все время нужно было выполнять одно-единственное механическое движение,
становившееся все мучительнее и доводившее до тошноты. Когда Керри, не
видя конца этой пытки, пришла уже в полное отчаяние, по шахте лифта
откуда-то снизу вдруг донеслись глухие удары колокола, и наступил перерыв.
Сразу поднялся гул голосов и началась суетня. Вмиг все девушки вскочили с
мест и поспешили в смежное помещение. Из отделения справа через мастерскую
стали проходить мужчины. Быстро вращающиеся колеса запели на все
понижающейся ноте, пока их гудение не замерло совсем. Наступила тишина, в
которой голоса звучали как-то необычно.
голова слегка кружилась, и хотелось сильно пить. По пути к маленькой
загородке, где хранилось верхнее платье, Керри столкнулась с мастером, и
тот пристально посмотрел на нее.
идеи о хороших условиях труда в те времена еще не коснулись промышленных
компаний.
старого здания, что было не особенно приятно. Пол, который подметали
только вечером, был завален отбросами. Об удобствах рабочих никто не
заботился; считалось, что прибыль увеличится, если давать им как можно
меньше и как можно больше загружать тяжелой, низкооплачиваемой работой.
Подножки и выдвижные спинки у стульев, столовые для работниц, чистые
передники и приличная гардеробная - обо всем этом тогда никто и не мечтал.
Уборные были мрачные, грязные, даже зловонные. Все поражало убогостью.
бы присесть и позавтракать. Остальные работницы разместились на
подоконниках и на рабочих столах тех мужчин, которые вышли из мастерской.
Не найдя ни одного свободного местечка, Керри, по натуре слишком робкая,
чтобы навязывать кому-либо свое присутствие, вернулась к своей машине и
села на табурет. Поставив на колени коробку с завтраком, она открыла ее и
стала прислушиваться к разговорам. Болтовня работниц большей частью лишена
была всякого содержания и густо уснащена жаргоном. Некоторые из мужчин,
оставшихся в мастерской, издали перебрасывались словечками с девушками.
сделавшей несколько туров вальса на крохотном пространстве возле окна. -
Пойдем со мной на танцы, а?
попортит!
Керри инстинктивно замыкалась в себе. Она не привыкла к подобным
разговорам и угадывала в них что-то грубое и гадкое. Керри боялась, как бы
кто-нибудь не пристал и к ней с такими шутками. Молодые люди, работавшие в
мастерской, казались ей неуклюжими и смешными, как и вообще все мужчины,
кроме Друэ. Чисто по-женски она судила о мужчинах по одежде, приписывая
элегантному костюму высокие душевные достоинства, а качества неприятные и
не заслуживающие внимания оставляла рабочим блузам и грязным комбинезонам.
снова зажужжали колеса машин. Как ни устала Керри, она жаждала снова
затеряться в массе работниц. Но и это оказалось невозможным: один молодой
рабочий, проходя мимо, с самым невозмутимым видом ткнул ее пальцем в бок.
обидчик уже пошел дальше и только раз оглянулся, широко осклабившись.
Керри стоило больших усилий сдержать слезы.
казалось, что она не вынесет подобной жизни. Ее представление о работе
было совсем иное. Всю вторую половину дня она думала о городе, лежащем за
стенами мастерской, о витринах роскошных магазинов, о толпах народа, о
красивых домах. В памяти вставали родные места, вспоминалось все то
хорошее, что она оставила дома. В три часа ей казалось, что уже шесть, а в
четыре она начала подумывать, что начальство не следит за часами и
заставляет всех работать сверхурочно. Мастер стал прямо зверем. Он шнырял
по мастерской, ни на минуту не позволяя отвлекаться от ужасной работы.
Обрывки разговоров, которые улавливала Керри, убивали в ней желание
подружиться с кем-либо из девушек. Когда наконец пробило шесть, она
порывисто встала и поспешно вышла. Руки у нее болели, все тело ломило от
работы в одном положении.
какой-то молодой рабочий, которому она приглянулась.
обождешь!
оглянулась.
