из вас отдельно так сильно смешно?.. Не хотите? Почему? - преувеличенно
наивно спросил Кока.- Ну почему вы не хотите?.. Ведь нам тогда станет еще
интереснее и смешнее...- Он юродствовал, постепенно становясь хозяином
положения.- Ну ладно... Я рад, что, пока меня не было, я все-таки
присутствовал здесь, был с вами незримо... И еще рад, что вам для веселья
так мало надо и что эту малость смогла вам доставить вон та нежная девушка
в углу.- Кока показал, не оглядываясь, большим пальцем через плечо на
Машу, потом все-таки обернулся, внимательно посмотрел на нее и вбил ей
прямо в зрачки всю горечь и сарказм, оседавшие в нем сейчас.- Нежная
девушка в платьице белом... с томиком стихов на коленях и засушенной
ромашкой между заплаканными страницами... Хрупкий стебелек... последний
оплот романтизма в этой комнате и во всем этом театре.
был привычно насмешлив, он еще раз обвел глазами всю комнату и сказал
последние слова: - Жалко мне... и себя, и вас...- И вышел. Занавес... Без
аплодисментов... И - странное дело - всем барышням стало отчего-то стыдно,
будто их застали за чем-то непотребным, будто они все только и способны
что курить, материться и спускать любовь в канализацию. А каждая женщина -
и тем более артистка - не забывает в глубине души, что она и Наташа
Ростова, и Мария Волконская, и графиня Монсоро, и Маргарита, как бы ни
била их жизнь и как бы они ни жаловались на мужчин, что это они во всем
виноваты, что это они их такими грубыми сделали, и что мужиков теперь и
вовсе нет, и все приходится на своем горбу... Поэтому, когда им посреди
быта вдруг некстати напоминают об этом давно забытом идиотском романтизме
и вообще о чем-то возвышенном, им становится и на пару секунд стыдно, и
чуть больше жаль себя. И поэтому, когда Кока вышел, им всем первое время
было даже неловко друг на друга посмотреть, но это быстро преодолелось, ни
одна, кроме Маши, не подала вида, что это ее задело, и общение
возобновилось.
сейчас было в женской гримерной, не о том, что он сейчас сказал и хорошо
ли это звучало,- он думал о Маше. Жажда мести кипела в его возмущенном
разуме. Марусе вдоволь предстояло теперь наесться гнилых плодов своего
цинизма и вероломства.
страдать, и не было даже уверенности в том, что из всего, что он
придумает, найдется хоть что-нибудь, что заставит ее страдать так, как
надо. Но желание было, ух, какое сильное желание было у Коки, а когда
человек так сильно хочет, ему надо помочь, и такой помощник у Коки нашелся.
время работавший в кино каскадером. В основном он был исполнителем и
постановщиком конных трюков, но умел и многое другое, что постоянно
подтверждал при Коке, и вот уже третий год вызывал в нем чувство
восхищения и даже преклонения, чего Кока изо всех сил старался не
показать. Например, он мог залпом выпить из горлышка бутылку водки, не
закусывая... Это еще не фокус, это могут многие, говорят, некоторые
выливают бутылку водки в миску, крошат туда хлеб и способны не спеша
выхлебать всю эту чудовищную тюрю столовой ложкой. А фокус был в том, с
каким шиком Тихомиров все это исполнял - он не отрываясь пил эту бутылку
водки минуты три; на его лице не было ни отвращения, ни гримасы какого-то
усилия, ни, наоборот, жадного удовольствия алкаша - ничего не было на этом
лице, кроме едва видимого скучного одолжения: ну, если вы уж так хотите,-
полюбуйтесь; он делал последний глоток, отнимал бутылку ото рта вверх и,
чтобы все убедились в чистоте исполнения, вытряхивал в рот еще несколько
капель; затем подкидывал правой рукой бутылку высоко вверх, она парила над
столом две-три секунды и начинала падать, и в тот момент, когда, казалось,
она рухнет, с быстротой нападающей кобры выбрасывалась вперед левая рука,
ловила бутылку в нескольких миллиметрах от поверхности стола и аккуратно
ставила ее.
