Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим.
Честно говоря, я не помню точно, что именно мы ели. Супа не было, но
второе -- какое-то мясо, овощи, много соуса -- напоминало густой суп всякие
непонятные травки, кубики, сладости и напитки -- все было фантастически
вкусным.
-- Мы очень просим вас, -- сказал папа. -- После обеда побудьте с нами,
Пилли. Вам не трудно?
-- О! Я с восторгом! -- воскликнула она и добавила: -- Орик ищет
сейчас, нет ли в доме подслушивающих устройств.
-- Колоссально! -- сказал я. -- Ну а даже, если они есть, эти
устройства, во-первых, когда у нас гости -- ведь не заговоры же мы затеваем?
А когда мы с папой вдвоем, мы просто снимаем с себя аппаратуру с присосками
и говорим, что хотим.
-- Ага, -- сказала, улыбаясь, Пилли, -- они запишут ваш язык, а потом
прослушают, надев на себя такую же, как у вас, аппаратуру, то есть получат
перевод.
-- Балда! -- воскликнул я и хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась.
Чириканье, да? Вполне. Но у нее -- нежнейшее.
-- А этот наш разговор, -- сказал папа, -- вполне заговорщицкий, не так
ли, Пилли?
-- О да! Но здесь, в столовой, записывающих устройств нет -- я
проверила еще до вашего приезда.
Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица!
-- Знаете, Пилли, -- сказал он. -- Что-то я плохо понимаю: Орик и вы,
допуская слежку за нами вашего правительства, не скрываете этого от нас. Вы
же нас совсем не знаете! Может быть. Земля настроена агрессивно.
-- Да?! -- сказала Пилли. -- Каким это образом? Ваш корабль был уже
изучен, когда он был на борту Карпия. На такой вашей штуке до нас и не
долететь. Во-вторых, вы, скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что
Земля не агрессивна.
-- Да, это так, -- сказал папа. -- Но вы-то откуда об этом знаете?
Земля -- это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя
на нас, всего лишь двоих землян.
-- Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень
техники, в том числе -- военной. Если он ниже нашего, нам бояться нечего. А
похоже -- так оно и есть.
-- Но если это и так -- нам-то есть чего бояться?
-- Не могу сказать ничего определенного, -- ответила Пилли, -- догадки
-- не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики -- тем более такой --
скрыта в глубинах самой этой сферы. Мне туда входа нет, хотя я и физик по
профессии.
-- Вы ходите на работу, Пилли? -- спросил я. -- Фи-изик?!
-- Нет, -- она улыбнулась. -- Я закончила "Сверхособую школу Хозяйки
Дома" и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна ходить на работу, но
тем не менее хочу получать... деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус
хоть и без поводка, но в ошейнике и наморднике, и снял их), я могу и не
ходить, но обязана раз в два года представлять Высшему Техническому Совету
какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория.
Вошел Орик и сказал, что "слушалок" нет.
-- Что же, -- сказал папа. -- Горгонерр не успел или не захотел это
сделать?
-- Пока нет окончательного представления об уровне вашей цивилизации,
нет и уверенности, что вы и сами эти штуки не обнаружили бы, а случись это
-- полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп.
И, быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав, что двери внизу башни и
двери квартиры закрываются сами, а открывают их просто прикосновением этих
вот двух пластинок -- желтой и красной, и отдал их нам.
-- Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, -- сказал папа, и в
этот момент Сириус, пришедший в себя после ошейника и намордника, вякнул и
запрыгнул на колени Пилли. Самовнушение поразительно: мы с папой выдумали,
что у него ядовитые зубы, -- мы же и вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась
и стала гладить кота.
-- Кольво, кольво, славный, -- повторяла она. -- Хороший кольво. Как
его зовут? Сириус? Странно. Очень похож на наших кольво. Вы от нас так
далеко, а кольво -- одинаковые, да и политоры вполне похожи на вас... Похожа
я на женщину Земли?
Папа, улыбаясь, кивнул, а я сказал:
-- Очень! Очень! И у наших -- тоже сзади нет глаза, Пилли! (Она
рассмеялась.) И еще -- вы очень, невозможно красивая!
-- Спасибо! -- сказала она. -- Наш интерес друг к другу был бы более
высок, если бы вы и мы были так же разумны, но кто-то из нас имел, например,
облик... слизняка со щупальцами.
-- Конечно, -- сказал папа. -- Вы открыли две планеты... Кстати, это
тоже снижает реакцию на нас...
-- Очень-очень частично, -- сказала Пилли. -- Мы именно открыли их. Не
более. Они -- полудикари. Аппаратики -- для связи с ними, чтобы не учить их
язык.
-- Вы с ними общаетесь. Зачем?
-- Мы берем у них металлы, сырье для топлива. В обмен.
-- Я не спрашиваю, на что, -- сказал папа.
