ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ОПЫТЫ ОРКОТОМА
высказывал свой взгляд на болтовню сокровищ. Так как он сообщал весьма
уверенно о непогрешимых опытах, повторенных неоднократно, и каждый раз с тем
же успехом, большинство слушателей было ошеломлено. Некоторое время публика
сохраняла благоприятное впечатление о его докладе, и в течение целых
полутора месяцев считали, что Оркотом сделал замечательные открытия.
повторить опыты, которыми он так гордился. Собрание, созванное по этому
случаю, было блестящим. На нем присутствовали министры, и сам султан
соблаговолил явиться туда, оставаясь, однако, невидимым.
современников развила в нем привычку говорить с самим собой, - и вот как он
рассуждал:
покровитель, - набитый дурак. Если академик, который, конечно, не колдун,
может заставить говорить мертвые сокровища, то гений, который мне
покровительствует, сделал большую ошибку, заключив договор с дьяволом и
продав ему душу, с тем чтобы наделить душой сокровища, полные жизни".
академиков. Аудиторию Оркотома, как мы видели, составляли все обитатели
Банзы, сколько-нибудь сведущие в вопросах о сокровищах. Он мог бы вполне
быть довольным своей аудиторией, если бы смог ее удовлетворить; но опыты его
не имели ни малейшего успеха. Оркотом брал сокровище, приближал его ко рту,
дул в него до потери дыхания, оставлял его и снова брался за него, потом
начинал производить опыт над другим, ибо он принес сокровища всех возрастов,
всех размеров, всевозможных состояний и цветов; но тщетно он дул на них,
слышались только нечленораздельные звуки, совсем не похожие на те, какие он
обещал.
собой и заявил, что такие опыты не проходят удачно перед столь большим
количеством публики, и был прав.
любимой султанши.
прав - вы или Оркотом? Ведь его сокровища творили чудеса. В этом нет
сомнения.
недовольны.
сравнима. Я не хочу слышать о нем. Что скажете вы, будущие поколения, когда
узнаете, что великий Мангогул выдавал пенсию в пять тысяч экю таким людям, в
то время как храбрые офицеры, которые орошали своей кровью лавры, увенчавшие
его чело, не получали больше четырехсот ливров пенсии! Ах, черт возьми, я
прихожу в ярость! Я потерял расположение духа на целый месяц.
ходил с опущенной головой взад и вперед, останавливался и по временам топал
ногой. На минуту он присел, но тотчас же вскочил, простился с Мирзозой,
забыл ее поцеловать и удалился в свои покои.
деяний Эргебзеда и Мангогула, продолжает в следующих выражениях:
ученых из своего царства. Отнюдь нет. На другой день он встал веселый, утром
покатался на карусели с кольцами, вечером ужинал со своими фаворитками и с
Мирзозой в великолепном шатре, разбитом в садах сераля, и казался ничуть не
озабоченным государственными делами.
преминули осудить его поведение. К чему только не придерутся эти люди!
государством! Целый день не выпускает копья из рук, а ночи проводит за
столом.
игрой, расставшийся с женой и давший своим детям прескверное воспитание.
Если бы я был султаном, я гораздо лучше него привел бы Конго в цветущее
состояние. Я хотел бы быть грозой моих врагов и любимцев подданных. Меньше,
чем в полгода, я восстановил бы во всей силе полицию, законы, армию и флот.
У меня было бы сто линейных кораблей; наши ланды превратились бы в
плодородные поля, и дороги были бы исправлены. Я уничтожил бы или, по
крайней мере, уменьшил наполовину налоги. Что касается пенсий, господа
остроумцы, даю слово, вы не получали бы и на понюшку табаку. Бравые офицеры,
Понго Сабиам! - бравые офицеры, старые солдаты, судьи, вроде нас,
посвятившие труды и досуг на то, чтобы чинить правосудие - вот люди, которых
я осыпал бы милостями!
беззубый политик с прилизанными волосами, в камзоле с протертыми локтями и в
обтрепанных манжетах, - нашего великого императора Абдельмалека из
абиссинской династии, который царствовал две тысячи триста восемьдесят пять
лет тому назад? Разве вы не помните, как он велел посадить на кол двух
астрономов за то, что они ошиблись на три минуты в предсказании солнечного
затмения, и четвертовал своего хирурга и придворного врача, предписавшего
ему некстати манную кашу?
праздные брамины, эти черви, жиреющие от нашей крови? Разве несметные
богатства, в которых они утопают, не больше подошли бы таким честным людям,
как мы?
лотарингских ликерах? Все окунулись в роскошь, которая возвещает близкую
гибель империи, естественное последствие пренебрежения к пагодам и
развращения нравов. В те времена, когда за столом великого Каноглу ели
только одно мясо и пили только шербет, разве ценили модные фасоны, лаки
Мартена{432} и музыку Рамо? Оперные актрисы были так же несговорчивы, как и
в наши дни, но их можно было получить за более сходную цену. Государь, как
видите, вносит большую порчу во все. Ах, если бы я был султаном!
вышел живым из битвы при Фонтепуа и потерял руку, сражаясь рядом с государем
в битве при Лоуфельте, - ты наделал бы глупостей больше, чем их наговорил.
Эх, дружище, ты не умеешь придержать язык, а хочешь управлять империей! У
тебя не хватает ума управлять собственной семьей, а между тем ты хочешь
привести в порядок государство. Замолчи, несчастный! Уважай властителей
земли и благодари богов за то, что ты родился в империи, в царствование
государя, мудрость которого озаряет путь его министрам, храбрость которого
восхищает солдат, который наводит трепет на врагов и возбуждает любовь
подданных и которого можно упрекнуть лишь в терпимости, с какой он относится
к тебе и тебе подобным.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
БРАМИНЫ
взялись брамины. Религия объявила болтовню сокровищ предметом своей
компетенции, и представители духовной власти утверждали, что в этом явлении
ясно виден перст Брамы.
хорошо владеющих пером, доказать, что событие было сверхъестественным и, в
ожидании впечатления, какое произведут их труды, подготовить его изложением
тезисов, частными беседами, влиянием духовников и публичными речами. Но хотя
все брамины единодушно признали, что событие было сверхъестественным,
однако, поскольку в Конго веровали в два божественных начала и существовало
нечто вроде манихейства, они разделились на две партии по вопросу: какому из
двух начал они обязаны болтовней сокровищ.
кроме священных, приписывали чудо Браме.
время покажет, что во всем этом у него были свои глубочайшие цели.
подозрительных переулочках, чем в их кабинетах, боясь, что какие-нибудь
нескромные сокровища изобличат их лицемерие, приписывали их болтовню
Кадабре, злому божеству, заклятому врагу Брамы и его служителей.
непосредственной целью улучшение нравов. Сами ее защитники не обманывались
на этот счет. Но нужно было замести следы: чтобы добиться этого, любой
служитель религии сто раз пожертвовал бы идолами и алтарями.
пагоде на службах Брамы, и газеты извещали об этом по всей империи. Однажды
они пришли в большую мечеть, где совершалось очередное торжественное
служение. Брамин, на котором лежала обязанность изъяснять закон, поднялся на
кафедру и стал рассыпаться в пустых фразах, приветствуя султана и фаворитку
и наводя на них скуку.
обществе, подкрепляя необходимость этого бесчисленными авторитетами, и
вдруг, охваченный священным энтузиазмом, разразился тирадой, которая
произвела тем большее впечатление, что ее никто не ожидал.