Чтение 9–й страницы книги ~Мизери~

Или несчастный случай? Разве это невозможно? О да, сэр! Он представил,
как она решительно ведет машину, слишком быстро, а затем едет вслепую и
направляет машину прямо в кювет. Все ниже, ниже и ниже. Один удар и машина
объята пламенем. Она умирает, даже не осознав это.

Если она мертва, он умрет здесь как крыса в капкане.

Он продолжал представлять, как наступит бессознательное состояние и
освободит его; но потеря сознания не наступала, вместо этого пришел Час
Тридцать и Час Сорок. Теперь Король Боль и Прекрасная Жажда мчались на одной
единственной лошади (Я Хочу Есть остался где-то в пыли) и он начал
чувствовать себя ничем другим как кусочком живой ткани под микроскопом или
червяком на крючке - чем-то бесконечно дергающимся с единственным желанием
-умереть.

Когда она наконец появилась в доме, он сначала подумал, что это сон, но
затем реальность или чисто животный инстинкт выживания взяли верх и он начал
стонать, умолять и просить все разрушенное, все, что брало начало в глубоком
роднике нереальности. Единственное, что он разглядел ясно, это то, что на
ней было темно-синее платье и шляпа с цветком; именно в таком наряде он
воображал ее на трибуне в Денвере.

У нее был хороший цвет лица, а глаза искрились жизнью и энергией. Она
была настолько хороша, насколько Энни Уилкз вообще могла быть, и когда он
пытался вспомнить эту сцену позднее, он мог представить ясно только ее
пылающие щеки и шляпу с цветком.

Трезвый ум и способность ясно оценивать обстановку подсказали ему
мысль: Она

напоминает вдову, которую только что трахнули после десяти лет
воздержания.

В ее руке был стакан с водой - высокий стакан, наполненный водой.

- Вот выпей, - сказала она и приподняла его голову так, чтобы он мог
выпить не захлебнувшись. Он почувствовал на шее все еще холодную с улицы
руку. Он быстро сделал три больших глотка, поры на пересохшем языке
расширились от шока и потребовали еще воды; часть воды пролилась на
подбородок и на рубашку, в которой он был. Она ласково и ловко смахнула воду
с него.

Он захныкал, протягивая свои трясущиеся руки к стакану.

- Нет, - сказала она. - Нет, Пол. Немного погодя, иначе тебя вырвет.

Через некоторое время она снова протянула ему стакан и позволила
сделать еще два глотка.

- Лекарство, - произнес он, закашлявшись. Он обсосал свои губы и
облизнул их языком, а затем обсосал язык. Он смутно помнил, как пил свою
собственную мочу, какая она была горячая и соленая.

- Капсулы - больно - пожалуйста, Энни, пожалуйста, ради Бога помоги
мне... так больно...

- Я знаю, но ты должен слушаться меня, - сказала она, глядя на него с
твердым материнским выражением. - Я должна была покинуть тебя и подумать. Я
все хорошо обдумала и надеюсь, ты тоже. Я не была вполне уверена; мои мысли
часто путаются, я знаю, я согласна с этим. Вот почему я не могла вспомнить,
где я была все это время, когда меня спрашивали об этом. Итак, я молилась.
Есть Бог, ты знаешь, и он отвечает на молитвы. Он всегда так делает. Итак, я
молилась. Я сказала: Господи, Пол Шелдон может быть уже мертвым, когда я
вернусь. Но Бог сказал: Он не умрет. Я храню его, поэтому ты можешь
направлять его.

Но Пол едва слышал ее слова, его взгляд был прикован к стакану с водой.
Она дала ему выпить еще три глотка. Он фыркнул подобно лошади, рыгнул и
затем закричал от коликов, пронзивших его.

Во время этого она смотрела на него кротко, ласково.

- Я дам тебе твое лекарство и облегчу твои страдания, - сказала она, -
но сначала ты должен сделать одну работу. Я сейчас вернусь.

Она поднялась и направилась к двери.

- Нет! - закричал он.

Она не обратила на это никакого внимания. Он остался в постели,
обернутый в боль, стараясь не стонать.

Сначала он думал, что "пал в беспамятство. То, что он видел, было
слишком странно, эксцентрично, чтобы быть нормальным. Энни вернулась в
комнату, толкая перед собой рашпер на древесном угле.

- Энни, я ужасно страдаю. - Слезы катились по его щекам.

- Я знаю, мой дорогой. - Она поцеловала его в щеку. Прикосновение ее
губ было такое же, как падение пера. - Скоро.

Она ушла, а он глупо уставился на рашпер, предназначенный для
использования летом на открытом воздухе внутреннего дворика; теперь он стоял
в его комнате, вызывая жестокие образы идолов и жертвоприношений.

Конечно же она надумала жертвоприношение: когда она вошла в комнату, в
одной руке у нее была рукопись "Скоростных машин" - единственный экземпляр,
результат его двухлетней работы. В другой руке у нее была коробка спичек.

- Нет, - закричал он и затрясся. Одна мысль работала в нем, обжигая,
как кислота: он мог сделать фотокопию рукописи в Боулдере менее, чем за 100
долларов. Люди - Брайс, обе его жены, черт возьми, даже его мать - всегда
говорили ему, что неразумно не делать хотя бы одну копию его работы и
отложить ее на случай пожара в Боулдерадо или его Нью-Йоркского городского
дома, на случай урагана или наводнения или еще каких-нибудь стихийных
бедствий. Он постоянно беспричинно отказывался: просто копирование,
казалось, могло принести несчастье.

Ну вот, несчастье и стихийное бедствие - все здесь. Здесь была Энни
Уилкз. При всей ее глупости ей видно никогда не приходило в голову, что
может быть еще экземпляр "Скоростных машин", и, если бы он послушался, если
бы он потратил эти вшивые сто долларов...

- Да, - ответила она, протягивая ему спички. Рукопись чистая, белая с
титульным листом сверху лежала у нее на коленях. Ее лицо было все еще ясным
и умиротворенным.

- Нет, - .сказал он, отворачивая от нее свое горящее лицо.

- Да. Это грязно, непристойно. Это отступничество. Кроме того в нем нет
ничего хорошего.

- Да ты не увидишь хорошее, - завопил он, - если оно будет у тебя перед
носом

или даже укусит за нос!

Она нежно улыбнулась. Ее крутой нрав, очевидно, взял отпуск. Но Пол
подумал, зная Энни Уилкз, что он может в любой момент вернуться: Я не мог
долго быть без вас. Как у вас дела?

- Во-первых, - сказала она, - если это хорошее и будет у меня под
носом, то не навредит мне. Иначе какое же это хорошее? Зло - может, но не
добро. Во-вторых, я сразу отличаю хорошее от плохого. Ты - это хорошее, Пол.
Все, что тебе нужно, это немного помощи. Ну, возьми спички.

Он затряс головой: Нет.

- Да.

- Нет!

- Да.

- Нет, черт возьми!

- Можешь ругаться, сколько хочешь. Я уже раньше слышала все Это.

- Я не сделаю этого. - Он закрыл глаза.

Когда он открыл их, она протягивала ему картонку, на которой сверху
яркими синими буквами было напечатано НОВРИЛ. Затем ниже красными буквами
ОБРАЗЕЦ. НЕ ОТПУСКАТЬ ЛЕКАРСТВО БЕЗ РЕЦЕПТА ВРАЧА. Ниже предупреждения
находились четыре капсулы. Он ринулся к ним. Она резко отдернула руку с
лекарством вне его досягаемости.

- Только после того, как ты сожжешь рукопись, - сказала она. - Тогда я
дам тебе капсулы - все четыре и боль прекратится. Ты снова будешь спокойным
и безмятежным; а когда ты совладаешь с собой, я поменяю тебе постель -
посмотри, ты ведь намочил ее и не очень приятно лежать в мокрой постели. Я
также переодену тебя. К этому времени ты проголодаешься и я дам тебе немного
супу. Может и гренки без масла. Но пока ты не сжег это, Пол, я, к сожалению,
ничего не могу сделать.

Его язык хотел сказать "Да! Хорошо!", но он прикусил его. Он снова
отодвинулся от нее - прочь от соблазнительной, сводящей с ума картонки, от
белых капсул в ромбовидных прозрачных облатках.

- Ты дьявол, - сказал он.

Он ожидал гнев в ответ, но получил снисходительный смех со скрытой
известной грустью.

- О да! Да! - Именно так думает ребенок, когда мама входит в кухню и
застает его играющим с чистящей жидкостью из-под раковины. Он, конечно, так
не говорит, потому что у него нет твоего образования. Он только говорит:
Мам, ты плохая.

Она отбросила волосы с его горячего лба. Ее пальцы соскользнули по его
щеке, по шее и затем легко с сочувствием пожали его плечо.

- Мать чувствует хуже, когда ее ребенок говорит, что она плохая, или
если он плачет, когда у него что-то отбирают, как это делаешь сейчас ты. Но
она знает, что права, и выполняет свой долг. Я тоже выполняю мой.

Три быстрых глухих звука от ударов костяшками пальцев по рукописи -190
000 слов и 5 жизней, о которых очень заботился сильный и здоровый Пол
Шелдон, 190 000 слов и 5 жизней, которые он считал более несущественными по
истечению времени.

Пилюли. Пилюли. Он должен иметь эти проклятые пилюли. Жизни героев были
во мраке, пилюли нет. Они были реальными.

- Пол?

- Нет. - Он всхлипнул.

Слабый перестук капсул в их облатках - тишина - затем тасование спичек
в коробке.

- Пол?

- Нет!

- Я жду. Пол.

О, почему, ради Христа, ты делаешь эту сцену с Горацием на мосту через
задницу? И кого, ради Христа, ты собираешься поразить? Ты что думаешь, это