невозможно, секретарша все ссылается на его занятость - то у него заседание,
то планерка, то его вызвали в вышестоящие, как онa любит подчеркивать,
инстанции.
человек, случайно приехавший сюда, как будто бы я здесь не родился и не
вырос, так пусто и отчужденно на душе моей. Иные знакомые со мной не
здороваются - я для них церковный отлучник, изгнанный из семинарии еретик и
прочее и прочее. И только одно греет мое сердце, одна желанная забота всегда
со мной - мое письмо. Иду и думаю о том, что напишу, что в очередном письме
я расскажу обо всем, что мне кажется интересным для нее, обо всем, что может
дать мне повод поделиться с ней своими думами. Никогда не предполагал, что
думать о любимой женщине и писать ей письма станет смыслом моей жизни. Я
только и жду хотя бы малейшей возможности поехать туда, где мы встретились.
Скорей бы! Иду и думаю об этом. Наверно, и у других людей были такие дни,
когда они тоже на какое-то время находили в любви главный смысл жизни и были
ею счастливы, но в отличие от них я не перестану любить до самой смерти, и
смысл моего житья будет только в этом...
происходило в начале лета. Редакция в те дни приветствовала мою идею,
торопила. Я же не предполагал, что, когда вопрос коснется дела, редакция
уйдет в кусты. Не думал никак, что странный принцип - оповещать, в массовой
печати только о том, что для нас благоприятно, престижно, - настолько силен.
незнакомые и притягательные для меня, провинциального россиянина, южные
края. Замысел состоял в том, чтобы поехать не как сторонний наблюдатель, а
как один из гонцов за анашой, влившись в их тайную компанию. Конечно,
возрастом я постарше их, но не настолько старше с виду, чтобы это
настораживало. В редакции прикинули, что в старых джинсах и в разбитых
кроссовках я вполне могу сойти за простецкого малого, если к тому же сбрею
бороду. Так я и сделал - бороду на то время сбрил. Никаких записных книжек я
с собой не брал, надеялся на память. Мне важно было проникнуть в ту среду,
выяснить, почему именно эти ребята оказались туда вовлеченными, что двигало
ими, кроме соблазнa наживы и спекуляции; мне необходимо было изучить изнутри
личные, социальные, семейные и не в последнюю очередь психологические
моменты этого явления.
цвести конопля-анаша, и именно в эти дни приступают к сбору ее цвета те, кто
специально отправляется за этим зельем в Примоюнкумские и Чуйские степи. Обо
всем этом мне поведал мой знакомый, учитель истории одной из школ нашего
городка Виктор Никифорович Городецкий. Когда мы оставались наедине, беседуя
о разных разностях, он называл меня в шутку отцом Авдием. Сам он
сравнительно молодой человек, однокашник моей сестры Варвары. А вот
племянник его, сын его родной сестры, Паша, Пахом, которого Виктор
Никифорович, оказывается, сам нарек этим именем, так вот Паша этот, как
выяснилось впоследствии, попал в анашистскую компанию. Ни родители, ни
Виктор Никифорович не знали об этом.
он часто бывал. Дней через пять после его отъезда Виктор Никифорович получил
телеграмму от следователя транспортной прокуратуры Джаслибекова с какой-то
далекой казахстанской станции. В телеграмме сообщалось, что его племянник
Паша находится под стражей - его задержали в связи с преступным провозом
наркотиков по железной дороге.
адресовал следователь Джаслибеков телеграмму. Паша боялся отца, человека
резкого и крутого. Виктор Никифорович немедленно вылетел в Алма-Ату, а
оттуда через сутки добрался на поезде до той степной станции. Застал он Пашу
в отчаянном состоянии. Ему грозил немедленный суд и приговор по особому
указу со сроком не менее трех лет в колонии строгого режима. Суд был
неизбежен - состав преступления налицо. Виктор Никифорович пытался, как мог,
втолковать племяннику, что другого исхода, к сожалению, нет, что по закону
за преступлением следует наказание. Советовал, как держаться, что говорить
на суде, обещал все объяснить родителям, обещал приезжать к нему на свидания
в колонию. Все это происходило в присутствии Джаслибекова. И тут вдруг
Джаслибеков говорит:
повторит подобное преступление, я отпущу его под свою ответственность. Мне
почему-то показалось, что вы сможете наставить этого молодого человека на
путь истинный. Если же он еще раз попадется с провозом анаши, его будут
судить как рецидивиста. Вот решайте сами.
