но вместе с тем и некоторое утешение оттого, что у Питера нет сабли; он
просто бы умер от зависти, если бы у Питера была сабля.
оставил у меня сомнений на этот счет.
все-таки есть сабля формально.
часовые отдадут тебе честь?
(1893-1957) - английский политический деятель, сторонник реформ и
нововведений, занимавший различные государственные посты; с 1934 по 1937 г.
- министр путей сообщения, с 1937 по 1940 г. - военный министр.} удалось до
конца искоренить этот обычай.
увидеть.
впереди, Аластэр и Безил шага на два отступя. Часовые отдали честь, и Соня
ущипнула Питера, когда он ответил на приветствие. Аластэр сказал Безилу:
призовут людей, как только сочтут необходимым, - никаких тебе кампаний под
лозунгом "Вступайте в армию", никаких популярных песенок. Пока что у них
просто не хватает снаряжения на всех тех, кто должен проходить военную
подготовку.
существовало никаких "они". Воюет Англия; воюет он, Аластэр Трампингтон, и
не политиков это дело - указывать ему, когда и как он должен драться. Он
только не мог выразить все это словами, по крайней мере такими, которые не
дали бы Безилу повода посмеяться над ним, а потому продолжал идти молча за
воинственной фигурой Питера, пока Соня не надумала взять такси.
теми, о ком говорили в девятнадцатом году. С теми толстокожими, кому война
пошла впрок.
VI
времени призывали решать регулярно всплывающий вопрос о будущем Безила, и
отзывались о нем в выражениях, какими обычно характеризуют шахтеров Южного
Уэльса - как о человеке никчемном и ни на что не годном, тем не менее
приискание той или иной работы играло немаловажную роль в его жизни, ибо у
Безила никогда не было своих денег, чем, собственно, и можно было бы
объяснить и оправдать большинство его выходок. Тони и Барбара каждый
получили по отцовскому завещанию приличное наследство, однако сэр Кристофер
Сил умер вскоре после того, как Безил впервые осрамился по крупному. Если б
мыслимо было предположить, что зрелище людской развращенности может потрясти
человека, четверть века пробывшего на посту руководителя парламентской
фракции партии, то впору бы подумать, что бесчестье ускорило конец сэра
Кристофера, так быстро одно событие последовало за другим. Как бы там ни
было, на смертном ложе сэр Кристофер в истинно мелодраматическом духе лишил
наследства младшего сына, оставив его будущее всецело в руках матери.
не стал бы утверждать, что она наделена сверхчеловеческими умственными
способностями, а меж тем только сверхъестественная сила могла бы направлять
первые шаги Безила во взрослой жизни. Метода, на которой она остановилась, в
лучшем случае изобличала отсутствие воображения и, подобно прочим
аналогичным мерам, была подсказана ей Джозефом Мейнуэрингом; она состояла в
том, чтобы, пользуясь словами сэра Джозефа, "дать мальчику хлеб с маслом, а
о джеме пусть позаботится сам". В переводе с языка метафор на простой язык
это означало, что Безилу следует выдавать четыреста фунтов в год при условии
хорошего поведения, с расчетом на то, что он дополнит эту сумму собственными
усилиями, если захочет жить более вольготно.
последние десять лет леди Сил приходилось платить долги Безила; один раз с
условием, что он будет жить дома при ней; один раз с условием, что он будет
жить где угодно, хоть за границей, только не у нее; один раз с условием, что
он женится; один раз с условием, что не женится. Дважды он был оставляем без
шиша в кармане: дважды восстановлен в милости; один раз устроен в Темпл
{Одно из двух лондонских обществ адвокатов и здание, где оно помещается.} на
жалованье в тысячу фунтов в год; несколько раз, в поощрение серьезных
попыток заняться коммерческой деятельностью, был обнадежен кругленькими
суммами капитала; один раз чуть не вступил во владение сизалевой фермой в
Кении. И при всех этих переменах судьбы Джозеф Мейнуэринг играл роль
политического агента при артачливом султане на жалованье, причем играл так,
что впору ожесточиться и воплощенному благодушию, отчего падала до минимума
ценность всякого его даяния. В промежутки забвения и независимости Безил
промышлял сам о себе и одно за другим перепробовал все ремесла, доступные
молодому человеку с его способностями. Ему никогда не было особенно трудно
найти работу, гораздо труднее было удержаться на ней, ибо во всяком
работодателе он видел противника по игре, требующей ловкости и
изворотливости. Всю свою энергию и изобретательность Безил направлял на то,
чтобы хитрым путем вынудить работодателя к сдаче, и как только он втирался к
нему в доверие, у него пропадал всякий интерес к игре. Так английские девицы
пускаются в бесконечные ухищрения, чтобы раздобыть себе мужа, а выйдя замуж,
считают себя вправе почить на лаврах.