31 декабря он на спор "снял" пять девушек на улице и увез их праздновать
Новый год в свою компанию. Вся изюминка этого спора заключалась в том, что
"снятие"
которых Володе предстояло уговорить, торопились в гости или домой, чтобы
успеть встретить Новый год в кругу близких и друзей; другие девушки,
которые никуда не спешили, во всяком случае, явно, в расчет не входили,
надо было брать именно спешащих, у которых из сумок и пакетов торчали
цветы или шампанское, которые нервно взглядывали на часы и очевидно
злились, что опаздывают. И вот в считанные минуты Тихомирову надо было: 1)
уговорить девушку не ехать к близким, пренебречь и этим даже кого-то
подвести и обидеть и 2) ехать в совершенно незнакомую компанию на машинах
с абсолютно незнакомыми молодыми людьми. А?! Каково?!
кинулись в машины и рванули, но до дома, конечно, доехать не успели,
встали где-то на полпути, включили радио на всю катушку и фары машин,
вышли, все перезнакомились, открыли шампанское, достали стаканы; из
открытых машин на весь проспект начали бить куранты, шел крупный снег и
красиво падал в шампанское, белое - в золотое, а одна девушка, которая
сопротивлялась и не хотела ехать дольше всех, уже кружилась, смеясь, по
шоссе и ловила стаканом крупные снежинки, и все вслух хором считали: 9...
10... 11, выпили, дико хохотали и стали говорить наперебой, что такого
Нового года у них еще не было, что так - не встречали никогда. А режиссер
праздника Тихомиров стоял с видом "ну я же говорил... и потом будет еще
лучше". Потом сели в машины и поехали дальше, и девушки уже совсем не
боялись и даже не стеснялись, уже все вокруг были свои; наверное, Володя
все-таки угадывал или вычислял на улице девушек, в которых слабо билась
или дремала до поры авантюрная жилка. И неосознанно их тянет свернуть с
наезженной колеи неведомо куда и посмотреть - что там, а тут, откуда ни
возьмись, очень кстати - Тихомиров, и, глядь, уже едут, хохоча, в двух
машинах с незнакомыми, но очень симпатичными и веселыми ребятами. А те их
везут еще и на Ленинские горы, где автомобильный каскадер Сашка Шабанов
покажет им головокружительный спуск на машине, этакий автомобильный слалом
между деревьями, и они будут при этом не снаружи, а внутри машины. А потом
едут в гости, опять в сопровождении шампанского, и там Тихомиров сделает
так, чтобы две девушки (абсолютно не возражая, а наоборот, весело) навели
порядок в квартире, еще две накрыли на стол, а последняя вымыла на кухне
вчерашнюю посуду, то есть вели себя уже как совсем свои, как хозяйки...
бутылкой водки, они посидели, и Кока все ему рассказал. Поведал
Тихомирову, что он увяз, влип и что эта ужасная (в смысле цинизма) особа,
которая к тому же старше его на пять лет, сделала его, Коку, больным и
слабым, что он постоянно думает о ней, все валится из рук, и он ничего не
может с собой поделать.
тихомировской кухни.
него напряженную работу мысли.- Плюнуть и забыть. Давай девушкам позвоним,
сейчас приедут.
что?! - Он метался по кухне, заламывая руки, как это было принято в
древнегреческих трагедиях, подходил к столу, наливал себе и опять мерил
кухню шагами, так что в глазах у Володи рябило.
мешая Тихомирову сосредоточиться, а ведь он сейчас размышлял и принимал
решение.
мысли была уже закончена, ибо он перестал пощипывать бородку и, видимо,
какое-то решение уже принял.
полными надежды на то, что сейчас наденут ошейник и поведут гулять.
будешь меня слушать, что бы там ни было.
Тебе будет хотеться совсем другого, ты будешь визжать, что ты не можешь
это сделать, что ты не садист, что ты ее любишь, и ты будешь отказываться.
Будешь?
Кока в данный момент был готов на все, чтобы получить рецепт, точнее,
лекарство.
только ты меня не послушаешь, я отхожу в сторону и дальше сам трепыхайся,
как хочешь.
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия