АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
передряги, и ничего. Ничего не оставалось. Видно, потому, что ни о чем в это
время не думаешь. А если и придумаешь что-нибудь, так нарочно такое, чего,
может, и в жизни не бывало и быть не может. Потом сразу забудешь про это, и
ладно. А сегодня совсем другое лезет в голову..."
Моторист обернулся, услышав за спиной какую-то возню и хрип. Вытаращил
глаза: по шкурам ползал белек, тыкаясь носом в обрызганные кровью трюмные
доски. "Ну и живучий зверь! -- подивился он. -- Это ж надо: издох, а потом
снова ожил! Видно, неправду говорят: не сумеем мы этого зверя начисто
вывести..."
Он взял тюлененка на грудь. У того под густым мехом бешено колотилось
сердце -- аж прыгала ладонь. "Были бы именинники сегодня этот белек и твоя
дочка", -- вспомнилось ему.
Моторист перекрестил тюлененка ножом:
-- Живи, родственник!
И выпустил его в море.
МОСКАЛЬВО
1
-- Сколько? -- спросил капитан.
Вахтенный помощник Степаныч оторвался от бинокля и глянул на счетчик
эхолота.
-- Двадцать шесть, -- сказал он и сам удивился: -- Скоро в берег
ткнемся, а все больше двадцати!
-- Течение донное, -- заметил капитан. -- Никакого земснаряда не нужно.
-- И приказал мне: -- Держи на баржу, прямо на этих баб...
-- Ничего не видно, -- пожаловался я. -- Чего они нос облепили? -- Я
показал на ребят.
Капитан приподнял окно рубки.
-- Чего столпились на палубе! -- закричал он. -- Вы что, баб не видели?
-- Они без купальников, -- хохотнул Степаныч. -- Я такое раз в японском
журнале видел...
-- А кого им стесняться? -- усмехнулся капитан. -- Мужики все на рыбе,
тут одни бабы остались.
-- Дай-ка глянуть, -- попросил я и отобрал у Степаныча бинокль.
На берегу, на полузасыпанных песком кунгасах, обсыхали после купания
женщины -- они растянулись прямо на голых досках. И еще две мокрые
купальщицы карабкались на кунгас, все у них было коричневое, видно, все лето
загорали в чем мать родила. Они видели, что мы разглядываем их, и показывали
нам языки, а потом оделись не торопясь, попрыгали с кунгасов и припустили по
берегу -- их цветастые платья замелькали на пустынном пляже за причалами...
-- Влево ушел! Ты что, ослеп? -- набросился на меня капитан. -- Положи
бинокль!
-- С ума можно сойти! -- засмеялся я.
Боцман Саня просунул голову в рубку, он улыбался, показывая крупные
прокуренные зубы.
-- Где это мы? -- спросил он.
-- Москальво, -- ответил капитан. -- Готовь шланги: воду возьмем и
обратно.
-- Вот тебе на! -- удивился Саня. -- Это тебе не то чтоб так это... --
Лицо боцмана изображало решительное несогласие с таким намерением капитана,
он страдальчески тряс головой и шевелил губами, подыскивая слова, но так и
не сумел произнести что-либо путное... Впрочем, капитан и так понял его.
-- Поразговаривай у меня! -- пригрозил он. -- И живо, а то опять ни
одна пробка не подойдет!
Боцман вытянул голову из иллюминатора и спустился на палубу. Было
видно, как он давал внизу распоряжения, показывая рукой на ванты, но никто
не внял ему, и кончилось тем, что боцман сам полез на ванты и завозился там,
сбрасывая шланги вниз.
Был полдень -- сухой и жаркий, без ветра. Цистерны на берегу,
выкрашенные серебрином, резали глаза, желтый зной колыхался над ними; пахло
бензином -- это испарялась солярка, разлитая по всей бухте. Только лес,
тянувшийся по песку далеко за конторой, казался прохладным и свежим.
Возле конторы милиционер пил воду из водопроводной трубы. А кроме
милиционера вокруг не было ни души.
-- Эй! -- крикнул капитан. -- Прими конец!
Милиционер оглянулся -- это была женщина. Она, видно, искупалась только
что: волосы были мокрые, а на груди, на синей форменной рубашке, проступили
два мокрых круглых пятна. Она затянула на поясе широкий ремень с кобурой и,
расчесывая волосы, не спеша подошла к воде. В жизни я не видел такого
красивого милиционера!
-- Ты швартовый возьмешь? -- капитан растерянно смотрел на нее.
-- Угу, -- невнятно проговорила она, во рту у нее были шпильки.
