поспешаловка и майский сиверко. Получи в натуре одного небоеспособного --
обузу на весь отряд и лично на твою совесть.
местечке наиважнейший его энзе лежал -- фляга со спиртом, семьсот пятьдесят
граммов, под пробку. Плеснул в кружку.
водой. -- Пей. И воды сразу.
нету. Мамы у тех будут, кто войну переживет. Ясно говорю?
ладонью по спине постукал слегка. Отошла. Слезы ладонями размазала,
улыбнулась:
прошу, выздоровей.
затаилось. За полночь перевалило, завтрашний день начинался, а никаких
немцев не было и в помине. Рита то и дело поглядывала на Васкова, а когда
одни оказались, спросила:
фрицев тех с пеньками не спутала, конечно.
на запасную позицию, приказал лапнику наломать и спать, пока не подымет. А
сам здесь остался, на основной, и Осянина за ним увязалась.
ведь и вообще могли здесь не оказаться, могли в другом месте на дорогу
нацелиться, могли какое-либо иное задание иметь, а совсем не то, которое он
за них определил. Могли уже бед натворить уйму: стрельнуть кого из
начальства или взорвать что важное. Поди тогда объясняй трибуналу, почему ты
вместо того чтобы лес прочесать да немцев прищучить, черт-те куда попер.
Бойцов пожалел? Испугался в открытый бой их кинуть? Это не оправдание, если
приказ не выполнен. Нет, не оправдание.
что в одной гимнастерке...
ежели фрицев проворонил.
единственный удобный проход к железной дороге. А до нее им...
незнакомой местности. Да каждого куста пугаясь... А?.. Так мыслю?
буреломе где-нито. И спать будут до солнышка. А с солнышком... А?..
смотрят.
Правильно подсказала: отдыхать должны. И ты ступай, Рита. Ступай.
Рита.
передовой, на лапнике, что Лиза Бричкина для себя заготовила. Укрылась
шинелью, думала передремать до зари -- и заснула. Крепко, без снов, как
провалилась. А проснулась, когда старшина за шинель потянул.
горизонта, зарозовели скалы. Выглянула: над дальним лесом с криком
перелетали птицы.
шебаршат, Рита. Значит, идет кто-то, беспокоит их. Не иначе -- гости. Крой,
Осянина, подымай бойцов. Мигом! Но скрытно, чтоб ни-ни!.,
наган, дослал в винтовку патрон. Шарил биноклем по освещенной низким солнцем
лесной опушке.
кустов, и Федоту Евграфычу показалось даже, будто хрустнул валежник под
тяжелой ногой идущего. А потом вроде замерло все, и сороки вроде как-то
успокоились, но старшина знал, что на самой опушке, в кустах, сидят люди.
Сидят, вглядываясь в озерные берега, в лес на той стороне, в гряду, через
которую лежал их путь и где укрывался сейчас и он сам и его румяные со сна
бойцы.
другое, когда причина сменяется следствием, когда рождается случай. В
обычной жизни человек никогда не замечает ее, но на войне, где нервы
напряжены до предела, где на первый жизненный срез снова выходит первобытный
смысл существования -- уцелеть, -- минута эта делается реальной, физически
ощутимой и длинной до бесконечности.
были в пятнистых серо-зеленых накидках, но солнце светило им прямо в лица, и
комендант отчетливо видел каждое их движение.
они двинулись к озеру...
спинами продолжали колыхаться, и оттуда, из глубины, все выходили и выходили
серо-зеленые фигуры с автоматами наизготовку.
Двенадцать... четырнадцать... пятнадцать, шестнадцать... Шестнадцать,
товарищ старшина...
6
быстро и с удовольствием, ибо именно в этом пунктуальном исполнении чужой
воли видел весь смысл своего существования. Как исполнителя, его ценило
начальство, а большего от него и не требовалось. Он был передаточной
шестерней огромного, заботливо отлаженного механизма: вертелся и вертел
других, не заботясь о том, откуда началось это вращение, куда направлено и
чем заканчивается.
и на его бойцов, что лежали сейчас за камнями, прижав, как ведено, тугие
щеки к холодным прикладам винтовок.
Осяниной скажешь, чтоб немедля бойцов на запасную позицию отводила. Скрытно
чтоб, скрытно!... Стой, куда ты? Бричкину ко мне пришлешь. Ползком, товарищ
переводчик. Теперь, покуда что, ползком жить будем.
придумать, что-то немедленно решить, но в голове было отчаянно пусто, и
только одно годами воспитанное желание назойливо тревожило: доложить. Сейчас
же, сию секунду доложить по команде, что обстановка изменилась, что своими
силами ему уже не заслонить ни Кировской железной дороги, ни канала имени
товарища Сталина.
камень. Звуки эти физически отдавались в нем, и, хотя немцы были еще далеко