Чтение 9–й страницы книги ~Соколиная охота~

- И где ты ее видела? - заинтересовалась Надежда.

- А тогда в китайском ресторане, когда ногу сломала...

- Что? - Надежда вытаращила глаза. - Ты была в китайском ресторане? И видела перестрелку? И до сих пор молчала?

- Да что говорить-то? - недоумевала Любка. - Я же со страху ничего не заметила! Но вот вчера, когда девицу-то увидела, то вспомнила. Точно это она! Была она в ресторане.

- Подробнее, - приказала Надежда.

- Ну, она вроде вместе с тем мужиком вошла, которого убили.., не мафиози, а тот, второй.., то есть за столом-то она не с ними сидела, а то бы и ее тоже...

- Так-так, - пробормотала Надежда, - стало быть, знакомы они были... Ну, я это и так предполагала...

Прибежал Андрей. В кармане халата у него лежала косметичка. Надежда прослезилась:

- Милый, благодарность от Любки получишь!

Она сунула косметичку в карман халата с твердым намерением разобраться наконец, в чем же дело. Но намерению этому суждено было сбыться не скоро.

Сначала принесли завтрак, потом явилась тетя Дуня и, таинственно блестя глазами, сообщила шепотом:

- В морге - нечистая сила!

- Час от часу не легче! - простонала Анна Поросенко. - Пора из этой больницы выписываться!

- Может, и нашу Сырникову нечистая сила ночью унесла? - Любка подмигнула Надежде, но получила от нее здоровенный удар в бок и замолчала на полуслове.

Надежда хоть и терпеть не могла Сырникову, чувствовала себя несколько виноватой - все же тетка пострадала из-за нее. То есть если бы ей не вздумалось перелечь на кровать у окна, то никто бы ее и пальцем не тронул. И тогда бандиты похитили бы Надежду.

И, возможно, это ее тело запихнули бы в могилу на Богословском кладбище... Нет уж, лучше об этом не думать. Сырниковой не повезло, значит, такое ее счастье.

- А я знаю, - продолжала неугомонная Любка, сделав страшные глаза, - это Революция Михайловна в морге куролесит! Ее призрак!

Тут уже заорали на Любку все трое: тетя Дуня, Надежда и Поросенке басом.

- Ничего святого для тебя нет!

Любка махнула рукой и отвернулась к окну, а тетя Дуня шепотом стала рассказывать:

- Нынче похороны этих, которых в китайском ресторане положили. Ну, с утра пораньше взялись покойников обмывать да обряжать, хватились - у мафиози все нормально, а у того, второго, - полпальца на руке нету!

- Чего-чего? - недоверчиво переспросили женщины, только Надежда уже все сообразила и прикусила язык.

- Палец на руке у того мужика отрезанный, - охотно пояснила тетя Дуня.

- Так, может, и не было пальца-то? - протянула Любка больше для куражу, на самом деле ей до пальца не было никакого дела.

- Как это - не было? - всполошилась тетя Дуня. - Когда привезли, все покойники в целости были, только простреленные. И доктор определил, что палец уже у мертвого отрезали. Определенно, это в ту ночь случилось, когда Михалыча по голове приложили...

- А при чем тут нечистая сила? - не сдавалась Любка.

- А при том, что кому может палец от покойника понадобиться? - строго спросила тетя Дуня. - Только для нехорошего дела покойников воруют...

- Прямо "Пожиратели трупов", американский сериал... - вздохнула Любка.

"Ну-ну, знаем мы этих пожирателей трупов", - подумала Надежда, но вслух ничего не сказала.

Тетя Дуня удалилась, а вместо нее пришел профессор с обходом. То ли в этот раз Надежда Николаевна была более убедительна, то ли еще раньше надоела лечащему врачу просьбами о выписке, но профессор внял ее мольбам и распорядился снять гипс. И если с ногой все будет в порядке, то больную Лебедеву немедленно выписать, чтобы она проходила лечение физиотерапией амбулаторно по месту жительства.