поручился за Пашу, не знал, как и благодарить следователя, и тогда
Джаслибеков сказал:
вас. Попробуйте поднять в прессе серьезный разговор на эту тему. Ведь вы
учитель. Мы боремся с самими преступлениями, когда они уже совершены или в
процессе совершения. А вот кто и что гонит таких, можно сказать, мальчишек
вдаль, в безлюдные места, в среду деклассированных элементов, а то и отпетых
рецидивистов, мы не знаем, а ведь мы этих подростков судим, вынуждены,
обязаны судить. Очень хорошо, что вы, в частности, сразу откликнулись,
незамедлительно приехали и тем очень помогли мне, а многие родственники - и
таких большинство - не приезжают вовсе. И так попадает человек пятнадцати
лeт от роду в колонию строгого режима. А что там? Что с ними происходит,
чему они там научатся? Никчемными, искалеченными людьми - вот какими они
выйдут оттуда. Сами понимаете, тюрьма не от хорошей жизни. Виктор
Никифорович, душа болит, на все это глядя. Верите ли, только в прошлый сезон
по нашему участку дороги мы судили более ста подростков, а скольких мы
пропустили, не смогли задержать, а они все едут и едут отовсюду, от
Архангельска до Камчатки, прут, как рыба на нерест. Сколько же можно? Всех
ведь не пересудишь. У них возникла целая система промысла. Среди них есть
проводники - и здешние и нездешние, - которые ведут их в места произрастания
анаши, их мы тоже судим. А что они творят с поездами? Останавливают в степи
товарняки, в пассажирский-то они не смеют сунуться, там сразу их схватят.
Кто-то снабжает их специальным составом, порошок такой, если посыпать ночью
на шпалы, на рельсы, то в лучах фар возникает иллюзия, будто дорога занялась
огнем. Шпалы горят, рельсы горят. Конечно, машинист останавливает состав - в
степи всякое может случиться, выбегает на дорогу, но нет, ничего не горит,
все в порядке. А анашисты тем временем залезают в вагоны со своими сумками,
с чемоданами. Составы нынешние такие - на целый километр, попробуй уследи, а
они забираются и едут до узловой станции. Там покупают билеты. Пассажиров-то
вон сколько! Узнай, кто есть кто. Правда, милиция в последние годы завела
специальных собак, они анашу по запаху находят. Вот вашего племянника и
обнаружили с помощью собаки...
посвятил меня в эти дела. Но еще до этого я был внутренне готов к такому
разговору. Меня давно терзала мысль - найти нехоженые тропы к умам и сердцам
своих сверстников. Я видел свое призвание в поучении добру. Может, несколько
самонадеянно было с моей стороны полагать, что в этом мое предназначение,
но, во всяком случае, мне этого искренне хотелось, и, пожалуй, не в
последней степени это объясняется моим происхождением. В некоторых статьях
своих я уже говорил, хотя и в самых общих чертах, о пагубности алкоголизма
среди молодежи, примерно то же писал и о наркомании, ссылаясь на печальный
опыт Запада. Но все это было, по сути, с чужих слов, из вторых рук. А для
яркого и в то же время проникновенного материала, где были бы мои
собственные размышления и переживания по поводу всем известных и в то же
время суеверно избегаемых многими как чумы случаев наркомании среди
молодежи, особенно среди подростков, приводящих к печальным последствиям -
от саморазрушения личности до садистских убийств, - так вот, для такого
материала мне не хватало знания проблемы изнутри и реалий. А тут как раз
получилось, что Виктор Никифорович Городецкий, столкнувшийся с этим явлением
на собственном опыте, решил поделиться своими думами и душевными
огорчениями. Чтобы оторвать Пашу от прежних друзей-товарищей, промышлявших
анашой, вся семья, отец, мать, дети, вынуждена была, обменяв квартиру на
меньшую, переехать в другой город. Обо всем этом Виктор Никифорович и
рассказал мне с печалью и горечью.
x x x
конопляные степи. Дело в том, что именно здесь, на Казанском, формировалась
первоначально группа гонцов, они так себя и называли - гонцы. Эти гонцы, как
я потом убедился, съезжались из самых разных городов Севера и Прибалтики,
причем наиболее оживленными точками являлись Архангельск и Клайпеда, должно
быть, потому, что анашу там могли перепродавать морякам, уходящим в
плавание. Чтобы напасть на след гонцов, я должен был найти на Казанском
вокзале носильщика с нагрудным знаком восемьдесят семь по кличке Утюг, или
Утя, и передать ему привет от одного из бывших приятелей, упомянутого Пашей.
Утюг имел знакомство в билетных кассах - он обеспечивал, безусловно за
какую-то мзду, проезд. Но узнать, кто именно это устраивал, мне не удалось,
видимо, звено кто-то возглавлял, хотя и тайно. Так вот, этот Утя обеспечивал
организованный выезд группы гонцов, то есть он должен был добыть всем билеты
на один поезд, но желательно в разных вагонах. Сойдясь поближе с гонцами, я
узнал, что первая заповедь всех добытчиков анаши состояла в том, чтобы в
случае провала ни за что не выдавать друг друга, поэтому на людях им надо
было поменьше общаться между собой.
и уезжая из Москвы. Чудовищная толчея, особенно в метро и на вокзалах, - не
пробьешься, не протиснешься от многолюдья, и кого только и откуда только не
закрутит, как щепку, живой водоворот площади трех вокзалов, и все равно
любил я наезжать в Москву, любил, вырвавшись уже ближе к центру на