не сулило никаких надежд.
передохнуть. Здесь начинались ступеньки узенькой крутой лестницы, которая
вела на чердак. Хозяин погребка, который шел немного впереди, все время
стараясь держаться тон же стороны, что и мистер Лорри, словно опасаясь, как
бы молодая девушка не спросила его о чем-нибудь, повернулся к ним лицом и,
порывшись в кармане накинутого на плечо камзола, вытащил ключ.
спросил мистер Лорри.
замком?
шепотом, нагнувшись к самому уху мистера Лорри, и при этом еще более
нахмурился.
дверь открытой, он перепугается насмерть, об стены будет биться, в буйство
впадет, изувечит себя или невесть чего натворит.
все может быть, не только это, а еще и многое другое, и не только может, а и
бывает, черт возьми! - вот здесь, у нас, среди бела дня, каждый день, каждый
божий день. Эх, да что говорить! Пошли!
девушки. Она и без того дрожала всем телом, и на лице ее было написано такое
смятение, такой страх и - более того - ужас, что мистер Лорри счел своим
долгом подбодрить ее.
самое худшее будет позади. Осталось только войти в эту дверь, - и самое
трудное будет позади! И тогда все благо, которое вы ему несете, спасение,
счастье - все это войдет вместе с вами! Обопритесь на нашего доброго друга,
он поддержит вас с той стороны. Вот и хорошо, любезный Дефарж, теперь идем!
К делу, к делу!
Небольшая лестница скоро кончилась, они очутились на площадке, - и тут перед
ними внезапно выросли три фигуры; сблизив головы, они стояли, нагнувшись у
низенькой двери, и заглядывали в щель в то самое помещение, куда вела дверь.
Услышав сзади шаги, все трое обернулись, и когда они подняли головы,
оказалось, что это та самая троица об одном имени, только что выпивавшая у
стойки!
пояснил мосье Дефарж. - Проваливайте-ка, ребята! У нас здесь дело есть.
по лестнице.
ней с ключом, мистер Лорри, подождав, когда те трое скрылись, спросил его
возмущенным шепотом:
со мной имя, - Жак, - и тех, кому полезно поглядеть на такое зрелище. Но...
что говорить! Вы англичанин, - это совсем другое дело. Постойте-ка здесь
минутку.
выпрямился и раза два-три постучал в дверь, по-видимому только для того,
чтобы там услыхали шум. Затем, очевидно с той же целью, несколько раз громко
звякнул ключом прежде, чем всунул его в замочную скважину, и, наконец с
шумом повернул его.
слышный голос ответил ему. Насколько можно было разобрать, и тот и другой
произнесли что-то вроде междометия или какое-то коротенькое односложное
слово.
молодую девушку за талию и, поддерживая ее, чувствовал, что она вот-вот
упадет.
его, совсем не по-деловому, катились слезы.
знаками, которыми их настойчиво звал за собой их провожатый, мистер Лорри
перекинул себе через шею ее дрожащую руку, лежавшую на его плече, и,
приподняв молодую девушку, почти внес ее в комнату. Он опустил ее на пол у
самой двери, не отнимая руки, и она беспомощно прижалась к нему.
вытащил ключ и повернулся с ключом в руках. Все это он проделал не спеша,
явно стараясь производить как можно больше шума. Затем мерным шагом прошел
через всю комнату к окну и остановился.
было пыльно и темно; слуховое окно в крыше было, в сущности, низенькой
дверью без стекол, а над нею торчал крюк, па который накидывали веревку,
чтобы поднимать и опускать вязанки дров или мешки с углем. Дверь открывалась
посредине на две створки. Чтобы не студить помещение, одна створка была
плотно закрыта, а другая только чуть-чуть приотворена. Свет так скупо
проникал в эту щель, что сначала, пока не освоился глаз, в этой темноте
почти ничего нельзя было разобрать, и только человек, давно свыкшийся с ней,
мог постепенно приспособиться что-то делать и даже справляться с работой,
требующей некоторого уменья. Именно такой работой и был занят обитатель
чердака, ибо, примостившись на низенькой скамеечке, спиной к двери, и лицом
к слуховому окну, у которого остановился хозяин погребка, сидел согнувшись
седой человек и старательно тачал башмаки.
склонившуюся над работой.
словно издалека:
голос ответил: "Да, работаю", испуганные глаза взметнулись на вопрошавшего,
и тут же голова снова опустилась.
просто телесная немощность, хотя долгое заключение и скудная пища, конечно,
оказали свое действие. В этом почти беззвучном, невыразительном голосе
чувствовалась глухота одиночества, отвычка от человеческой речи. Голос этот
был словно последний, чуть слышный отзвук далекого, давно умолкшего эхо.
Безжизненный, лишенный всякого звучания, присущего человеческому голосу, он
вызывал в душе такое же щемящее чувство, какое охватывает вас перед
выцветшим полотном, на котором вы тщетно ищете следы прежних живых красок.
Невнятный, сдавленный, он словно доносился из-под Земли. И так ясно
чувствовалось, что это голос человека, утратившего все надежды, погибшего
безвозвратно, отчаявшегося, что казалось - вот таким голосом одинокий
путник, сбившийся со следа в пустыне, истомленный голодом и жаждой,
вымолвит, падая без сил, последнее прости своему дому и своим близким.
чем он снова поднял блуждающий взгляд без какого бы то ни было интереса или
любопытства, а тупо и машинально, лишь для того, чтобы убедиться, что то
место, где стоял его посетитель, еще не опустело.
сапожника. - Как вы, потерпите, если будет чуточку посветлей?
пол, сначала направо, потом налево от себя, словно прислушиваясь, потом
поднял глаза па говорившего:
послышалось в первом слове.)
положении. Широкая полоса света протянулась по чердаку и осветила сидящего
на низкой скамье труженика, который, оторвавшись от своей работы, уронил на
колени незаконченный башмак. Кое-какие нехитрые инструменты, обрезки и
кусочки кожи лежали на полу у его ног и рядом с ним на скамье. На
изможденном лице с седой, кое-как подстриженной, не очень длинной бородой
выделялись необыкновенно блестящие глаза. Будь они самой обычной величины,
они все равно казались бы большими на этом исхудалом лице с ввалившимися
щеками, под нечесаной копной совершенно белых волос и густыми, все еще
темными бровями; но они и в самом деле были большими, а потому казались
неестественно огромными. Расстегнутая на груди желтая рваная рубаха
позволяла видеть хилое, изнуренное тело. От долгого пребывания взаперти, без
воздуха и света, и сам он, и его заношенная холщовая блуза, и спускавшиеся
складками чулки, и вся обратившаяся в лохмотья остальная одежда - все стало
какого-то одинаково тусклого пергаментно-желтого цвета, он точно сросся с
Березин Федор
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Суворов Виктор