Больная Лебедева чуть не расцеловала старичка профессора и вприпрыжку помчалась в перевязочный кабинет.

Сняли гипс, и ногу еще просветили рентгеном, наступать было немного больно, и вообще Надежда чувствовала себя не слишком уверенно, но все же надеялась, что дело закончилось благополучно. А уж на физиотерапию и лечебную физкультуру она будет ходить исправно. Собрав вещи и переодевшись, Надежда договорилась со старшей медсестрой, что будет ждать документы о выписке прямо в палате, и удалилась в туалет с косметичкой. Очень хотелось узнать, в чем там секрет - не было сил дотерпеть до дома.

Она закрылась в кабинке и достала заветную косметичку.

Ничего там не изменилось - лежали в беспорядке помада, пудра, носовой платок... Надежда Николаевна открыла баночку с кремом для рук, потому что она казалась наиболее подозрительной. Она снова понюхала крем, потом запустила туда пилочку для ногтей и пошуровала легонько. Странное дело: баночка была полна, а пилка утопилась только на сантиметр. Надежда ухватила ногтями и вытащила из крема небольшую цилиндрическую емкость. Обтерев емкость, она взглянула и не обомлела только потому, что уже представляла себе, что там увидит. В прозрачном пластиковом сосуде находился отрезанный человеческий палец. Вернее, две фаланги указательного пальца с правой руки. Что ж, теперь понятно, почему девица так ищет свою косметичку.

"Итак, - сказала себе Надежда, - палец, разумеется, у покойника отрезала девица. Именно за этим она и приходила в морг. Не будем уподобляться тете Дуне и кричать про нечистую силу. Палец был нужен девице для дела - не на память же она его отчекрыжила.

Не напрасно я смотрю и читаю детективы - там черным по белому сказано, что бывают такие двери, которые открываются, только если приложишь к фотоэлементу палец. К примеру, какое-то секретное хранилище. И могут посещать его только десять человек, так их пальцы заносятся в память компьютера, и только они и могут пройти, только по их пальцу дверь откроется. Но это, конечно, очень круто. Вряд ли найдется у нас в стране государственная структура, у которой денег хватит на такую аппаратуру. И потом - вдруг сломается компьютер? Или найдется ушлый хакер, который залезет в программу? Нет, в нашей стране технике не настолько доверяют. Да и средств нету. Вот разве в каком-нибудь коммерческом банке...

В банке, - мысленно повторила Надежда. - А если банк, значит, деньги. Большие деньги, иначе девица не стала бы заниматься таким малопривлекательным делом - пальцы у покойника отрезать. Но при чем тут деньги? То есть кто такой этот загадочный покойник и откуда там могут быть замешаны большие деньги? Хорошо бы выяснить..."

Надежда встрепенулась, спрятала палец обратно в крем и решила поразмышлять обо всем дома, на досуге, если, конечно, настырная девица не прихватит ее раньше времени и не потребует свое имущество назад.

По справедливости-то следовало бы отдать ей косметичку. Но, во-первых, Надежду очень возмутило хамство незнакомой девицы и ее отвратительные манеры.

Ты попроси по-хорошему, тогда тебе всегда навстречу пойдут! А она - сразу грубить... А во-вторых, существовал еще бандит Дух, которому тоже отчего-то понадобилось содержимое косметички, и, если Надежда отдаст ее девице, Дух ни за что не поверит. Так что надо еще придумать, как избавиться и от преследования, и от косметички одним махом.

И где-то в самой глубине души Надежды Николаевны сидел маленький любопытный червячок и тихонько изводил ее вопросом: для чего всем так нужен палец? Какую дверь можно открыть с его помощью и что за этой дверью находится? Пещера Али-Бабы?

Или наоборот - запретная комната Синей Бороды?

Бесконечно прав был ее муж Сан Саныч, когда, перефразируя Достоевского, частенько восклицал:

"Говорят, любопытство не порок. Но в твоем случае, Надежда, любопытство - порок! И большой порок..."

