сената, у любого большого строения лепятся крошечные лавчонки, как черви,
кишащие на трупе большого животного. Куда ни посмотришь - вверх, вниз или
вокруг себя - всюду бесчисленные дома самой причудливой постройки; одни
завалились назад, другие вперед, третьи привалились друг к другу или норовят
друг друга свалить, пока какой-нибудь из них, самый нелепый, не преградит
вам путь и дальше вы уж ничего не увидите.
внизу, около пристани; впрочем, быть может, она ярче запечатлелась у меня в
памяти, так как тесно связана с тем зрелищем всеобщей запущенности, которое
предстало предо мной в вечер нашего прибытия в Геную. Дома и здесь очень
высоки и отличаются бесконечным разнообразием неправильных форм; и здесь
(как в большинстве прочих домов) что-нибудь всегда вывешено из окон и
распространяет аромат затхлости, разносимый легким морским ветерком. Иногда
это занавеска, иногда ковер, иногда - тюфяк, иногда - полная веревка белья,
но почти всегда что-нибудь да найдется.
приземистая, как старинный склеп. Камень или гипс, из которых сооружены эти
аркады, совсем почернел, и возле каждой из их опор как бы сами собой
накапливаются мусор и всякая дрянь. Под некоторыми из этих арок торгуют с
лотков макаронами или полентой *, и эти лотки весьма неаппетитны. Отбросы
соседнего рыбного рынка, - вернее, переулка, где торговцы сидят на земле или
на старых судовых переборках и каких-то деревянных щитах и продают рыбу,
когда она у них есть, - и овощных рядов, устроенных по такому же принципу,
немало приумножают красу этого делового квартала, и так как в нем
сосредоточена вся торговля и тут целый день снуют толпы людей, он издает
весьма определенное благовоние. Здесь же находится Порто-франко, или
Свободная гавань, где товары, привезенные из-за границы, не облагаются
пошлиной, пока их не продадут и не вывезут, как это принято в английских
таможнях; у входа в нее стоят два дородных чиновника в треуголках, которые
имеют право подвергнуть вас обыску и не пропускают монахов и женщин. Ведь
известно, что святость и красота неспособны устоять перед соблазном
контрабанды, и притом поступают совершенно одинаковым образом, а именно -
прячут ее под свободными складками своего платья. Итак, святости и красоте
вход сюда воспрещен.
священников с располагающей внешностью. Каждый четвертый или пятый мужчина
на улице - священник или монах; в любой наемной карете на ведущих в город
дорогах вы обнаружите среди внешних или внутренних пассажиров по меньшей
мере одного представителя духовенства. Я нигде не встречал более
отталкивающих физиономий, чем среди этого сословия. Если почерк природы
вообще доступен прочтению, то большего разнообразия лени, хитрости и
умственной тупости не найти, пожалуй, ни и каком другом разряде людей во
всем мире.
свое уважение к духовному знанию, утверждал, что если бы ему пришлось
встретить священника вместе с ангелом, то он приветствовал бы сначала
священника. Что касается меня, то я согласен с Петраркой, который, получив
письмо от своего ученика Боккаччо, - в смятении писавшего, что его посетил и
порицал за его сочинения некий картезианский монах, объявивший себя
посланником небес, направленным к нему с этой целью, - ответил, что на его
месте он разрешил бы себе проверить, действительно ли это полномочный
посланник, внимательно наблюдая его лицо, глаза, лоб, поведение и речи.
Проведя такие же наблюдения, я пришел к выводу, что среди тех, кто крадучись
скользит по улицам Генуи или проводит в праздности жизнь в других городах
Италии, достаточно много самозванных посланников неба.
конгрегацией, быть может, ближе всего к народу. Они теснее соприкасаются с
ним в качестве советников и утешителей; они чаще бывают среди простых людей,
навещая больных; в отличие от других орденов они не так настойчиво стремятся
проникнуть в семейные тайны, чтобы обеспечить себе пагубное господство над
малодушными членами какой-либо семьи, и не так одержимы жаждою обращать,
чтобы предоставить затем обращенным погибать душою и телом. Облаченные в
свою грубую одежду, они встречаются вам во всякое время и во всех частях
города, и особенно рано утром на рынках, где собирают подаяние. Иезуитов
здесь также множество; они ходят попарно и неслышно скользят по улицам,
похожие на черных котов.
товаром. Есть улица ювелиров, есть ряд книгопродавцев, но даже в таких
местах, куда не может и никогда не могла проехать карета, высятся
величественные старинные дворцы, наглухо огороженные на редкость мрачными и
прочными стенами и почти полностью отгороженные от солнца.
товар для всеобщего обозрения. Если вы, чужестранец, захотите сделать
какую-нибудь покупку, вам придется внимательно оглядывать лавку, пока вы не
найдете нужную вещь, затем дотронуться до нее рукой, если она в пределах
досягаемости, и спросить ее цену. Все продается в самом неподобающем месте.
