покупательницам... Право, дорогой мой, вы никогда не научитесь понимать
женщин. Подумайте только: ведь они будут рвать этот шелк друг у друга из
рук!
больше они будут вырывать его, тем больше мы потеряем.
Подумаешь, велика беда! Зато мы привлечем сюда толпы женщин и будем
держать их в своей власти, а они, обольщенные, обезумев перед грудами
товаров, станут, не считая, опустошать кошельки. Все дело в том, дорогой
мой, что их надо распалить, а для этого нужен товар, который бы их
прельстил, который бы вызвал сенсацию. После этого вы можете продавать
остальные товары по той же цене, что и в других местах, а покупательницы
будут уверены, что у вас дешевле. Например, тафту "Золотистая кожа" мы
продаем по семь пятьдесят - и по этой цене она всюду продается, - но у нас
она сойдет за исключительный случай и с лихвой покроет убыток от "Счастья
Парижа"... Вот увидите, увидите!
коммерческий мир. Ведь этот шелк - наш козырь, он выручит нас и прославит.
Все только и станут говорить что о нем; серебристо-голубая кайма будет
греметь по всей Франции, из конца в конец... И вы услышите неистовые вопли
наших конкурентов. У мелкой торговли будут снова подрезаны крылья. Всех
этих старьевщиков, подыхающих в своих погребах от ревматизма, мы
окончательно вгоним в гроб!
говорить и убеждать в своей правоте. Бурдонкль снова уступил. Тем временем
ящик опустел, и двое служащих принялись распаковывать другой.
они настроены против вас, они утверждают, что вы разоряете их своей
дешевизной... Знаете, Гожан положительно объявил мне войну. Он поклялся,
что скорее откроет долгосрочный кредит мелким фирмам, чем примет мои
условия.
банкротства... И что они артачатся? Мы расплачиваемся немедленно, берем
все, что они производят; их-то меньше всего должна затрагивать
дешевизна... Да что говорить - достаточно и того, что публика в барыше.
служащий метил товар на прилавке условным шифром, и проверка на этом
заканчивалась; накладная же, подписанная заведующим отделом, передавалась
наверх, в главную кассу. С минуту еще Муре смотрел на кипевшую вокруг
работу, на суматоху, связанную с распаковыванием тюков, которые все
прибывали и, казалось, грозили затопить подвал; затем он молча удалился в
сопровождении Бурдонкля, с видом полководца, довольного своими войсками.
пробивался бледный свет; в темных углах и вдоль узких коридоров день и
ночь горели газовые рожки. В этих коридорах хранились запасы; здесь, в
маленьких, отгороженных решеткой склепах, отделы держали излишки своих
товаров. По дороге хозяин взглянул на калорифер, который должны были в
первый раз затопить в понедельник, и на маленький пожарный пост у
гигантского газового счетчика, заключенного в железную клетку. Кухня и
столовая - бывшие погреба, переоборудованные в небольшие залы, -
находились слева, в углу, выходившем на площадь Гайон. Наконец Муре
добрался до отдела доставки на дом, расположенного на другом конце
подвала; сюда спускались свертки, не взятые с собою покупательницами; эти
свертки сортировались на столах и распределялись по полкам, соответственно
кварталам Парижа; затем по широкой лестнице, ведущей к подъезду прямо
напротив "Старого Эльбефа", их выносили к фургонам, стоявшим вдоль
тротуара. В механизме "Дамского счастья" роль этой лестницы, выходившей на
улицу Мишодьер, сводилась к беспрестанному извержению товаров, которые
поглощались желобом на улице Нев-Сент-Огюстен, а потом проходили наверху
через всю систему магазина с его бесчисленными прилавками.
сержанту с худощавым лицом, - как это случилось, что шесть пар простынь,
купленных вчера одной дамой около двух часов дня, не были доставлены ей
вечером?
несколько свертков, оставшихся от вчерашнего дня. Пока Кампьон рылся в
этих свертках и справлялся по книге записей, Бурдонкль смотрел на Муре,
думая о том, что этот необыкновенный человек все знает и обо всем
заботится даже в ночных кабачках и в альковах своих любовниц. Наконец
заведующий доставкой выяснил ошибку: касса дала неверный номер дома, и
сверток был доставлен обратно.
десятую?
