море сложилось еще во времена первых мореплавателей. Для парусных судов, на
которых они предпринимали свои рискованные путешествия, море действительно
было опасным. Оно приносило им много бедствий. Но ведь это было давно.
Теперь на смену неуклюжим парусникам пришли суда с мощными двигателями, и
хотя море по-прежнему шалит, моряки давно уже перестали его страшиться.
Человек ведь ко всему быстро привыкает, сживается. Да и не в этом дело.
Главное -- что дает море человеку? Ради чего он пришел сюда? Море -- наше
богатство, его сокровища неизмеримы. Вы только подумайте, сколько тут работы
для ученого, натуралиста, просто для человека, любящего природу! Мы еще мало
изучили морские пастбища рыб, жизнь нерпы, птиц, вообще мало знаем морскую
флору и фауну. Пользуемся пока что только скупыми подачками моря. А оно ждет
смелых разведчиков. И не из глубины материка нам, северянам, нужно ожидать
изобилия. Надо добывать его из недр нашего моря и посылать туда, на
материк...
струйка дыма возле нашей палатки, словно живой ручеек, устремлялась в
глубину потемневшего неба.
медленно выползали из темноты уже поредевшей ночи. В палатке на раскаленной
печке выстреливал паром кипящий чайник. Пахло распаренным мясом.
заглянуло скуластое лицо. -- Мы проводники, приехали за вами. Куда кочевать
будем? -- спросил молодой эвенк, просовываясь внутрь. Следом за ним влез и
второй проводник.
ответил Василий Николаевич -- Звать-то вас как?
Затем сбил рукавицами снег с унтов и, подойдя к печке, протянул к ней ладони
со скрюченными пальцами. Ему было за пятьдесят. Николай продолжал стоять у
входа. Лихо сбив на затылок пыжиковую ушанку, он с любопытством осматривал
внутренность палатки.
его устах как нечто грозное. -- Гнать это время оленей через перевал?
фразами на родном языке. Наш маршрут явно встревожил проводников.
замутило, -- ответил уже спокойно Афанасий.
Афанасий. Он нет-нет, да и подстегнет поводным ремнем праворучного быка.
Упряжка рванется вперед и взбудоражит обоз, но через минуту олени сбавляют
ход и снова бегут спокойно, размашистой рысью.
поднимался, тем шире разворачивалась передо мною береговая панорама.
Прибрежные склоны гор подвержены влиянию ветров и одеты бедно. Деревья --
горбатые и полузасохшие кусты -- лежат, прижавшись к земле, а мох растет
только под защитой камней.
Впереди видно Алдоминское ущелье, а дальше показался Джугджур. Высоко в небо
поднимаются его скалистые вершины. Широкой полосой тянутся на север его
многочисленные отроги. Именно там, в глуши скал и нагромождений, может быть,
борется за жизнь горсточка дорогих нам людей.
части Джугджурского хребта. Тут совсем другая растительность. Прибрежные
горы прикрывают долины от холодных и губительных морских ветров, и это
создало деревьям нормальные условия для роста. Мы видели здесь настоящую
высокоствольную тайгу. Огромные лиственницы, достигающие
тридцатипятиметровой высоты, толстенные ели, березы, тополя украшают долину.
Они жмутся к реке и растут только на пологих склонах, защищенных от ветра.
Сам же Джугджурский хребет голый. На нем ни кустика, ни деревца. На сотни
километров лишь безжизненные курумы (*Курумы -- каменная россыпь). Трудно
себе представить более печальный пейзаж. Ни суровое побережье Ледовитого
океана, ни тундра, ни море не оставляли во мне такого впечатления
безнадежности и уныния, как Джугджурский хребет. Хотелось скорее пройти, не
видеть его. "Не поэтому ли у эвенков и живет недобрая молва про Джугджур?"
-- размышлял я, вспоминая разговор в райисполкоме.
Афанасий с удивительной точностью помнил все свороты. Мы ехали наверняка.
убежавшим к горизонту солнцем. Долина постепенно сужалась и у высоких гор
раздвоилась глубокими ущельями. Караван свернул влево. День кончился. Все
чаще доносился окрик Афанасия, подбадривающего уставших оленей.
Здесь, на поляне, предполагалась ночевка. До перевала оставалось недалеко, а
до Алгычанского пика день езды. Мы сразу принялись за устройство лагеря.
срубленных деревьев.
палаткой, как нужно для костра, но не подожгли.
костер зажигать сразу будем. Эвенки постоянно так делают.
вмешался в разговор Василий Николаевич.
эвенкийской поговоркой.
лагерем звездное небо. Уже давно ночь. Мы не спим. Олени бесшумно бродят по
склону горы, откапывая из-под снега ягель.
Николаевич, выбрасывая ложкой из котла пену мясного навара.
заблудился. Это ведь горы, тут поднимись "а любую вершину -- и все как на
ладони. Видно, другое с ними случилось.
склонам и даже на дне узких ущелий не собрать и беремени дров, чтобы
отогреться, и если у заблудившегося человека не хватит сил вернуться своим
следом к палатке или спуститься в долину к лесу, он погибнет.
облачка. Утро этого столь памятного всем нам дня было такое, что лучшего,
кажется, и не придумаешь.
врезается в хребет. Оленям приходится то огибать глыбы скал, скатившихся в
ущелье, то спускаться на дно заледенелого ручья, то взбираться на каменистые
террасы.
борт глубокой промоины.
показывая на вершину, над которой вилась длинная струйка снежной пыли. Она
то вспыхивала, то гасла.
ответил. Нас догнали остальные. Проводники о чем-то стали совещаться.
испугались? -- запротестовал Василий Николаевич.
пропасть можем, -- настаивал Николай.
Геннадий.
Вокруг, как утром, стало спокойно, и солнце щедро обливало нас потоками
яркого света. Решили идти на перевал.
уже, все чаще путь преграждали обнаженные россыпи и рубцы твердых надувов.
Необъяснимым чутьем, присущим только жителям гор, наши проводники угадывали
проход между обломками скал. Олени выбивались из сил.
Это перевал! До него оставалось всего каких-нибудь полтора километра крутого
подъема. Взбирались по дну ручья. На гладком льду олени падали, раздирали до
крови ноги, путались в упряжных ремнях и все чаще и чаще ложились,
отказываясь идти. За час мы кое-как поднялись на полкилометра.
взяться за топоры, чтобы вырубить во льду дорогу для оленей.
прошумел прилетевший вдруг откуда-то ветер. Мимо пронесся вихрь, бросая в
лицо заледеневшие крупинки снега. И сразу закурились вершины гор, понеслись
от них в голубое пространство волны белесоватой пыли.
Николаем к оленям, которых мы оставили внизу.
завеса непогоды. По ущелью метался густой колючий ветер, то и дело меняя
направление. Ожили безмолвные скалы, завыли щели, снизу хлестнуло холодом.