И в ожидании, пока он сможет привести свой замысел в исполнение, дядюшка
Антифер проводил ногтем по упомянутой широте. И вообще вся карта, о которой
идет речь, была истыкана карандашом и продырявлена циркулем, как кофейное
ситечко.
Широта, вызывавшая у дядюшки Антифера такое раздражение, была обозначена
следующим образом на кусочке пергамента, своей желтизной напоминавшем
выцветший испанский флаг:
Двадцать четыре градуса пятьдесят девять минут (с. ш[51].).
Под этой строчкой в углу пергамента красными чернилами было написано:
Настоятельно советую моему мальчику никогда этого не забывать.
И дядюшка Антифер неизменно повторял:
- Будь спокоен, дорогой отец, я не забыл и никогда не забуду эту широту!..
Но разрази меня господь, если я понимаю, для чего это нужно!
И сегодня, 23 февраля 1862 года, как всегда под вечер, на дядюшку Антифера
опять нашел его обычный стих. Обуреваемый злобой, он выкрикивал проклятия,
как матрос, у которого из рук выскользнул канат, скрежетал зубами, разжигал
двадцать раз свою потухавшую трубку и ломал при этом спичку за спичкой.
Потом он швырнул атлас в угол, стул - в противоположную сторону и в ярости
бросил на пол большую морскую раковину, украшавшую камин. После этого он
стал топать с такой силой, что задрожали потолочные балки, и голосом,
привыкшим перекрывать грохот шквала, завопил, сделав рупор из свернутого в
трубку картона:
- Нанон!.. Эногат!..
Эногат и Нанон, занятые одна - вязанием, другая - глажением у кухонной
плиты, поняли, что пора явиться и положить конец домашней буре.
Дядюшка Антифер был владельцем одного из хороших старинных домов в
Сен-Мало. Дом был построен из гранита, фасад выходил на улицу От-Салль. В
каждом из трех этажей было по две комнаты, а верхний этаж приходился
вровень с крепостной стеной.
Взгляните на этот дом, с его крепкими гранитными стенами - их не пробили бы
метательные снаряды прежних времен,- с узкими окнами, перехваченными
железными решетками, массивной дубовой дверью, украшенной металлическими
узорами и окованной железом, снабженной висячим молотком, стук которого
доносится до Сен-Сервана, когда дядюшка Антифер принимается колотить в
дверь, с черепичной крышей и слуховыми окошками, из которых нет-нет, да и
высунется подзорная труба, принадлежащая отставному моряку.
Из этого строения, наполовину каземата, наполовину сельского домика,
прилегающего к углу крепостной стены, которая опоясывает весь город,
открывается великолепный вид: направо - Гран-бей, уголок Сезамбра, Пуант дю
Деколле и мыс Фреэль, налево - плотина и мол, устье реки Ранс, пляж Приђре
близ Динара и даже дымчато-серый собор в Сен-Серване.
Некогда Сен-Мало был островом, и, может быть, дядюшка Антифер сожалел о том
времени, когда он мог бы считать себя островитянином. Впрочем, каждый имеет
право гордиться, если он родился на этом берегу Армора[52], давшего Франции
столько великих людей; среди них - Дюге-Труэн[53], перед статуей которого
наш достойный моряк всегда почтительно склонял голову, проходя через сквер;
Ламенне[54] (правда, дядюшка совершенно не интересовался этим писателем),
Шатобриан[55], из произведений которого дядюшка Антифер знал только
последнее - мы говорим о скромном и вместе с тем величественном надгробье
знаменитого писателя, которое возвышается на острове Гран-Бей.
Дядюшке Антиферу (Пьеру-Сервану-Мало) было сорок шесть лет. Прошло уже
полтора года, как он вышел в отставку, имея кое-какой достаток, которого
вполне хватало ему и его близким. Несколько тысяч франков годового дохода
были результатом его плаваний на двух или трех судах, находившихся под его
командованием и приписанных к порту Сен-Мало. Эти корабли, принадлежавшие
торговому дому Ле-Байиф и К€, совершали каботажные[56] рейсы вдоль берегов
Ла-Манша, по Северному, Балтийскому и даже Средиземному морям. Еще до того,
как дядюшка Антифер занял это высокое положение, он по роду своей службы
немало постранствовал по свету. Это был опытный моряк, смелый,
предприимчивый, требовательный к себе и к другим, спокойно ставящий свою
жизнь на карту, не останавливающийся ни перед какими препятствиями и
упрямый, как истый бретонец! Тосковал ли он по морю, которое он оставил в
цвете лет?.. Быть может, на его решение повлияло плохое состояние здоровья?