Если вам нужно кофе, отправляйтесь в конфетную лавку, если - мясо, вы, быть
может, найдете его за истрепанной клетчатой занавеской, спустившись на
полдюжины ступеней в подвал, в каком-нибудь до того глухом закоулке, словно
это не мясо, а яд, и генуэзский закон карает смертною казнью всякого, кто им
торгует.
мужчины с тростями просиживают здесь по многу часов подряд, передавая из рук
в руки тощую генуэзскую газетку и сонно и односложно переговариваясь о
новостях. Двое-трое из них - нищие врачи, готовые, в случае обращения за
медицинскою помощью, заявить о своей профессии и напряженно высматривающие,
не пришел ли за ними посыльный. Вы можете распознать их по тому, как они
вытягивают шеи и прислушиваются, когда вы входите, и со вздохом откидываются
назад в свой угол, узнав, что вам требуется только лекарство. Собираются и в
парикмахерских, но тут народу бывает немного; впрочем, они весьма
многочисленны, хотя едва ли кто-нибудь в Генуе бреется. Другое дело лавки
аптекарей - те имеют своих завсегдатаев, которые рассаживаются где-нибудь в
глубине, среди бутылок, сложив руки на набалдашниках тростей. Они сидят так
тихо и неподвижно, что вы можете совсем не заметить их в глубине темной
лавки или впасть в ошибку, как это случилось со мной, когда некий человек в
платье бутылочною цвета и шляпе, похожей на пробку, показался мне...
огромной бутылью с конским лекарством.
домами - каждый доступный им дюйм пространства как внутри, так и вне города.
Во всех переулках и закоулках, на каждом бугорке, каждой стенке и каждом
пролете лестниц они роятся как пчелы. При этом (особенно в праздники)
неумолчно гудят церковные колокола; но это не мелодичный перезвон специально
подобранных колоколов, а ужасный, беспорядочный, судорожный трезвон с паузой
примерно после пятнадцатого удара, способный свести с ума. Обычно этим
занимается мальчишка, который дергает за язык колокола или за привязанную к
нему короткую веревку и старается трезвонить громче всех других мальчишек,
занятых тем же. Считается, что подымаемый ими гул чрезвычайно неприятен злым
духам, но посмотрев вверх, на колокольню, и послушав этих юных христиан,
легко впасть к ошибку и принять их самих за бесов.
праздников дважды в неделю бывают заперты лавки, а однажды вечером все дома
по соседству с какой-то примечательной церковью были ярко иллюминованы; сама
церковь освещалась снаружи рядами горящих плошек, а на открытом месте за
одними из городских ворот был воткнут в землю целый лес факелов. Эти
праздничные огни выглядят еще красивее и необычнее в сельской местности, где
вы можете видеть по всему склону крутого холма цепочку иллюминованных хижин
или проходите мимо гирлянд свечей, истаивающих в звездную ночь перед
каким-нибудь одиноким домиком у дороги.
арок свешиваются расшитые золотом фестоны всех цветов радуги, выставляется
алтарная утварь и даже колонны бывают порой сверху донизу туго запеленуты
тканями. Здешний собор возведен во имя св. Лоренцо. В день св. Лоренцо мы и
посетили его, как раз перед заходом солнца. Хотя праздничное убранство
церквей не отвечает обычно требованиям строгого вкуса, на этот раз оно было
на редкость эффектным. Все здание было задрапировано красным, и лучи
заходящего солнца, проникая сквозь большой красный занавес в дверях,
придавали всему этому подлинное великолепие. Солнце село, и храм мало-помалу
погрузился во тьму; лишь немногие свечи мерцали у главного алтаря, да
теплилось несколько маленьких серебряных висячих лампад - и все было очень
таинственно и производило сильное впечатление. Посидеть в любой церкви под
вечер-это то же, что принять небольшую дозу опиума.
оплату музыкантов и на свечи. Если за вычетом этих расходов остается излишек
(что, полагаю, случается редко), то он идет в пользу душ, пребывающих в
чистилище. Предполагается, что они извлекают пользу и из усердия маленьких
мальчиков, потряхивающих церковными кружками перед таинственными крошечными
строениями, похожими на будки деревенских застав, которые обычно наглухо
заперты, а в дни, отмеченные в календаре красным, отпираются настежь и
выставляют напоказ свое содержимое: какой-нибудь образ, убранный цветами.
маленький домик с алтарем и постоянной денежной кружкой - также в пользу
душ, пребывающих в чистилище. Кроме того, ради вящего воздействия на
милосердного, на стене - по обе стороны зарешеченной двери - нарисована
чудовищная картина, изображающая избранную компанию поджариваемых душ. У
одной из них седые усы и седая голова с настолько тщательно сделанною
прической, как если бы эту душу ввергли в огонь прямо с витрины
парикмахерской. Такова эта душа, удивительно нелепая и смешная пожилая душа,
навеки обреченная коробиться под настоящим солнцем и гореть в намалеванном
пламени в назидание генуэзской бедноте (и ради сбора ее даяний).