пожирал девушку глазами, пытаясь произвести на нее впечатление.
при виде Керри и шутливо бросил:
через огромное зеркальное окно увидела столик, возле которого некоторое
время тому назад впервые справлялась о работе. По улице, как и раньше,
двигались суетливые, шумные толпы бодрых, энергичных людей. Керри
почувствовала некоторое облегчение, но оно было вызвано лишь тем, что ей
удалось вырваться из мастерской. Ей было стыдно перед встречными, лучше
нее одетыми девушками. Она чувствовала, что заслуживает лучшего, и душа ее
бунтовала.
5. СИЯЮЩИЙ НОЧНОЙ ЦВЕТОК. КАК БЫЛО УПОМЯНУТО О КЕРРИ
оставил все мысли о ней и всецело отдался развлечениям, - в том духе, в
каком он понимал это слово. В этот день он обедал в довольно известном
ресторане "Ректор", занимавшем подвальное помещение на углу Кларк и
Монро-стрит. После обеда Друэ отправился в бар "Фицджеральд и Мой" на
Адамс-стрит, напротив монументального здания муниципалитета. Там он присел
у роскошной стойки, проглотил рюмку чистого виски и, купив две сигары,
закурил одну из них. Это, по представлению Друэ, входило в обиход жизни
"высшего общества" - один из примеров того, какою, наверно, была эта жизнь
в целом.
всего, что было лучшим в жизни, - в его представлении, разумеется, - и
подобное времяпрепровождение казалось ему частицей этого лучшего. Ресторан
"Ректор" со стенами и полом из полированного мрамора, весь залитый светом
и уставленный серебром и фарфором, а главное, пользующийся репутацией
излюбленного убежища артистов, казался ему наиболее подходящим уголком для
преуспевающего человека. Друэ любил хорошо одеться, вкусно поесть, но
больше всего он ценил хорошую компанию и знакомство с людьми, добившимися
успеха в жизни. Обедая в этом ресторане, он испытывал удовольствие от
мысли, что здесь часто бывает Джозеф Джефферсон, что Генри Дикси, другой
знаменитый актер того времени, сидит за несколько столиков от него. Это
удовольствие всегда можно было получить у "Ректора", где встречались
политики, биржевые маклеры, актеры, а также известные всему городу богатые
молодые шалопаи и где они пили и ели среди гула банальной болтовни.
уст того или иного джентльмена, особенно из числа тех, кто еще не достиг
(хотя и надеялся в свое время достигнуть) головокружительной высоты,
позволяющей тратить деньги на обильный обед у "Ректора".
большим аппетитом. Если ему и без того свойственно было некоторое
тщеславие, подобные разговоры могли только усилить его; если он был
честолюбив, они могли лишь еще больше разжечь его честолюбие. О, настанет
день, когда и он сам будет швырять кредитки целыми пачками! Он и сейчас
может обедать там, где обедают эти люди!
Адамс-стрит, основывалось на тех же соображениях. Для Чикаго это был
роскошный бар. Как и ресторан "Ректор", он был залит мягким электрическим
светом, пол его был выложен пестрыми квадратными плитками, а стены в
нижней части облицованы темным полированным деревом, отражавшим огни
прекрасных люстр. Цветная лепка в верхней части стен делала зал необычайно
роскошным. Длинная стойка бара вся утопала в ярком свете и тоже была
облицована полированным деревом. Повсюду сверкали хрусталь, цветное стекло
и, конечно, множество бутылок всевозможных затейливых форм. Это был
действительно великолепный бар - с огромными пальмами, с дорогими винами и
с обилием фруктов, конфет и сигар, лучше которых нельзя было найти нигде.
управляющий баром "Фицджеральд и Мой". О нем говорили как о человеке
преуспевающем и весьма светском. Герствуд вполне оправдывал это мнение.
Ему было под сорок, он обладал крепким сложением, деятельной натурой и
имел солидный, внушительный вид, отчасти благодаря тому, что носил
отличные костюмы, белоснежные рубашки и драгоценные запонки и булавки, но
главным образом благодаря сознанию собственной значительности. Друэ тотчас