Но его легкомысленная жена не внимала предостережениям и все время вляпывалась в какие-то сомнительные истории. Сан Саныч пришел бы в ужас, узнав про события прошлой ночи. Так что самая главная задача у Надежды была сделать так, чтобы муж ничего и никогда не узнал. Начнет волноваться, давление поднимется, а самое главное - воспитывать станет и дома запрет. Хотя как ее, взрослую женщину, дома запрешь? Не домострой все-таки... Но жалко его, так много работает, а все же возраст - пятьдесят пять скоро стукнет, не молоденький. Нет, Надежда скажет ему, что очень соскучилась и уговорила доктора выписать пораньше, хотела сюрприз мужу сделать. В этом есть доля истины, а со своими проблемами она разберется со временем, дайте в себя немножко прийти...

Надежда приободрилась и поспешила в палату, где Любка растворила окно настежь и призывно махнула рукой, приглашая посидеть рядом.

* * *

Возле морга царило необыкновенное оживление.

Обычно в день похорон здесь появлялись небольшие группы родственников, съезжавшихся по одному, по двое и группировавшихся вокруг заплаканной вдовы или, несколько реже, подавленного вдовца.

В этой группке всегда находился мужчина помоложе и покрепче, который суетился, бегал с бумагами, совал деньги санитарам, выискивал куда-то запропастившегося шофера, постоянно уходил внутрь морга и возвращался оттуда с какой-нибудь новой важнейшей информацией, собирал бригаду для переноски гроба - в общем, брал на себя организационные хлопоты, предоставив вдове принимать соболезнования и промакивать глаза черным кружевным платочком.

Но сегодня все выглядело совершенно не так.

У здания морга понемногу собирались хорошо одетые мужчины средних лет в длинных черных или бежевых кашемировых пальто, теплых не по сезону, с выражением настороженной задумчивости на лицах.

Оставив свои дорогие, сверкающие многослойным лаком машины за воротами, они подходили к моргу пешком, что дополнительно придавало их лицам оттенок крайнего утомления, граничащего с продуманным героизмом.

Каждого из этих героев невидимого фронта сопровождали по двое молодых парней в коротких черных кашемировых полупальто, нагруженных неподъемными венками из свежих роз, перевитыми шелковыми лентами с высокохудожественными траурными надписями.

Тексты надписей не грешили разнообразием и приблизительно сводились к вариациям на тему: "Дорогому другу от товарищей по общему делу".

По какому именно делу - не уточнялось. Разнообразие этим надписям придавали чрезвычайно замысловатые и изысканные шрифты, от стилизованного церковного полуустава до чего-то отдаленно напоминающего арабскую вязь.

Один из кашемировых господ позволил себе некоторую оригинальность, появившись с венком, на котором простыми и четкими буквами, позаимствованными из заглавия газеты "Правда", было начертано:

"Дорогому корешу на вечную память от соседа по нарам в семидесятом году".

На эту надпись коллеги косились с явным уважением.

Вообще, надо сказать, все эти кашемировые бароны посматривали друг на друга осторожно и недоверчиво, здоровались очень сдержанно и старались не особенно удаляться от собственной группы поддержки с венками.

Вдова покойного, стройная растерянная женщина средних лет, стояла возле дверей морга, скрывая свое горе под черной вуалью, и нервно принимала соболезнования от каждого вновь прибывающего кашемирового господина, большинство которых видела первый и последний раз в жизни. Возле нее, злобно косясь друг на друга, стояли двое ближайших соратников покойного: громоздкий неповоротливый блондин с пересекающим лицо кривым шрамом и единственным голубым глазом, недоверчиво взирающим на окружающих, и худощавый горбоносый кавказец, смуглый, как южная ночь, живой, как ртуть, и опасный, как бритва, - двое основных претендентов на освободившееся после Кабаныча председательское кресло в возглавляемой им организации - Сеня Одноглазый и Жора Дух.