свите лорда Мономарка, торговал шампанским на комиссионных началах, писал
диалоги для кино и открыл для Би-Би-Си серию интервью с продолжением. Катясь
все ниже по общественной лестнице, он служил рекламным агентом у
женщины-змеи и в качестве гида завез группу туристов на итальянские озера.
(Рассказом об этом он некоторое время расплачивался за обеды. Путешествию
сопутствовал ряд раздражающих эпизодов, нараставших в бурном темпе, и
кончилось оно тем, что Безил связал в пачку все билеты и паспорта и утопил
их в озере Гарда, а затем сел на утренний поезд и отправился один домой,
препоручив пятьдесят британцев, без гроша в кармане и без знания иностранных
языков, заботам божества, пекущегося о брошенных странниках, буде такое
существует; по его словам, они и по сей день были там.)
возвращался с россказнями, которым никто особенно не верил, - например, о
том, как он работал на тайную полицию в Боливии или консультировал
императора Азании по вопросам модернизации страны. Безил постоянно, если
можно так выразиться, проводил свои собственные кампании, предъявлял свои
собственные ультиматумы, пропагандировал свои собственные идеи, ограждал
себя своей собственной светомаскировкой; он был беспокойным меньшинством
одного в мире ленивых бюргеров. В своей собственной жизни он практиковал
систему нажима и умиротворения, агитации и шантажа, сопоставимую с
нацистской дипломатией, с той только разницей, что цели, которые он себе
ставил, не шли дальше его собственной забавы.
функционировать лишь в миролюбиво настроенном, упорядоченном,
респектабельном мире. В мире же новом, скрытничающем, хаотическом, каким он
стал в первые дни войны, Безил впервые почувствовал себя не в своей тарелке.
Ощущение было такое, будто он в какой-то латиноамериканской стране во время
переворота, причем не на положении англичанина, а на положений
латиноамериканца.
духа. Страх перед воздушными налетами на какое-то время прошел, и те, кто по
своей воле покинули Лондон, теперь возвращались, делая вид, будто лишь
ненадолго отлучились в свои загородные имения навести там порядок. Жены и
дети бедняков тоже валом валили домой, в свои опустевшие кварталы. В газетах
писали, что поляки держатся стойко; что их кавалерия проникла далеко в глубь
Германии; что враг уже испытывает нехватку горючего; что Саарбрюккен вот-вот
перейдет в руки французов. Уполномоченные гражданской противовоздушной
обороны рыскали по отдаленным деревушкам, выслеживая простолюдинов,
возвращающихся домой из трактиров с горящими трубками. Лондонцы никак не
хотели усваивать обычай сидеть дома у камелька и ползали впотьмах от одного
увеселительного заведения к другому, а о прибытии к месту назначения
узнавали на ощупь, по пуговицам на ливрее швейцара; черные стеклянные двери,
вращаясь, открывали доступ в сказочный мир, и словно возвращалось детство,
когда тебя с завязанными глазами вводили в комнату, где стоит зажженная
елка. Список пострадавших в уличных происшествиях разросся до чудовищных
размеров, и по всему Лондону ходили ужасающие рассказы о налетчиках, которые
нападали на старых джентльменов буквально на ступеньках их клубов или
забивали их до полусмерти на Хэй-Хилл.
или бессознательно, уже давно застраховали себя от безработицы,
определившись добровольцами в какую-нибудь воинскую часть. Одни, подобно
Питеру, в ранней юности уважили родительскую блажь и отбарабанили несколько
дорого обошедшихся лет в регулярной армии, другие, подобно Фредди, Заседали
в суде или совете графства, выполняя обычные обязанности, сопряженные с
жизнью в деревне, и одновременно нес; ли службу в йоменских частях. Эти
ходили в форме и не знали забот. В последующие месяцы, томясь без дела на
Среднем Востоке, они с завистью думали о тех, кто выбрал службу более
разумно и осмотрительно, зато сейчас в их душах царило завидное спокойствие.
Прочих же одолевала жажда трудовой деятельности на благо общества, какой бы
неприятной она ни была. Одни формировали санитарные дружины и часами бдели