-- Спасибо. Ничего особенного мы им не даем. -- Это она сказала чуть
грустно, -- Я почему-то ни на секунду не испугалась Сириуса.
-- Он разбирается в политорках, -- сказал я.
-- Наверное, люди изучали языки друг друга или изучали какой-то один,
наиболее удобный для всех.
-- Похоже, -- сказал папа, -- но не совсем.
-- Прошу вас, оторвите от себя присоски и поговорите.
Мы исполнили ее просьбу и, глупо поглядев друг на друга, поговорили о
том, что Пилли -- это какое-то совершенство, судя по ее отношению к
ядовитому Сириусу. Затем Пилли сделала нам знак замолчать и заговорила сама.
Потом, опять жестом, попросила нас вернуть присоски на свои места.
-- Ваш язык -- это что-то чудовищное, чуждое, страшное, -- сказала она.
-- И полагаю, что наш для вас...
-- Да, тоже полная дикость, -- сказал папа. -- Не язык, а набор
технических звуков разных частот плюс голоса, точнее, звуки каких-то птиц с
металлическим оттенком.
-- У политоров, в отличие от вас, очень сильно выпирает грудная клетка,
может, отсюда и разница голосовых аппаратов. У наших женщин тоже, но,
по-моему, это менее заметно и уж внешне никак нам не вредит. Да? Ведь верно?
-- Угу, -- сказал папа смущенно.
-- Теперь вывод, -- продолжала Пилли, не переставая гладить Сириуса и
бесстрашно запихивая ему в рот кусок какой-то еды он отбивался от нее всеми
четырьмя лапами, но ел. -- Вывод. Вы на Земле обошлись без машинно-языковой
связи. Мне почему-то кажется, что вы, конечно, могли бы ее создать для себя.
Это наверняка была бы машина огромных размеров, в память которой были бы
заложены все слова всех языков и многочисленные каналы связи внутри. Скажем,
кто-то нажимает кнопку своего языка, а другой -- своего, и можно
разговаривать. Фу, как нудно и долго я рассуждаю. Но маленький аппаратик,
вроде нашего, вы бы создать не могли и не создали. Для меня, например, этого
достаточно для оценки уровня вашей техники вообще.
-- Да, не создали, -- сказал папа. -- Но почему не могли бы?
-- Я уже говорила, ваш корабль был тщательно изучен.
-- Ну, наш-то -- это почти игрушка. Есть и похлеще.
-- Я догадалась, но дело не в размерах, а в принципах решения. Уверена,
что ваши корабли не развивают нашей скорости и не могут уходить в космос так
далеко.
-- Пилли, ну почему вы так думаете? -- спросил я даже как-то обиженно.
-- А вдруг и создадим аппаратик.
-- Наш аппаратик слушает и ваш голос, и ваше тело одновременно, он
улавливает не только звук, но и ваши подсознательные, не говоря уже о
сознательных, представления о вашем слове и его значении, он как бы
отгадывает суть слова. Не кусайся, Сириус! -- Потом нам: -- Не вскакивайте,
уже известно, что ваш кольво не выпускает яд, если вы этого не хотите, а вы
этого не хотите, потому что хорошо ко мне относитесь... Ни один ваш корабль
не дотянет до нас. А если он с полпути пошлет ракету, хоть тысячу штук, мы
это легко уловим и ракеты уничтожим. Нет, не перехватчиками, это вчерашний
день, их взорвут звуковые сигналы с Политории, они могут взорвать ваши
ракеты даже пока они на борту ваших кораблей.
Странное дело, мы с папой молча слушали ее, верили ей, это было
грустно, не то даже слово, но у нас не было и тени ощущения, что Пилли нас
запугивает. Просто это был разговор о положении вещей. А с другой стороны,
мы почему-то промолчали, когда она касалась зубов Сириуса и не боялась их,
веря, что мы управляем им. Мы молчали, не открывая ей правды, что наш
"кольво" безвреден, как одуванчик.
-- Знаете, Пилли, -- помолчав, сказал папа, -- какие ощущения у меня
возникают? За очень малое время, только на основании разговора с вами и не
очень откровенного разговора с Горгонерром, я понял, ощутил, что Политория
чем-то больна. Это дух военной болезни. Может, и не болезни агрессии, может,
это страх, способный породить агрессию, -- но это так.
Пилли задумчиво и грустно кивнула, как бы соглашаясь.
-- Проблема Горгонерра относительно вас, вернее, Земли, только отчасти
связана с импульсом войны. Проблема в другом, я думаю. Но об этом позже. Вам
нужно присмотреться не только ко мне, но и к Политории. А пока я улетаю
домой.
-- На чем? -- Я удивился.
-- Моя машина стоит за колонной дома, с другой стороны. Папа встал,
подошел к ней, и сказав "огромное спасибо, Пилли", нагнулся, взял ее ладонь
и поцеловал.
-- У вас это так делается? -- мягко и очень тихо сказала она.
-- Да, некоторые так делают, хотя это глубокая старина.