Подходившие с соболезнованиями коллеги покойного обязательно обращались к его вдове, а вот из двоих претендентов на трон каждый кашемировый привечал кого-нибудь одного: кто белобрысого Сеню, кто смуглого Жору. Люди, сведущие в сложной политике городского криминалитета, запоминали, кто из претендентов получил сегодня больше знаков внимания от этих высокопоставленных особ, тем самым вычисляя предвыборный рейтинг каждого. При этом нужно было учесть не только количество полученных сердечных соболезнований, но и значение каждого из прибывших на похороны авторитетов в сложной уголовной иерархии.

Наконец по сигналу, поданному Одноглазым, на площадку перед моргом осторожно вырулил автобус - не допотопный замызганный "ЛиАЗ", а сверкающий хромом и лаком мерседесовский красавец, и четверо широкоплечих бойцов невидимого фронта, заметно напрягая бычьи шеи, вынесли из морга потрясающей красоты резной лакированный гроб красного дерева.

- У него там телевизор внутри, - раздался над ухом у Надежды Николаевны, с интересом наблюдавшей за выносом тела, Любкин голос.

- Что? - удивленно переспросила Надежда. - Какой телевизор? Где телевизор? В гробу, что ли?

- В гробу, конечно, - подтвердила Любка, как само собой разумеющееся.

- Зачем в гробу телевизор?

- Для крутизны. - Любка посмотрела на Надежду снисходительно, как первокурсница на старшеклассницу.

- Поясни. - Надежда встряхнула головой. - Ничего не понимаю!

- Это Юрин знакомый один занимается, - начала терпеливо объяснять Люба непросвещенной Надежде Николаевне. - Он золотую жилу, можно сказать, нашел - возит из Испании специально для братков крутые гробы. У них ведь как - смертность очень высокая, профессия в группе риска, похороны по принципу:

"Сегодня - ты, а завтра - я!" Ну и выпендриваются друг перед другом - все самое дорогое, все самое крутое. И похороны, и места на кладбище, ну, соответственно, и гробы со всеми возможными прибамбасамй.

Этот Юрин знакомый специально с испанцами договорился - они в гробу телевизор устанавливают, неработающий, правда, но "Сони" или "Филипс", мини-бар со всякими напитками, телефон... Испанцы первое время удивлялись, а потом привыкли. Им-то что, лишь бы деньги платили! А братки следят, чтобы все было по высшему разряду, - если у Толяна гроб с телевизором, то у Вована без него тоже никак нельзя!

- Ну надо же! - поразилась Надежда. - Как у древних скифов.., в могилу клали коня, оружие, а то и жену.., чтобы на том свете ни в чем не было недостатка...

- Оружие они тоже кладут, - подтвердила Любка, - а вот жену... - Она задумалась, и в глазах у нее появился живой блеск.

Надежда снова перевела взгляд на площадку перед моргом.

Роскошный гроб со всеми удобствами сунули в автобус, но, кроме носильщиков гроба, туда никто не сел: остальные участники церемонии разошлись по своим машинам, и процессия двинулась на кладбище.

- Где хоронить-то будут? - поинтересовалась Надежда у всезнающей Любки.

- На Богословском, - ответила та мгновенно, - у какого-то архиерея место откупили, могилу вырыли - как котлован под Ледовый дворец.

После отбытия родных и близких великого человека площадка показалась Надежде опустевшей, хотя в действительности на ней оставалась еще одна группа, но уже более традиционная: заплаканная интеллигентная старушка в черном пальто и шляпке, несколько мужчин средней комплекции с откормленными женами, обязательный в такой ситуации энергичный молодой человек с черной шелковой повязкой на рукаве зеленоватого плаща.

- А это второго родственники и сослуживцы, - пояснила Любка.

- Какого второго? - машинально спросила Надежда, потому что ее внимание привлекло какое-то движение на тропинке возле известной дырки в заборе.

- Ну, Надежда Николаевна, какая вы непонятливая! Их же двоих в ресторане убили, авторитета и этого, второго. У них какая-то деловая встреча была.

