взращен! Громадным трепещущим Оклахомам нужны поэзия и нагота! И да
воспарят самолеты от сердца нежного к сердцу открытому! Нужно раздать этим
слюнявым размазням в офисах по цветку розы! Нужно послать пшеницу в Индию!
Кукольные спектакли нового битнического классицизма46 должны разыгрываться
на автобусных вокзалах, или у Капитолия47, или в туалете на Седьмой авеню,
или в гостиной миссис Рокко в Восточной Загогулине, ну и так далее"
подергивая плечом в такт словам с напористостью старого нью-йоркского
тусаря втюхивающего кому-то свою телегу, с судорожно пульсирующей жилкой
на шее...
"Ну ладно, может я и поеду с тобой".
"Может, ты даже найдешь себе девушку в Нью-Йорке, как раньше - Дулуоз,
твоя беда в том что у тебя несколько лет не было своей девушки. Почему ты
вбил себе в голову что у тебя такие грязные мерзкие руки что они
недостойны касаться белой бархатной кожи девушки? Все они хотят чтобы их
любили, у них всех трепетные человеческие души и они боятся тебя потому
что ты так глядишь на них потому что ты сам их боишься".
"Правильно, Джек!" вклинивается Саймон. "Пора задать этим девахам
работенку точно эй давай не тормози парень!" подойдя ко мне и раскачивая
меня за колени.
"А Лазарус поедет с нами?" спрашиваю я.
"Конечно. Лазарус будет часами бродить вдоль по Второй Авеню разглядывая
буханки ржаного хлеба или помогать старикам добраться до Библиотеки"
"Он сможет читать газеты вверх ногами в Эмпайр Стэйт Билдинг" говорит
Саймон продолжая смеяться.
"Я смогу пойти за дровами на Гудзон", говорит Лазарус со своей постели
лежа с натянутой на подбородок простыней.
"Что?" мы оборачиваемся в изумлении, это первые его слова за последние
сутки.
"Я смогу пойти за дровами на Гудзон", завершающе произносит он с ударением
на "Гудзон", так будто бы это заявление никакому дальнейшему обсуждению не
подлежит. И все же повторяет это опять, еще один последний раз... "На
Гудзон". "Дрова" добавляет он, и вдруг бросает на меня насмешливый взгляд
искоса типа вот как я над всеми вами прикалываюсь но никогда и ни за что в
этом не признаюсь.