барометров, подзорных труб, компасов, карт морских и географических,
секстантов, квадрантов и образцов всевозможных инструментов, какими
пользуются, прокладывая курс судна, ведя судовые вычисления и определяя
местонахождение корабля. В ящиках и на полках хранились у него предметы из
меди и стекла, и никто, кроме посвященных, не мог бы определить, где у них
верх, или угадать способ их применения, или же, осмотрев их, снова уложить
без посторонней помощи в их гнезда из красного дерева. Каждая вещь была
втиснута в самый узкий футляр, вложена в самое тесное отделение, защищена
самыми нелепыми подушечками и привинчена туго-натуго, дабы философическое ее
спокойствие не пострадало от морской качки. Такие необычайные меры
предосторожности были приняты решительно во всем, с целью сэкономить место и
уложить вещи потеснее, и столько практической навигации было прилажено,
защищено подушками и втиснуто в каждый ящик (был ли то обыкновенный
четырехугольный ящик, как иные из них, или нечто среднее между треуголкой и
морской звездой, или же ящики простенькие и скромные), что и сама лавка
поддалась заразительному влиянию и как будто превратилась в уютное
мореходное, корабельного типа сооружение, которое в случае неожиданного
спуска на воду нуждалось только в морских просторах, чтобы благополучно
приплыть к любому необитаемому острову на земном шаре.
инструментов, гордившегося своим Маленьким Мичманом, поддерживали и
упрочивали эту иллюзию. Так как его знакомыми были преимущественно судовые
поставщики и тому подобные люди, то на столе у него всегда находились в
большом количестве настоящие морские сухари. Этот стол был в дружеских
отношениях с сушеным мясом и языками, отличавшимися своеобразным запахом
пеньки. Соленья появлялись на нем в огромных оптовых банках с ярлыками:
"Поставщик всех видов провианта для судов"; спиртные напитки подавались в
плетеных фляжках без горлышка. Старые гравюры, изображающие корабль, с
алфавитными указателями, относящимися к многочисленным его тайнам, висели в
рамах на стене; восточный фрегат под парусами красовался на полке; заморские
раковины, водоросли и мхи украшали камин; в маленькую, отделанную панелью
гостиную свет проникал, как в каюту, через светлый люк.
четырнадцатилетним мальчиком, который в достаточной мере походил на мичмана,
чтобы не нарушать общего впечатления. Но этим и кончалось дело, ибо сам
Соломон Джилс (чаще именуемый старым Солем) отнюдь не имел сходства с
моряками. Не говоря уже о его валлийском парике, который был самым
безобразным и упрямым из всех валлийских париков и в котором он был похож на
что угодно, но только не на пирата, это был медлительный, задумчивый старик
с тихим голосом, с глазами красными, как маленькие солнца, глядящие на вас
сквозь туман, и с видом человека, только что проснувшегося, каковой он мог
приобрести, если бы смотрел дня три-четыре подряд во все оптические
инструменты своей лавки, а затем внезапно вернулся к окружающему его миру и
нашел его помолодевшим. Единственная перемена, которую можно было наблюдать
во внешнем его виде, сводилась к тому, что костюм кофейного цвета и широкого
покроя, украшенный блестящими пуговицами, уступал место костюму того же
кофейного цвета, но с невыразимыми из светлой нанки. Он носил аккуратнейшее
жабо, превосходные очки на лбу и огромный хронометр и кармане и скорее
поверил бы в заговор, составленный всеми стенными и карманными часами Сити и
даже самим солнцем, чем усомнился в таком драгоценном инструменте. Таким,
каков был он теперь, - таким пребывал он в лавке и в гостиной позади
Маленького Мичмана многие и многие годы; каждый вечер он в одно н то же
время шел спать в унылую мансарду, находившуюся к стороне от остальных
жильцов; там частенько бушевал ураган, к то время как английские
джентльмены, спокойно проживавшие внизу *, почти или вовсе не имели понятия
о погоде. В половине шестого в осенний вечер читатель и Соломон Джилс
завязывают знакомство. Соломон Джилс занят тем, что смотрит, который час
показывает его безупречный хронометр. Обычная каждодневная очистка Сити от
людей уже длилась больше часу, а человеческий поток все еще катится к
западу. "Толпа на улице сильно поредела", как говорит мистер Джилс. Вечер
обещает быть дождливым. Все барометры в лавке упали духом, и дождевые капли
уже блестят на треуголке Деревянного Мичмана.