Старушка - это его мать, а жены у него не было...

- Люба, откуда ты все это знаешь? - поразилась Надежда.

Любка в ответ только пожала плечами - слушать, мол, тетю Дуню надо ухом, а не брюхом...

Движение возле дыры продолжалось и вскоре оформилось на тропинке в некую даму, одетую в черный костюм - длинную юбку и жакет, отделанный пышным черным же мехом. Дама выглядела очень представительной, ступала тоже с достоинством, даже несколько сердито. Возраст ее по походке Надежда определила как выше среднего, более точную цифру дало бы лицо, но лица-то как раз видно не было из-за огромной широкополой шляпы.

- Как она через дыру пролезла в такой шляпе? - перехватила Любка взгляд Надежды.

- Да уж, - протянула та, не отрывая глаз от интересующего ее зрелища.

Дама целеустремленно направилась к группе ожидающих покойника, весьма бесцеремонно отодвинула двух дальних родственников - третий, пониже ростом и послабее на вид, предпочел отскочить сам - и пробилась к старушке.

- Мама, какое же у нас горе! - воскликнула она так громко, что даже Надежда в окне услышала, и кинулась старушке в объятия.

Старушка, застигнутая врасплох, сделала было попытку шарахнуться в сторону, но после покорилась поцелую, как неизбежному злу.

- Ой, Любка, сведения у тебя устарелые, - усмехнулась Надежда. - Говоришь, жены у него нету?

А это, по-твоему, кто?

- Да черт ее знает! - фыркнула Любка. - А с чего вы взяли, что она жена?

- Ну, бывшая, а только точно жена. Сама посуди: держится нахально, как хозяйка, к старухе обниматься полезла, мамой ее назвала. Не стала бы старуха от собственной дочери шарахаться! Нет, уж поверь мне, эти двое - невестка со свекровью.

Любка согласилась - ей-то было все равно, Надежда же продолжала наблюдать с большим интересом.

На этот раз венки были куда скромнее, и автобус подали с обычным опозданием, и был он такой же, как всегда, - маленький и забрызганный грязью, и мест в нем, конечно, было гораздо меньше, чем родственников, так что начались выяснения, кто поедет в автобусе, а кто - своим ходом, и кто на кладбище, а кто - прямо домой.

В общем, шла обычная похоронная суета без "новорусских" излишеств.

Надежда отчаялась узнать что-либо ценное и наблюдала за событиями от нечего делать. В очередной раз осматривая площадку, она обратила внимание на женщину лет сорока, худощавую и напряженную. Надежда осознала, что давно заметила эту женщину, просто до сих пор ее больше занимали экзотические персонажи из окружения покойного авторитета, да еще дама в черной шляпе сумела заполнить своей персоной чуть ли не все пространство, и невзрачная женщина не вызывала особенного интереса. А зря. Поведение этой женщины было довольно необычным: она явно стремилась все видеть, за всем наблюдать и в то же время оставаться в стороне, в тени, не привлекая ничьего внимания. Надежда еще раз взглянула на женщину и сказала себе, что как раз невзрачной-то ее она при более детальном рассмотрении не назвала бы.

Женщина была скромно одета, кое-кто нашел бы ее одежду бедной. Но одежда сидела на ней очень ладно, сама она была подтянутой, и чувствовалась в ней некоторая жесткость, несгибаемость.., нет, такого человека никак нельзя назвать невзрачным.

В это время перед моргом появился новый персонаж - запыхавшийся мужчина в сером плаще, с букетом гвоздик в руке. Увидев, что участники похорон еще не уехали, он подошел к матери покойного с соболезнованиями, от жены же отвернулся, как от незнакомой, на что она, смерив его неодобрительным взглядом из-под шляпы, что-то нелюбезно процедила.

- Ой - вскрикнула Надежда. - Я же его знаю!

Это Сережа Мыльников, мы вместе работали!

Тут дверь палаты открылась и на пороге появилась медсестра со словами:

- Лебедева, ваши документы!

