вдруг! Но и тогда даже приблизительно не мог предполагать он, насколько это
страшно и дико - погибать в открытом море. И тем более не предполагал он,
что .безобидные туманы, эти безмолвные пришельцы зимней поры, появление
которых он так любил, когда весь мир, околдованный молочной тишиной,
покрывался ровным белым маревом, когда земные предметы как бы воспаряли,
призрачно цепенея в воздухе, когда душа переполнялась необъяснимой жутью и
истомой в ожидании некоего сказочного видения, что эти туманы могут
превратиться в такого грозного вездесущего врага. Скручиваясь, скользя,
растекаясь и снова сжимаясь, темные клубы тумана, плывущие над разыгравшимся
морем, напоминали змеиное движение...
Органа.
больше он уже не мог что-либо сказать или сделать для мальчика.
перед лицом яростной стихии. Если бы даже Кириск закричал, заплакал и стал
бы звать отца, то и тогда Эмрайин не сдвинулся бы с места, ибо лодка только
тем и держалась на плаву, что он и Мылгун отчаянно балансировали веслами,
предугадывая разрывы и взрывы волн.
Орган еще пытался как-то управлять рулем, чтобы сохранить устойчивость, но
чем дальше, тем больше усиливался шторм.
суток. О наступлении ночи они могли лишь догадываться по сгустившейся
кромешной тьме. И в этой тьме уже много времени шла эта беспрерывная,
изматывающая, неравная борьба с почти безнадежным исходом. И все-таки нивхи
пока держались, все-таки не покидала их отчаянная надежда, что, быть может,
шторм так же внезапно утихнет, как и начался, что туман рассеется, тогда они
могли бы подумать, как им быть дальше. И один раз эта надежда начала почти
сбываться. В какое-то время шторм вроде пошел на убыль, болтанка стала
угасать, успокаивались всплески и брызги. Но тьма окружала все та же -
плотная, аспидно-черная. Первым, пересиливая шум моря, подал голос Орган:
деле, направление ветра теперь было им ни к чему. Куда занесло их, где они,
далеко или близко от островов, могущих послужить ориентиром, угадать было
трудно. А возможно, их унесет так далеко, что они никогда не найдут свои
Сосцы. И он замолчал, угнетенный мраком и качкой. Великий Орган замолчал в
тяжком раздумье. Единственное, что можно было посчитать везением, это то,
что, минуя по воле судьбы острова, они избежали участи быть разбитыми о
прибрежные скалы. Но без островов и без звезд средь ночи и тумана никакого
способа определиться теперь не существовало. Орган был бессилен что-либо
сказать. И все-таки через некоторое время он прокричал:
ответил. Гребцам было не до ответов. И опять Орган замолчал. Кириск дрожал
всем телом, приткнувшись у его ног. Тогда Орган предупредил гребцов:
Кириску, ощупал его в темноте и сказал ему, убедившись, что мальчик
невредим:
Черпак у нас один, вот он, я его нашел, а ты на вот, возьми ковшик, все же
лучше... Ты держишь? Возьми ковш, говорю...
положено такое.
держись за меня одной рукой, а другой вычерпывай, выплескивай воду.
передышкой, они смогли отлить накопившуюся воду из лодки. И именно тогда,
когда они, действуя ощупью, вычерпывали воду. Орган обратил внимание Кириска
на небольшой бочонок, из которого они днем пили.
Нащупал? Запомни, что бы то ни случилось, береги бочонок. Держись за него,
вцепись, но не разлучайся. Если что. лучше нам погибнуть, чем остаться без
него. Ты понял меня? Ни на кого не надейся... Слышишь?
этом мальчика. Очень скоро это ему пригодилось.
