VII
от росы лугам. Зиночка, заплаканная и ошеломленная, затолканная со всех
сторон, совершенно сбитая с толку той отчаянной борьбой, которую только что
вело за места в поезде сбесившееся от страха человеческое стадо, стояла на
площадке, притиснутая к самому ее краю спинами и узлами. В первое время
почти все молчали, и странно было видеть эти сдавленные, потные кучи людей,
с растерянными, округленными глазами, бешено влекомых в зеленых, синих и
желтых тесных ящиках по нежно-зеленым свободным полям, радостно озаренным
прозрачным утренним солнцем, как будто вздрагивающим от счастья в волнах
легкого, чистого воздуха и весело убегающим назад к оставленному городу.
пестрые крыши и трубы, главы церквей, блестящих, как звезды, и запыленные
зеленоватые купола пригородных садов. Ей было и стыдно, и противно и в себе
самой, и во всех окружающих, что они бегут оттуда.
всех, за нас... для всех этих идиотов, которые, выпуча глаза, бегут куда
попало..."
громадной туманной панораме, представились эти люди, которые не побежали
перед страшной смертью и там, на улицах, покрытых дымом и кровью,
застроенных мрачными и прекрасными баррикадами, точно навороченными из
земли, камня и железа руками гигантов, стоят и ждут смерти.
страдальчески, и прекрасны. Она вся вздрогнула и побледнела: ей нарисовалась
какая-то груда камней, дым, огонь и треск выстрелов и бледная, мертвая,
прекрасная голова, такая дорогая, единственная, что душа облилась кровью.
она ослабела, как будто падая в пропасть.
перебросилась мыслью к Сливину, и ей стало и легче, и жальче, и не
смертельная бледность ужаса, а грустные, почти материнские слезы показались
на глазах.
смешному и такому милому образу. - Может быть, и его убьют?.."
вокзале, заметив его растерянность и страх.
людей, яркое утро, ряды отряда дружинников, прошедших мимо вокзала когда они
подъезжали, гул и шум, рев паровозов и красные флаги, которые показались
далеко в конце большой улицы и долго торжественно и загадочно колыхались там
над синеющий вдали толпой, - все это возбудило ее, наполнило ощущением
грандиозности, торжественности и силы, и вид унылого, бледного Сливина
раздражал се.
блестя глазами и вся розовея от нахлынувшего подъема, говорила ему Зиночка.
бормотал Сливин. - Если бы вы знали, Зиночка, какой я трус... Вот еще ничего
не видно, может быть, еще ничего не будет, а у меня сердце все время
дрожит... Проклятый трус!.. - вдруг прибавил он неожиданно с исказившимся,
покрытым пятнами лицом и стиснутыми зубами.
ей сказать это было для него и невыносимо мучительно, и болезненно приятно.
сказать...
его тогда так обидела...
убить... нелепый он какой-то, жалкий..."
тех людях, которые здесь, на поезде, осмотрела их и почувствовала ненависть
и презрение.
других, стиснутый в самом входе вагона, старый Зек, поймав ее помутившийся
взгляд и истолковав его так, как он сам чувствовал себя в эту минуту. Он был
весь красный и потный, точно только что выскочивший из бани, но уже начинал
успокаиваться и приходить в себя в радостной мысли, что и он, и жена, и дочь
спасены.
что не могла нанести этот удар отцу и матери и поехала-таки с ними, подумала
она. И бессознательно прислушавшись к словам отца, почувствовала какое-то
странное ожесточение: ей вдруг захотелось и в самом деле упасть, броситься
прямо на рельсы, чтобы доказать всем этим, дрожащим, как скоты, над жизнью
людям, что не так уж драгоценна эта жизнь, что есть и такие, которые не
пойдут из-за нее на трусость, унижение, на позорное бегство. Зиночка крепко
стиснула зубы, так что на нежных округлых щеках выступили розовые скулы, и,
наклонившись над пустотой пролета между вагонами, взглянула вниз на рельсы,
сплошной белой полосой струившиеся из-под вагона.
колыхалась, точно ускользая из-под ног, но маленькие ручки крепко держались
за холодную железную палку, и было страшно смотреть. Изогнувшись гибкой
спиной и выпуклой грудью, она сделала движение, какое делает падающая кошка,
и выпрямилась.
невест, замерших в ожидании.
коры, а потом опять побежали назад луга и дороги, освещенные солнцем.
раздражение.
возбужденные, но уже звучащие нотками удовольствия сознания избегнутой, но
все-таки как-никак, а испытанной опасности. Все устроились и разместились, и
оказалось даже просторно, точно толпа растаяла. Старый Зек снял шляпу и
вытирал потное, красное лицо. Он довольно улыбнулся Зиночке.
проживем на даче, а там видно будет...
зло спросила Зиночка, глядя в сторону.
воробьиное право на свою жизнь.
следует, оттого что лезет на рожон... Кого они хотят этим удивить? Все это и
мы переживали... знаем... К чему этот фарс мальчишеский?.."
мой дом, как и твой...
ответила Зиночка, - что это подло!.. бежать!.. гадость!..
шляпе и старый человек, похожий на заморенного долголетней работой рабочего,
прислушались к разговору. Толстая старая купчиха, с глупым ужасом в
заплывших глазах, уставилась на Зиночку.
опасности из-за своих бессмысленных мечтаний! - краснея кирпичным цветом и
раздраженно выталкивая крикливые слова, повысил голос Зек.
пробормотал господин в серой шляпе.
раздражаясь и чувствуя, что не может чего-то доказать, без чего все-таки в
глубине души скверно. - И будьте вы искренни... к чему эти фразы?.. И вам
жить хочется, и вы такие же люди, как и мы... Это все позы... Как же,
юрой!.. Кого вы этим удивить хотите?..
кончаются смертью, а это уже не позы.
усмехаясь, заметил господин в серой шляпе. - Ведь вот вы же не остаетесь!..
отца.
и озлобленно довольный.
отозвался старый рабочий.
и раскаиваясь в своей жестокости.
Говорят, говорят, простите, по молодости... а расплачиваться, простите,
приходится нам...
За вас же больше всего и идут... вам же лучше хотят... И вам не бежать от
Максимов Альберт
Корнев Павел
Свержин Владимир
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Сертаков Виталий