Надежда была уже готова к выписке, она простилась с Любкой, взяла бумаги и пошла вниз. Однако неисправимое любопытство, как всегда, взяло в ней верх над благоразумием, и, вместо того чтобы выйти через центральный вход и пойти на улицу, Надежда неожиданно свернула к запасной лестнице, выходившей во двор, и оказалась перед моргом.

Здесь она внушила себе, что хочет просто поздороваться со старым знакомым, и решительно направилась к Мыльникову, который в углу двора разговаривал с той самой таинственной женщиной, заинтересовавшей Надежду.

Что-то подсказало Надежде, что не стоит высовываться сразу, а следует немного подождать. Собеседница Сергея снова отошла в сторону, и тогда Надежда кашлянула.

Сергей обернулся, и при виде Надежды брови у него полезли вверх.

- Надя! Сколько лет, сколько зим! А ты-то как здесь?

Показав на костылик, Надежда объяснила:

- Да вот в больнице лежала, перелом ноги. Как раз выписалась, тебя вот увидела... Ты-то здесь какими судьбами?

- Вот, видишь, Загряжского хоронят, а я работал у него долго, неудобно было не прийти... Грустное мероприятие.., стою как дурак, никого не знаю, а тут ты!

Думал, мерещится мне - надо же, Надя Любимова!

- Теперь я Лебедева, - с улыбкой поправила Надежда, - уже восьмой год.

- Ах да, я ведь слышал, поздравляю! Как живешь, Надежда, как тебя угораздило? - Сергей показал на костыль - Да ерунда, уже прошло, гипс сняли, - отмахнулась она - Ты лучше скажи: что за человек был этот...

- Загряжский? - перебил он. - Ну, Надежда, в двух словах не расскажешь, тем более что про покойников нужно только хорошее говорить.

- А что - ничего хорошего про него не скажешь? - напрямик спросила Надежда.

- Да не в том дело, просто я в последнее время с ним не общался, уже года два как он из института ушел.

- Куда ушел? - требовательно спрашивала Надежда.

- То есть ушли-то все кто куда, институт закрылся по причине банкротства, - с досадой продолжал Сергей. - Вот ты скажи, Надежда, кому это выгодно - такие кадры на улицу выбрасывать? Кому это нужно в государственном масштабе? Всю жизнь, как работать начал, только и слышу: инженер такой, инженер сякой. Рабочий класс, мол, - это да, а вы, интеллигенция, плететесь в хвосте строительства коммунизма Создали, понимаешь, такой образ у людей в голове, что как только скажут "инженер", так сразу всплывает такой хилятик в очках и с бородой. А сколько эти хилятики летом на заработках домов понастроили, леса повалили, дорог проложили! Я тебе так скажу, Надежда, - серьезно продолжал Сергей, заметив, что Надежда улыбается, - если бы не мы, инженеры, так не знаю, как у других, а население нашего города точно бы с голоду померло! Кто по четыре-пять месяцев из колхозов не вылезал? Помнишь?

- Помню, - вздохнула Надежда. - Сначала прополка, потом уборка. На всю жизнь я эти поля свекольные запомнила необозримые, до сих пор свеклу терпеть не могу.

- А субботники, а овощебаза чуть не каждый выходной? - вопрошал Сергей. - И вот, если мы, несмотря на тяжелейшие условия, еще что-то разработать могли, то нам памятник ставить нужно! Не зря те, кто на Запад подались, первое время там прямо диву давались. Никто тебя не дергает, ни в колхоз, ни на базу, ни в дружину, начальство по пустякам нервы не треплет, ленинский зачет сдавать не нужно, на профсоюзном собрании в ладоши хлопать никто не заставляет! Работай себе на здоровье, и еще кофе два раза в день за счет фирмы подают!

- Тихо, Сергей. - Надежда заметила, что на н недовольно оглядываются родственники. - Что про прошлое время вспоминаешь, оно давно кануло.

Ты про сейчас рассказывай.