Женщина поймала на лету носовой швартовый и зацепила его за чугунную
тумбу на кунгасе, а потом зацепила второй швартовый, который ей подали с
кормы, выпрямилась и, укладывая волосы, уставилась на нашего капитана. Она
смотрела на него так пристально, что мы все тоже стали смотреть на капитана,
соображая, что она в нем такое увидела...
-- Не узнаешь? -- спросила она.
-- Нет, -- сказал капитан.
-- А ты капитан, что ль?
-- Ага.
-- Зверя бьешь?
-- Ну.
-- "Ну", "ага"... Ты разговаривать умеешь?
-- Разучился, -- засмеялся капитан. -- Полгода на берегу не был.
-- Столбняк? -- усмехнулась она.
Матросы на палубе прямо покатились со смеху.
-- Трап! -- ошалело кричал капитан. -- Где трап? Боцман! Где боцман?
-- Давай руку, -- сказала она, -- я и так залезу.
Капитан сбежал на палубу, она протянула ему руку, он нагнулся,
подхватил ее под мышки и задержал на руках, словно ребенка.
-- Пусти, а то вдарю, -- сказала она.
-- Не ударишь, -- сказал капитан, но отпустил ее.
-- Чего скалишься? -- обратилась она к боцману. -- "Грудь" бы
застегнул, срамник...
Пальцы боцмана прошлись сверху вниз по ширинке, словно по пуговицам
баяна, и лицо его стало растерянным.
-- Вот это так... чтобы... -- начал он.
-- В каюту! -- заорал капитан. -- Чтоб вид имел! Моряк ты или прачка?
Боцман, спотыкаясь на шлангах, побрел в каюту.
-- Совсем вы без женщин распустились... -- сказала наша гостья и,
улыбаясь, медленно обвела нас всех взглядом. -- Ни одной ведь нет?
-- Ни одной, -- ответил капитан и оглянулся: -- Повара ко мне!
Повар, маленький плешивый человечек со скучным и презрительным
выражением на белом лице, подошел и остановился возле капитана, глядя в
сторону.
-- Пельмени -- чтоб в пять минут были...
-- Скажете тоже, -- недовольно ответил повар. -- Это ж тесто надо, это
ж мясо...
-- Тесто у тебя есть! -- вскипел капитан.-- Сам видел: бражку варишь!
-- Это ж мясо...
-- А медвежатина? Будешь есть медвежатину? -- обратился он к женщине.
Та только усмехнулась.
-- Все будут веселиться, а мне пельмени делай, -- промямлил повар. Он
все еще топтался возле них.
-- Сейчас воду возьмем и обратно...
-- Знаю я ваше "сейчас".
-- Тебе что сказано? Веселиться! Хватит с тебя, повеселился на прошлой
стоянке...
-- Я сейчас напишу заявление об уходе, -- уныло сказал повар.
-- Пиши -- только после пельменей, -- засмеялся капитан. И повернулся к
нам: -- Отпускаю на берег, выдам всем по пятерке... Чтоб через час обратно!
Мы взвыли от восторга.
-- Ты куда? -- бросился за мной вахтенный помощник Степаныч. -- А
вахта? А кто воду будет брать?
-- Пошел ты, -- ответил я, -- у тебя жена есть и пятеро детей, а я
холостой, мне сам бог велел...
-- Рапорт напишу! -- кричал он мне вслед.
2
Через порт -- от конторы до столовой -- были набросаны доски для
перехода, покрытые засохшим гусиным пометом, а водопроводные трубы лежали
прямо на песке, а возле цистерн валялся громадный скелет кашалота. Порт был
огражден от дюн большими фанерными щитами, в дюнах пролегала узкоколейка.
Сам поселок Москальво находился милях в трех от порта, туда ходила дрезина,
и наши ребята успели уехать, только трое остались: Колька Помогаев --
четвертый штурман, боцман Саня и еще Гена Дюжиков, то есть я. Боцман взял с
собой фотоаппарат "Любитель" с самодельным штативом в виде трех здоровенных
кольев -- он был заядлым фотолюбителем.
На стене столовой висел облупленный громадный почтовый ящик с гербом, и
я вознамерился было бросить в него пачку писем, которые мне передали на
судне, как вдруг отворилось окно и пожилая тетка, навалившись грудью на
подоконник, крикнула:
-- Ты в этот ящик не бросай -- он уже два года недействующий.
-- Ты что, тетка? -- не поверил я.
-- А ничего. Почта в поселке, а ящик этот давно пора столкнуть.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 [ 9 ] 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
|
|