хронометр. - Вот уже полчаса, как обед готов, а Уолтера нет!
инструментов в окно, не переходит ли его племянник улицу. Нет. Его не было
среди раскачивающихся зонтов, и уже, конечно, за него нельзя было принять
мальчишку-газетчика в клеенчатой кепке, который медленно проходил мимо
медной доски снаружи, указательным пальцем выписывая свое имя над именем
мистера Джилса.
моего желания поступить на судно, я бы начал беспокоиться, - сказал мистер
Джилс, постукивая согнутыми пальцами по двум-трем барометрам. - Право же,
начал бы. "Весь в Даунсе" *, а? Большая влажность! Ну, что ж! Дождь нужен.
компаса, - мне кажется, что в конце концов ты склоняешься к задней гостиной
не более точно и прямо, чем мальчик. А гостиная обращена как нельзя
правильнее. Прямо на север. Нет уклонения хотя бы на одну двадцатую ни в ту,
ни в другую сторону.
живо оборачиваясь. - А, так ты уже здесь?
миловидный, с блестящими глазами и вьющимися волосами.
Как я голоден!
странно было бы, если бы без такого повесы, как ты, мне не жилось гораздо
лучше. Что касается обеда, то вот уже полчаса, как он готов и ждет тебя. А
что касается голода, то и я голоден.
лорд-мэру.
Вперед!
без сопротивления в заднюю гостиную, словно во главе абордажного отряда в
пятьсот человек, и дядя Соль со своим племянником живо принялись за жареную
камбалу, имея в перспективе бифштекс.
адмиралов. Лорд-мэр - вот твой адмирал.
все-таки лучше, чем он. Тот хоть иногда обнажает свой меч.
возразил дядя. - Послушай меня, Уоли, послушай меня. Взгляни на каминную
полку.
мальчик.
должны приучаться пить из стаканов, Уолтер. Мы люди торговые. Мы связаны с
Сити. Сегодня утром мы начали новую жизнь.
могу пить за ваше здоровье. За ваше здоровье, дядя Соль, и ура...
сказал мальчик. - Многая лета! Дядя, вполне удовлетворенный, кивнул головой.
орудуя ножом и вилкой. - Это ужасно темный ряд конторских помещений, а в той
комнате, где я сижу, есть высокая каминная решетка, железный несгораемый
шкаф, объявления о судах, которые должны отплыть, календарь, несколько
конторок и табуреток, бутылка чернил, книги и ящики и много паутины, а в
паутине, как раз над моей головой, высохшая синяя муха; у нее такой вид, как
будто она давным-давно там висит.
туда попала!) и ведерка для угля.
каких-нибудь других признаков богатства, притекающего изо дня в день? -
осведомился старый Соль, пытливо глядя на племянника из тумана, который как
будто всегда окутывал его, и мягко подчеркивая слова.
- но все это в кабинете мистера Каркера, мистера Морфина или мистера Домби.
был таким важным и чопорным, - и сказал: "А, вы - сын мистера Джилса,
мастера судовых инструментов?" - "Племянник, сэр", - отвечал я. "Молодой
человек, я и сказал: племянник", - возразил он. Но я бы мог поклясться,
дядя, что он сказал: сын.
беды в этом не было, хотя он и сказал сын. Затем он сообщил, что вы говорили
с ним обо мне, и что он подыскал для меня занятие в конторе, и что я должен
быть внимательным и аккуратным, а потом он ушел. Мне показалось, что я как
будто не очень ему понравился.
будто не очень тебе понравился.