- А я и говорю про сейчас! - Сергей понизил голос:

- Слава богу, дожили до перестройки. Как говорится, оглянулись - прослезились. Ну, что партия как рулевой не в ту сторону повела, это все знают, про это неинтересно. Но оказалось, что и вести-то теперь некого! Где рабочий класс? Нет рабочего класса, давно мозги пропил. У кого же хоть что-то в головах осталось? У нас, у интеллигенции. Вроде бы доказала жизнь, что работники умственного труда не последние спицы в колесе. Так здрасьте, пожалуйста, опять мы, инженеры, никому не нужны! Я тебя и спрашиваю: кому это выгодно, а, Надя?

- Не кипятись, расскажи лучше про Загряжского, - примирительно проговорила Надежда.

- Да, так вот, развалился, значит, институт, и мы все кто куда попристраивались. Кто-то за рубеж намылился, да поздно уже: куда в этой Америке ни плюнь, даже в самом малюсеньком городке, где колледж есть, - там сидит русский и физику или математику преподает! Знаешь, даже анекдот такой есть: "Что такое американский университет? Это такое место, где русские профессора учат физике китайских студентов".

- Да слышала я этот анекдот! - Надежда потеряла терпение, отчаялась узнать что-нибудь путное и собралась уходить.

- Ну, извини, что-то я разошелся. Так, значит, про Загряжского. Организовал он какую-то свою контору.

Достал денег, посадил директором одного мужика, у того большие связи в Москве. Специалистов набрал, из своих же сотрудников. Надо ему, Загряжскому-то, должное отдать: организовать дело он всегда умел.

Так, в работе-то не очень, но организатор отличный!

- Да чем они там занимались, в этой конторе? - потеряла терпение Надежда.

- Ты как с луны свалилась! - возмутился Сергей. - Будто и не работала в режимной организации столько лет! У института какой был профиль? Самолетостроение. Каких специалистов Загряжский набрал? Самых лучших, кто остался здесь, конечно. Ну да в нашем секретном профиле не всех выпустят.

- А тебя не звал он?

- Звал, - усмехнулся Сергей, - да я к тому времени уже работу нашел, неудобно было уходить. И какое-то было у меня предчувствие, что неладно там.

Видишь, так оно и вышло. Убили Загряжского, теперь все развалится.

- Там же начальник еще остался?

- Так он же умер незадолго до этого! Мне Игорь Медунов рассказывал, недавно его встретил, он у Загряжского работал. И Пашу Грибова он пригласил...

Сергей замолчал и с улыбкой повернулся навстречу той самой женщине, подтянутой и худощавой, с которой говорил раньше.

Та, приблизившись, слегка кивнула Надежде. Простой синий плащ, из которого выглядывал ворот черного свитера, - похороны, полагается в черном. Коротко подстриженные пепельные волосы, серые глаза, никакой косметики. Однако глаза на бледном лице все равно выглядели яркими.

- Вы познакомьтесь, - обратился к ним Сергей. - Это Таня Грибова, моя старинная знакомая, а это - Надежда Лебедева.., сослуживица моя.., давно не виделись, а теперь вот.., встретились...

Надежда на всякий случай убрала за спину костыль.

- Ну ладно, Сережа, я пойду. - Татьяна оглянулась на родственников покойного, рассаживавшихся в автобусе. - На кладбище все равно не поеду, я никого из них не знаю.

Провожая глазами удаляющуюся к воротам Татьяну, Надежда спросила:

- Давно вы знакомы? Необычная женщина, что-то в ней чувствуется незаурядное.

- Еще бы! - Сергей улыбнулся. - Ты даже не представляешь, насколько незаурядное! Мы с ней познакомились пятнадцать лет назад, на полигоне в Казахстане. Точнее, сначала я познакомился с ее мужем. Павел Грибов был тогда знаменитостью, восходящей звездой. Гениальный конструктор, блестящий математик.., а она - ты не поверишь! Она тогда была летчицей, испытывала новые модели самолетов.