свирепостью, точно бы пользуясь прикрытием ночи и беспомощностью людей,
ничего не видящих во тьме и в тумане. В этот раз волны обрушились с новым
приступом ярости, поистине как в отместку за доставленное короткое
послабление. И закрутился, завертелся органовский каяк между невидимыми
волнами, нещадно швыряемый их ударами во все стороны. Всплески захлестывали
лодку. Лодка оседала, зачерпывая воду. Как ни метался Орган с черпаком,
ползая на коленях, успеть вычерпать набегающую воду было немыслимо. И твгда
закричали гребцы зло и отчаянно:
стало дела до него. Мальчик забился в углу у кормы, крепко держа бочонок под
собой. Он навалился на него боком, судорожно скрючившись, содрогаясь от
плача. Он помнил, что это главное дело, которое он должен был делать, что бы
ни случилось. Он понимал, они тонут, но и тогда он делал то. что было
сказано старейшиной Органом,- сохранял бочонок с водой.
сумасшедше работать веслами, стараясь изо всех сил действовать так, чтобы
лодка не перевернулась, а Орган и Эмрайпн выбрасывали за борт все, что
находилось в лодке. Другого выхода не было. В море полетели оба винчестера,
гарпун, мотки веревок и все прочие вещи, и даже жестяной чайник Органа.
Труднее всего им пришлось с тушей нерпы. Намокшая, отяжелевшая, осклизлая
туша не поддавалась.Ее надо было поднять со дна лодки и перевалить за борт.
То, ради чего они шли в плавание на необитаемые острова,- добычу -
предстояло выкинуть" прочь. Хрипло рыча, выкрикивая ругательства и
проклятия, они с большим трудом выталкивали в тесноте тушу к краю борта и
наконец опрокинули ее в море. Даже в этой сумятице и дикой схватке с морем
было ощутимо, как облегченно качнулась лодка, освободившись от груза нерпы.
И, возможно, это-то и спасло положение...
взять в толк, где он и что значит эта мутная, непроглядная неподвижность
вокруг. То был туман.
ту пору над всем пространством океана. Великий туман переживал свое великое
оцепенение...
контуры лодки, потом и людей. Эмрайин и Мылгун валялись на своих местах
возле весел. Вусмерть истерзанные, измотанные ночным шквалом, они лежали в
странных позах, точно были сражены наповал, и только сиплый, прерывистый
храп свидетельствовал об их жизни. Кириск лежал, скорчившись у его ног,
привалившись к бочонку. Он продрог во сне от сырости и холода. Орган пожалел
его, но ничем не мог помочь.
Все тело старика болело и ныло. Его длинные узловатые руки свисали, как
плети. Много разных бед и испытаний довелось пережить Органу на своем веку,
но такого жестокого случая не знавал даже он. Он не представлял себе, где
они сейчас находились, куда угнал их шторм, как далеко они от земли, в море
ли они или в самом океане. Он не представлял себе даже, какое время
протекало в тот час. В сплошном, беспросветно застывшем стоянии тумана
невозможно было отличить день от ночи. Но, по всей вероятности, если учесть,
что штормы обычно утихают к утру, стоял день. Возможно, вторая половина дня.
было от чего повесить голову. Лишившись всего, что имелось с ними в
плавании, вплоть до ружей, выменянных у заезжих купцов за сотни соболей, они
оставались теперь в лодке с двумя парами весел и початым бочонком пресной
воды. Что их ждало впереди?
быть и что делать дальше. Но кто скажет, в какую сторону им двигаться? Это
прежде всего. Во-вторых, если дождаться ночи и если небо не будет в облаках,
можно попытаться определиться по звездам. Но как долго придется им плыть?
Сколько потребуется сил и времени? Дотянут ли, выдержат ли?
Точно бы он встал здесь навечно. Неужто повсюду так, неужто вес|ь мир
погрузился в такой туман?..
тот табак, что оставался при нем, весь вымок. И трубка куда-то подевалась. А
вода? А пища? Орган боялся думать об этом. Пока еще можно терпеть и пока еще
можно было не думать...
покачивалась на месте. Никуда ее не влекло, и никуда она не двигалась.
Весла, брошенные в воду, безвольно лежали на поверхности. Можно было понять
Эмрайина и Мыл-гуна - они достигли такого предела усталости, что не могли
поднять весла на борта: свалились в мертвецком сне.
туман стоял, лодка стояла, спешить было некуда... плыть было некуда...
разбудил Кириск.