занимавшую несколько комнат третьего этажа. Там сосредоточивались все
заказы из провинции и из-за границы, и Муре заходил туда каждое утро
взглянуть на корреспонденцию. За истекшие два года эта корреспонденция с
каждым днем все возрастала. Экспедиция, где сначала работал десяток
служащих, теперь нуждалась более чем в тридцати. Один распечатывал письма,
другие, сидевшие на противоположном конце стола, читали их; третьи
сортировали, нумеровали и ставили этот же номер на пустом ящике; потом
письма распределялись по отделам, а отделы приступали к отборке товаров,
которые по мере поступления укладывались в ящики с соответствующими
номерами. Наконец, оставалось только проверить товары и запаковать, что
производилось в соседней комнате; здесь несколько рабочих с утра до вечера
заколачивали ящики и перевязывали их веревками.
экспедицией. - Боюсь, что после базара, который будет в понедельник, у
меня не хватит людей. Вчера уже и так мы еле справились.
вторник может быть пятьсот тридцать четыре письма. За столом, где служащие
вскрывали и прочитывали письма, слышался несмолкаемый шелест бумаги, в то
время как у ящиков уже начинали скапливаться товары. Работа экспедиции
была одною из самых важных и сложных в предприятии: здесь трудились в
постоянной горячке, ибо было строго установлено, что все заказы,
полученные утром, должны быть отосланы к вечеру.
одного взгляда убедившись, что работа идет хорошо. - Вы же знаете, мы
никогда не отказываем в людях, раз этого требует дело.
спустился вниз и вошел в главную кассу, расположенную возле его кабинета.
Комната эта была разгорожена стеклянной перегородкой с окошечком в медной
раме, в глубине ее виднелся громадный несгораемый шкаф, вделанный в стену.
Два кассира собирали здесь выручку, которую сдавал им каждый вечер Ломм,
главный кассир продажи; кроме этого, они оплачивали расходы, производили
выплаты фабрикантам, служебному персоналу и всему мелкому люду,
существовавшему за счет торгового дома. Касса сообщалась с другой
комнатой, заваленной зелеными папками, где десяток служащих проверяли
накладные. Дальше был еще отдел - стол расчетов; здесь шестеро молодых
людей, склонясь над черными конторками, заваленными множеством реестров,
подытоживали ведомости проданных товаров и вычисляли проценты,
причитающиеся продавцам. Учет этот, возникший совсем недавно, был еще не
вполне налажен.
в расчетном отделе молодые конторщики, весело точившие лясы, вздрогнули от
неожиданности. Муре, ни единым словом не выказав своего неудовольствия,
стал объяснять систему премий, которые он решил выплачивать за каждую
ошибку, обнаруженную в чеках. Когда Муре вышел, все служащие, забыв о
шутках, словно пришпоренные, лихорадочно принялись за работу в надежде
обнаружить ошибку.
где Альбер Ломм в ожидании покупательниц полировал себе ногти. В магазине
стали открыто поговаривать о "династии Ломмов", с тех пор как г-жа Орели,
заведующая отделом готового платья, устроила своего мужа на должность
главного кассира, а потом добилась, чтобы одну из касс розничной продажи
поручили ее сыну, долговязому юноше, бледному и развратному, который не
мог удержаться ни на одной службе и доставлял матери немало хлопот. В
присутствии молодого человека Муре, однако, почувствовал себя неловко: он
считал, что не следует компрометировать себя, выступая в качестве
жандарма; как в силу своей натуры, так и по тактическим соображениям он
предпочитал являться в роли благосклонного божества. И он тихонько
подтолкнул локтем Бурдонкля, блюстителя порядка: налагать кары обычно
поручалось ему.
перепутали адрес, и покупку не удалось доставить на дом. Это совершенно
недопустимо.
завертывал покупку. Этот рассыльный, по имени Жозеф, также принадлежал к
династии Ломмов: он был молочным братом Альбера и получил место благодаря
той же г-же Орели. Кассир хотел, чтобы Жозеф свалил вину на
покупательницу, но тот замялся, теребя бородку, непомерно удлинявшую его и
без того длинное рябое лицо: совесть бывшего солдата боролась в нем с
Маккэфри Энн
Пехов Алексей
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Беляев Александр
Зыков Виталий