усвоил этакий педагогический прием - прежде чем ответить, подольше
помолчать, пока слова не станут более весомыми.
отскакивает от асфальта. У него ноет левое ухо. Зубы на левой стороне тоже
вот-вот разболятся.
терплю, - с готовностью отвечает Кролик: он горд, что не пренебрегал
заботой о своем теле и теперь имеет возможность доложить об этом своему
бывшему тренеру.
делил с ней это удовольствие, она сумела бы держать себя в узде.
смысла сказанного.
живой душе.
слабеть под тяжестью его пауз. Они стали еще длиннее, словно и сам Тотеро
ощущает их вес. Кролику снова становится страшно - уж не рехнулся ли его
старый тренер? И он начинает все сначала:
Иначе придется ехать домой. А я уже сыт по горло.
руку, ведет назад по переулку и говорит:
заставляя сжатые кости прямо-таки тереться друг о друга. В мертвой хватке
Тотеро есть что-то безумное. Голос его звучит теперь отчетливо, торопливо,
весело и, словно острый нож, врезается в ватное тело Кролика.
поспать, и совет. Ну вот, Гарри, я дам тебе место, где поспать, при
условии, при условии, Гарри, что, когда ты проснешься, у нас с тобой будет
серьезный, долгий и серьезный разговор о кризисе в твоей семейной жизни.
Скажу тебе сразу, Гарри, я беспокоюсь не столько о тебе, я слишком хорошо
тебя знаю и уверен, что ты не пропадешь, Гарри, но дело не в тебе, а в
Дженис. У нее нет твоей координации движений. Ты обещаешь?
она не так уж мне нужна. Была нужна, а теперь нет.
открывает дверь своим ключом. В здании пусто, молчаливый бар окутан
полутьмой, маленькие круглые столики, когда за ними никто не сидит,
кажутся хилыми и шаткими. Электрическая реклама на стене за стойкой
выключена и мертва - пыльные трубки и мишура. Тотеро чрезмерно громким
голосом произносит:
чудовище.
лестницы, когда они поднимаются на второй этаж.
говорит Кролик.
квадраты на коричневых шторах над низкой, черной от пыли батареей. Мужские
ноги выбили дорожки на узких голых досках пола.
поднимаются на чердак по крутой лестнице, похожей на прибитую к стене
стремянку, между ступеньками виднеются электрические провода и изодранные
обои. Наверху довольно светло.
своей куртки.
нож солнечного света на боковую стену над незастланной армейской койкой.
Вторая штора поднята. Между окнами стоит комод, хитроумное сооружение из
шести связанных проволокой пивных ящиков - три в высоту и два в ширину. В
ящиках - верхние рубашки в целлофановых мешках из прачечной, аккуратно
сложенные нижние рубашки и трусы, скатанные парами носки, носовые платки,
начищенные туфли и щетка с вставленной в нее расческой. С двух толстых
гвоздей свисают надетые на плечики короткие спортивные куртки ярких,
веселых тонов. Дальше одежды хозяйственные заботы Тотеро не простираются.
Весь пол в хлопьях пыли. Повсюду пачки газет и всевозможных журналов, от
"Нэшнл джиографик" до комиксов и автобиографий бывших уголовников для
юношества. Жилище Тотеро незаметно переходит в остальную часть чердака -
склад, где хранятся турнирные таблицы для игры в безик, бильярдные столы,
какие-то доски, металлические бачки и ломаные стулья с плетеными
сиденьями, рулон тонкой проволочной сетки; на трубке, укрепленной между
двумя наклонными брусьями, закрывая свет из окна в дальнем конце
помещения, висят костюмы для софтбола.
возвратившись, никаких перемен не замечает. Постель еще не постлана.
