Но должен сознаться, что мне было трудновато представить его в наряде,
предназначенном для него благодарной маленькой племянницей; в особенности
вызывала у меня сомнения треуголка; но об этом я умолчал.
предметы предстали перед ней как прекрасное видение. Мы пошли дальше,
собирая ракушки и камешки.
засмеялась и кивнула:
дядя, и Хэм, и миссис Гаммидж. Тогда бы мы не боялись бурной погоды. Не
боялись бы за себя, я хочу сказать. Но, конечно, за бедных рыбаков боялись
бы и давали им деньги, когда им приходилось бы плохо.
невероятным. Подумав, я похвалил ее, и приободренная этим Эмли нерешительно
спросила:
сомневаюсь, что, покажись только волна, даже не слишком большая, - и я
пустился бы наутек при страшном воспоминании об утонувших родственниках
Эмли. Тем не менее я сказал "да" и добавил: "Но и ты, кажется, не боишься,
хотя и говоришь совсем другое", так как она шла по самому краю старой
деревянной дамбы, и я опасался, что она сорвется.
просыпаюсь, когда поднимается ветер, и дрожу, когда думаю о дяде Дэне и о
Хэме, и мне все чудится, что они зовут на помощь. Вот почему мне хочется
быть леди. Но сейчас я не боюсь! Ничуть! Погляди!
где мы стояли, и наклонилась над пучиной, ничем не защищенная. Эта картина
так запомнилась мне, - что, будь я рисовальщиком, я мог бы, думается, точно
изобразить ее: малютка Эмли летит навстречу своей гибели (так мне тогда
казалось), взгляд устремлен в открытое море, а выражения ее лица мне никогда
не забыть.
и невредимая, и скоро я уже смеялся над моим страхом и над воплем,
вырвавшимся у меня, - воплем бесцельным и бессмысленным, так как никого
поблизости не было. Но с той поры не раз, в годы моей зрелости, не один, а
много раз, размышляя о тайнах жизни, я думал и о том, что в неожиданном
безрассудном поступке малютки и в ее безумном взгляде вдаль проявилась, быть
может, некое благостное тяготение к опасности, какой-то соблазн уйти к
покойному ее отцу - с его разрешения, дабы ее жизнь могла пресечься тогда
же. С той поры нередко я думал о том, что, если бы предстоящая ей жизнь
открылась мне сразу в тот момент, открылась, доступная моему детскому
пониманию, и ее спасение зависело от одного только движения моей руки, я
должен был бы удержаться от попытки спасти ее. С той поры не раз - я не
скажу, в течение долгого времени, но тем не менее так было, - я задавал себе
вопрос, не лучше ли было бы для малютки Эмли, если бы в то утро волны
сомкнулись над ее головой на моих глазах; и я отвечал: "Да".
этом. Но все равно, пусть будет так, как есть.
занимательными, бережно пускали назад в воду выброшенные на берег морские
звезды - я и сейчас слишком мало знаю об их природе и не уверен, следовало
ли им благодарить нас или как раз наоборот, - и, наконец, отправились домой,
к мистеру Пегготи. Мы замешкались под сенью сарая с омарами, чтобы
обменяться невинным поцелуем, и, бодрые и веселые, явились к утреннему
завтраку.
на местном диалекте это означает: "Как два молоденьких дрозда", и принял его
слова за комплимент.
крошке была такой же преданной, такой же нежной, но более чистой и
самозабвенной, чем самая прекрасная любовь в моей последующей жизни, сколь
бы эта любовь ни была высокой и облагораживающей. Я уверен, что мое
воображение создавало вокруг этой голубоглазой малютки какой-то ореол,
превращало ее в эфирное существо, в настоящего ангела. Если бы в
какое-нибудь солнечное утро она раскрыла крылышки и на моих глазах
упорхнула, я не думаю, чтобы это намного превзошло мои ожидания.
целыми часами. Весело текли для нас дни, словно само Время еще не подросло,
и оставалось ребенком, и всегда готово было играть. Я говорил Эмли, что
обожаю ее и что, если она не признается в любви ко мне, я буду вынужден
заколоть себя шпагой. Она сказала, что тоже обожает меня, и я в этом не
сомневался.
нашем пути, малютка Эмди и я не задумывались над этим, так как о будущем не
помышляли. О том, что мы станем взрослыми, мы думали ничуть не больше, чем о
том, что можем стать еще моложе. Когда по вечерам мы нежно восседали
рядышком на своем сундучке, миссис Гаммидж и Пегготи восхищались нами и
перешептывались: "Господи, ну что за прелесть!" Мистер Пегготи ухмылялся,
взирая на нас из-за своей трубки, а Хэм целый вечер только и делал, что
скалил зубы от удовольствия. Мне кажется, они нами забавлялись, как могли бы
забавляться красивой игрушкой или миниатюрной моделью Колизея.
любезна, как можно было бы ожидать, принимая во внимание, на каком положении
она жила в доме мистера Пегготи. У миссис Гаммидж был характер
раздражительный, и по временам она хныкала больше, чем могло прийтись по
вкусу остальным обитателям такого маленького домика. Мне было очень жаль ее,
но бывали минуты, когда я сетовал, что у миссис Гаммидж нет своего жилья,
куда она могла бы удаляться, оставаясь там, пока ее расположение духа не
улучшится.
Об этом я узнал на второй или третий день после нашего приезда, узнал от
миссис Гаммидж, взглянувшей на голландские часы между восемью и девятью
часами вечера и заявившей, что он находится именно там и, более того, что
она знала еще утром о его намерении туда пойти.
слезами около полудня, когда очаг стал дымить.
миссис Гаммидж, когда случилось это неприятное происшествие.
заметила Пегготи - я снова имею в виду нашу Пегготи.
Гаммидж у камелька было, как мне казалось, самое теплое и уютное, а стул -
самый удобный, но в тот день ничто не приходилось ей по вкусу. Она
жаловалась все время на холод и на каких-то "мурашек", бегавших у нее по
спине. Наконец она пустила слезу по этому поводу и снова заявила, что она
"женщина одинокая, покинутая и все против нее".
после меня, а мне оказывали это предпочтение как почетному гостю. Рыба
попалась мелкая и костистая, а картошка слегка пригорела. Все мы были не
очень довольны, но миссис Гаммидж сообщила, что она более чувствительна, чем
мы, снова пролила слезу и снова повторила с великим раздражением свою
жалобу.
злополучная миссис Гаммидж вязала на спицах в своем углу, пребывая в весьма
мрачном состоянии. Пегготи весело работала. Хэм чинил пару огромных:
непромокаемых сапог, а я, сидя рядом с малюткой Эмли читал им вслух. После
чая миссис Гаммидж, не делая больше никаких замечаний, издавала только
жалобные вздохи и ни разу не подняла глаз.
Пегготи.
исключением миссис Гаммидж, которая только покачала головой над своим
вязаньем.
Смотри веселей, мамаша! (Мистер Пегготи имел в виду старую вдову.)
веселей. Она достала старый черный шелковый платок и вытерла им глаза; но
вместо того чтобы спрятать его в карман, подержала в руках, снова вытерла
глаза и продолжала держать его наготове.
Пегготи.
сказал мистер Пегготи.
расхохотался. - Я хожу в трактир даже слишком охотно.
вытирая глаза. - Да, да, очень охотно. Жаль, что это из-за меня ты так
охотно туда ходишь.
думаешь?
знаю, что я женщина одинокая, покинутая и не только все против меня, но и я
всем стою поперек дороги. Да, да! Я более чувствительна, чем другие, и этого