комок.
небесной артиллерии. Он зайцем спрыгнул с кровати, громко стукнул ногами о
деревянный пол, выскочил за дверь и кинулся по коридору. Дверь Розы.
Закрыта. Когда он вечером постучался, она не откликнулась. Он открыл дверь
в момент новой вспышки и увидел, что Роза стоит, прижавшись к окну. Свет
молнии пронизал ее ночную рубашку, и на мгновение она была будто нагой -
силуэт, окруженный газовой дымкой. Тут пала непроницаемая тьма, и он
оглушенно рухнул на ее постель.
ее голос был обычным, даже веселым. Она любила грозы.
прильнул к ней, а она пригладила его волосы.
погладила его. Его внезапно охватила паника, будто все должно было
непоправимо измениться, и странное настроение Розы было частью этого
изменения или даже его началом. Он хотел, чтобы она стала прежней,
обычной, ничего не боящейся, готовой все обратить в шутку.
эти разговоры в семье... Может, ей следует узнать?.
Там что-то прячется. Помнишь лицо, когда мы плавали.
пупок. - Ты знаешь, что тут?
выберется наружу, и тебе будет с кем играть.
даже не заметил.
гром.
Его рука последовала за ее рукой под ночную рубашку, скользнула по
курчавым волосам, нашла ложбинку, и его ищущий палец коснулся влажного
бугорка. Роза напряглась, ее пальцы сомкнулись на его руке и мягко ее
отвели. А он снова почувствовал давление, какой-то нажим ниже живота. Роза
потрогала это, потом взяла в руку через ткань его ночной рубашки и чуть
сжала. Ему показалось, что у него остановится сердце. Гром грохотал, но он
не слышал. Жгучая, блаженная пугающая секунда, и она отняла руку и
поцеловала его в нос. Молния придала губительность ее улыбке.
грехе, Майкл.
Смертный грех. Значит, Роза попадет в ад. И больше никогда не" вернется к
нему.
всадник.
уехать из дома. Помолишься! - она села на кровати, заряженная
электричеством не меньше, чем мчащиеся тучи в бушующем ветром небе за
окном. - Не молись за меня. Прибереги свои молитвы для ребенка. Для
девочки. Я знаю, будет девочка. А они заберут ее, как топят слабого щенка
в помете. Она будет приблудной, Майкл. У нее нет отца.
кошачьи зрачки. Она была напряжена, как согнутая ветка, ее лицо казалось
голубым. Когда молния погасла, Майкл все еще видел перед собой ее
светящиеся глаза, их отпечаток.
увезут, но если я не вернусь, то найди меня, верни домой. Или мою дочку, -
добавила она шепотом. И еще прошептала: - Мою душу.
заглушил грома.
армии. На кухне старый Демон дергал носом во сне, чуя древние запахи, видя
то, что только ощущал и никогда не видел, - древнее, навеки запечатленное
в глубине его собачьего мозга. Снег и лед. И огромных заиндевевших зверей,
бредущих по сугробам. Плеск капель в пещерах. Скрежет зубов на теплой
мозговой кости. Он заскулил, царапая когтями каменный пол, но он был
старым псом и не проснулся.
смягчилось. Ей снился сон.
матовой, как цветок боярышника. Смуглый мужчина, такой элегантный в
безупречно сидящем костюме, широкоплечий с узкими бедрами.
согласилась, томилась по нему в траве, отбросив молитвенник, раскинув
волосы среди лютиков. Легкое цветастое платье вздернуто до бедер, и,
посмей она, то коснулась бы себя там, где жаждала его прикосновения,
изнывала по нему. А он улыбнулся и погрозил пальцем. Покинул ее, не сказав
ни слова, оставил лежать на лугу с раздвинутыми ногами, с задранным
платьем.
дверные скважины.
белесую под палящим солнцем, как застарелый шоколад. Пот впитывался в
подкладку его каски, сползал по лицу, и на него налипала пыль. Мундир был
жарким, заскорузлым от пота и натирал кожу, ремни впивались в его молодые
плечи. Сухая земля липла к вороненому смазанному стволу винтовки, сыпалась
на деревянный приклад, словно требуя его себе. Вдали ухали пушки.
сосна, в супружеской постели, и ее тихое дыхание сплеталось с
похрапываниями Пата. Ей снились сапоги. Сапоги, ударом выломавшие дверь ее
дома, и мужчины в двуцветной форме, вломившиеся внутрь, - полицейские
куртки с солдатским хаки под ними. Ее мать в смертном ужасе, ее побелевшие
братья, метнувшиеся к револьверам, поблескивающим на стуле. А она
спокойненько плюхнулась на них, уселась на твердом металле и не сдвинулась
с места, пока каратели обыскивали дом, а ее отец стоял, положив руки на
голову. Она была совсем девчонкой и чуть не обмочилась от страха, но
продолжала сидеть, выпрямившись, а ее юбки прятали государственную измену,
и она спасла братьев от пули на заднем дворе.
борозды и изрыгающие клубы дыма в синее небо. Позади них только что
опустившиеся на поле чайки расталкивали дружные всходы ржи, и жнец срезал
колосья серпом, лезвие которого было, как рогатый месяц, подставленный
солнцу.
потому что его обнимала Роза.
скоро. Костяшками пальцев скользнула по узким мальчишеским бедрам, думая,
сможет ли новая жизнь вырваться из них, не убив ее.
остановился, и она была проклята. Смуглый мужчина, безликий мужчина... он
наполнил ее жаром, вдавил в прохладный перегной, а река бурлила, как ее
бешеная кровь, и встала ночь, темная и густая, как деревья вокруг. А
теперь вот тут бьется еще одно сердце.
позволила ему получить то, чего он желал так до: Т), и назвала его отцом.
Бедный безвинный Томас, шарящий, побагровевший, боящийся взглянуть, но
жадный, как ребенок Протестантский отец зачатого в блуде ребенка... так во
всяком случае думают они. А настоящим отцом был всадник в плаще с
капюшоном, проезжавший мимо. А когда наутро его конь выезжал из низины,
откос под его копытами обрушился в воду. Ей не хотелось увидеть его снова,
но, может быть, доведется, если младенец на пути к свету разорвет ее.
труб в бочки хлестала темная жидкость. По булыжникам призрачно крались
волки, наполняя сны Демона страхом и родственной тягой, чуя запах скотины.
Лошади в конюшне прижимали уши, на лугах овцы настороженно сбивались в
тесные кучи, но их никто не потревожил. На ферме в сухих уголках светились
глаза наблюдающих кошек. Стая кружила в беззвездном мраке, безмолвно
Курылев Олег
Майер Стефани
Суворов Виктор
Емилина Ника
Шилова Юлия
Корнев Павел