Тотеро ждет. Кролик - тоже, и только через некоторое время до него
доходит, что Тотеро хочет посмотреть, как он будет раздеваться; он
раздевается и в трусах и майке ныряет в смятую теплую постель. Хотя
Кролику противно лезть в логово старика, он рад, что можно наконец
вытянуться, ощутить рядом крепкую прохладную стену и услышать, как далеко
внизу проносятся автомобили, которые, возможно, охотятся за ним. Повернув
голову, чтобы сказать пару слов Тотеро, он с удивлением обнаруживает, что
остался в одиночестве. Дверь у основания лестницы на чердак закрылась,
шаги, удаляясь по первому и второму лестничному маршу, затихают, в
наружной двери скребется ключ, за окном кричит какая-то птица, снизу
доносится тихое лязганье из кузовной мастерской. При воспоминании, как
старик стоял и смотрел на него. Кролика передергивает. Но он уверен, что
его тренер этим делом не интересуется. Тотеро всегда был бабником, а не
педиком. Зачем же он тогда смотрел? И вдруг Кролика осеняет. Это
возвращает Тотеро в прошлое. Ведь он всегда стоял в раздевалке и смотрел,
как его ребята переодеваются. Решив эту задачу. Кролик весь расслабляется.
Он вспоминает, как парочка, держась за руки, бежала по автомобильной
стоянке у придорожного кафе в Западной Вирджинии, и жалеет, что не он
подцепил ту девицу. Волосы, как морские водоросли. Рыжая? Девушки из
Западной Вирджинии представляются ему неотесанными, нахальными хохотушками
вроде молодых техасских шлюх. Те так сладко растягивали слова, будто все
время подшучивали, но ведь ему тогда было всего девятнадцать. Он шагал по
улице с Хэнли, Джезило и Шембергером; тесная солдатская форма действовала
ему на нервы; равнины со всех сторон уходили за горизонт, такой низкий, не
выше чем по колено; в окна домов было видно, как целые семьи, словно куры
на насесте, сидят на диванах перед телевизорами. Маньяк Джезило громко
гоготал. Кролик никак не мог поверить, что они не ошиблись адресом. В окне
были цветы, настоящие живые цветы невинно стояли на окне, и его так и
подмывало повернуться и сбежать. Женщина, открывшая дверь, вполне могла бы
рекламировать по телевизору сухую смесь для кекса. Однако она сказала:
"Заходите, мальчики, не бо-о-йтесь, заходите и будьте как до-о-ма", -
сказала таким материнским тоном! И действительно там были они, хотя и не
так много, как он воображал; они сидели в гостиной на старомодных стульях
с шишечками и завитушками. Что придало ему смелости, так это их вид -
довольно-таки невзрачный, как у простых фабричных работниц, их и
девушками-то не назовешь. Лица как-то странно блестели, как в лучах
флюоресцентного света. Они забросали солдат шуточками, словно шариками из
пыли, парни стали смеяться и, оторопев от неожиданности, сгрудились в
кучу. Та, которую он выбрал, вернее, выбрала его она - подошла и тронула
за руку, - в блузе, застегнутой только на две нижние пуговицы, спросила
наверху сладким надтреснутым голосом, как он хочет - включить свет или
выключить, и когда он сдавленным голосом ответил: "выключить", засмеялась,
а после все улыбалась, добродушно приговаривая: "Молодец, мальчик. Ты
просто молодец. Даа-а. Ты уже ученый".
по тому, что она ни за что не хотела полежать с ним рядом, а упрямо
поднялась, села на край металлической кровати и уставилась в зеленое
ночное небо за темным окном, - он понял, что она просто играла свою роль.
Его разозлила ее немая спина с желтовато-белой полоской бюстгальтера, он
схватил ее за плечо и грубо повернул к себе. В полумраке тяжелые тени ее
грудей казались такими беззащитными, что он отвернулся. "Милый, ты ведь
только за один раз заплатил", - проговорила она ему на ухо. Славная
бабенка; женщина и деньги - это как раз про нее. Снизу тихо доносится
лязганье из кузовной мастерской. Этот шум успокаивает его, говорит, что он