Никоим образом. Он, казалось, был высечен из глыбы безупречного гранита с
армориканских морских берегов.
И в самом деле, чтобы убедиться в этом, стоило только взглянуть на него,
услышать его зычный голос, почувствовать его крепкое рукопожатие, на
которое он не скупился! Представьте себе человека среднего роста,
коренастого, широкоплечего. Вот его особые приметы: большая голова кельта;
волосы жесткие, как щетина; лицо обветренное и загорелое, закаленное
морскими бурями, сожженное солнцем южных широт; густая борода с проседью,
обрамляющая лицо, словно мох на скалах; глаза живые, черные, сверкающие
из-под густых бровей, мечущие искры, как кошачьи зрачки в темноте; крупный,
довольно длинный нос, суженный у переносицы и расширяющийся книзу; крепкие
здоровые зубы, вечно грызущие трубку, которую владелец не выпускает изо
рта; большие, поросшие волосами уши с отвислыми мочками; на правой - медное
кольцо с впаянным в него якорем; наконец, худощавое туловище и крепкие ноги
- надежная опора при любой качке, боковой и килевой.
Во всем облике дядюшки Антифера угадывается физическая и нравственная сила.
Это человек железного здоровья, умеющий вкусно есть и вкусно пить, человек,
которому по праву предстоит долгая здоровая жизнь. Но какую
раздражительность, какую нервозность, какую горячность таит в себе это
соединение духа и плоти, которое сорок шесть лет назад было занесено в
книгу церковного прихода под многозначительным именем Пьера-Сервана-Мало
Антифера!
И в этот вечер он опять бесновался, опять неистовствовал, и крепкий дом
содрогался; можно было подумать, что к самому фундаменту подступил один из
тех приливов, которые при равноденствии достигают пятидесяти футов высоты и
покрывают пеной половину города.
Нанон Ле Гоа, вдова сорока восьми лет, приходилась сестрой нашему
вспыльчивому моряку. Ее муж, простой земледелец, служивший счетоводом в
торговом доме Ле Байиф, умер молодым, оставив ей дочь Эногат, которую
взялся воспитывать дядюшка Антифер, добросовестно исполнявший обязанности
опекуна. Нанон была добрая женщина. Она преданно любила своего брата и
трепетала перед ним, особенно когда на него находили очередные припадки
ярости.
Эногат, очаровательная белокурая девушка с голубыми глазами и чудесным
цветом лица, грациозная, умная, более решительная, чем ее мать, иногда
давала отпор своему грозному опекуну.
Последний, впрочем, не только обожал свою племянницу, но и считал ее самой
красивой девушкой в Сен-Мало, мечтая, чтобы она стала также и самой
счастливой. Но, по-видимому, его понимание счастья не устраивало прелестную
Эногат.
Обе женщины появились на пороге комнаты: одна - с длинными вязальными
спицами, другая - с раскаленным утюгом.
- О боже, что случилось? - спросила Нанон.
- Моя широта!.. Эта дьявольская широта!.. - вскричал дядюшка Антифер и так
хватил себя кулаком по голове, что не выдержал бы никакой другой череп,
кроме того, которым природа, к счастью, наградила нашего бравого моряка.
- Дядюшка,- сказала Эногат,- стоит ли так бесноваться из-за этой широты и
устраивать в комнате такой беспорядок!..
И она подняла с полу атлас, в то время как Нанон подбирала один за другим
осколки вдребезги разбитой раковины, словно взорванной пороховым зарядом.
- Это ты ее разбил, дядюшка?
- Я, малютка... Если бы это сделал другой, ему бы не поздоровилось!
- Но зачем же было бросать ее на пол?
- У меня чесались руки!
- Эту раковину подарил нам брат,- сказала Нанон,- и ты не должен был...