Чтение 9–й страницы книги ~Дорога на высоту~

окошке.

-- Окошка-то три, -- усмехнулась Светлана. В самом деле окон в квартире
было три, это выглядело как продолжение каламбура. Но он посмотрел на
Светлану насторожено.

Он не отходил от Светланы весь вечер, весь следующий день до отъезда, они
гуляли втроем -- со Светкой -- по ее родному городу, Анатолий шутил и был
ласков. Навстречу им шла пара.

-- Смотри, -- показал он, -- какие довольные собой упакованные советские
граждане. А говорят, евреям плохо живется в нашей стране.

-- Кто говорит?

-- Разные злые языки. Это, наверное, чтобы поссорить нас с великим русским
народом.

Пара поравнялась с ними, Светлана рассмотрела -- оба упитаны и дорого
одеты. Она не любила таких.

-- Света! -- вдруг воскликнул мужчина и остановился.

О! Это же приятель ее юности, один из тех, кто, как говорила мама,
смотрел на нее влюбленно. Невероятно. Тот юноша, что, сидя на ковре в ее
комнате, читал, чуть завывая, стихи опального поэта, и этот сытый, рано
полысевший господин -- одно и то же лицо? Нет, не может быть. Но это был он.
Он.

-- Ты здесь? Вернулась? -- в глазах его на миг появилось выражение, которое
она помнила.

-- Нет. Мы на несколько дней приехали к маме. Знакомься, мой муж. А это
моя дочка. Ее тоже зовут Света.

-- Моя жена.

Пожатие рук, произнесение имен, тривиальное: "Очень приятно". Кому
приятно? Его жене это явно было не по душе, хотя она старалась вести себя
прилично. Продолжая держать мужа под руку, она решила побеседовать со Светой
маленькой.

-- Кого ты больше любишь -- маму или папу?

Светка надулась, опустила голову и не ответила. Она была уже взрослая для
таких вопросов, а тетя этого не понимала.

Светлана же и ее приятель забросали друг друга вопросами. Она рассказала
о себе: где работает, что делает, и все спрашивала об их общих друзьях, о
нем самом.

-- Что делаешь? Написал диссертацию? Защитился? Ты был таким
многообещающим.

-- Ну что ты! Разве дадут? Я понял, что это напрасная трата сил и времени.
Работаю в проектном институте старшим инженером. Практически -- ведущим, но,
сама понимаешь, кто мне даст "ведущего"? Но работу доверяют, приходится
тянуть.

Ей было интересно узнать обо всех. Он сказал, что почти все женились,
устроились, где-то работают. Жить-то надо. Один из приятелей, оказалось,
уехал за океан. Сначала перебрался в Прибалтику, там женился тоже на
"нашей", но тамошней. Вместе и укатили. Оттуда легче.

-- Но ничего. И мы живем, -- сказал приятель, -- как видишь.

Светлана видела. Интересно, подумала она, как ты на зарплату "старшего",
это ведь сотни полторы, не больше, смог навешать на свою дорогую столько
золота? Ей вдруг стало неприятно.

Стояла Светлана близко к Анатолию, казалось, их ничто не разделяет, она
еще ближе придвинулась к мужу и придвинула к себе Светку.

С приятелем они расстались, обменявшись номерами телефонов. Но оба
понимали, что никогда ни один из них не позвонит.

-- Какая глупая тетя, -- сказала Светка, когда они отошли.

Светлана и Анатолий рассмеялись, но это был не легкий смех, как прежде,
ничего внутри не отпустило, близости не получалось.

Светлана не могла расслабиться. Но и не могла спросить: "Толя, что же
происходит? У тебя -- другая?"

Спросить, это значило быть готовой услышать ответ. Ложь или правду. Ни
того, ни другого ей было не нужно. Может, и ему было трудно, и он не хотел
разрыва? Иначе зачем бы он мчался на попутных за ними к маме?

Но и так нельзя. Она не в силах играть в молчанку, будто ничего не
происходит.

Они вернулись домой, он опять пошел в свой цех. И опять приходил поздно,
усталый и чужой.

"x x x"

Анатолий жевал, в кухне пахло колбасой. Светлана тоже почувствовала
голод. Она вспомнила, что целый день ничего не ела, только выпила стакан
чая. Она устала и в поезде долго спала, а потом было не то что лень, а как-
то скучно открывать сумку и доставать еду. Она попросила проводника принести
чай и пачку вафель. Вафли оказались ужасными, и Светлана есть их не стала.

Жевал Анатолий аппетитно, запах дразнил, Светлана тоже отрезала себе
кусок колбасы.

-- Хлеб у нас хотя бы есть?

-- Есть, -- сказал Анатолий, -- и даже свежий.

-- Тогда живем.

Слова были нормальные, обычные, но двигалась она, как неживая. Разложила
по местам снедь, сделала бутерброды, заварила чай. Они сидели, пили чай,
ели. В кухне все было, как прежде. Но раньше они любили поговорить за
ужином, а теперь молчали. Иногда Анатолий произносил:

-- Что-то шпроты уже не те.

-- А сыр вкусный. Совсем как в доперестроечной Москве.

Что он думал, понять она не могла и пыталась сама себя веселить: "Перед
тем, как развестись, они вместе пили чай с сыром и сервилатом".

Хватаешься за юмор, как за соломинку. Вместо шутки -- кислая гримаса.
Анатолий нашел в пакете конфету, достал одну, развернул, запахло шоколадом.

-- Ничего, -- сказал он. -- Вкусно. Будешь?

Она кивнула. Он достал еще одну конфету, развернул, протянул Светлане.
Она взяла. Съела.

Это становилось невыносимым. Еще немного, и она зарыдает. Или крикнет:
"Ну что же ты! Давай что-то решать!"

Но и он, наверное, не может, и для него не все так просто -- повернулся,
ушел, все перечеркнул, будто и не было. Что он решил?

А разве тогда... Тогда они -- не решили?

Как он понял, что ей плохо? Что, застегнутая на все пуговицы, она
задыхалась. И нужен был воздух, нужно было расслабиться.

Или слухом полнится земля, и о том, что творится у Домских, знали не
только женщины, но и их мужья? А среди мужей есть начальники. И даже
большие. А Светлана Домская -- женщина привлекательная, утешить ее было бы
приятно. Никакого убытка, всем хорошо. Все довольны.

Это потом, сама с собой разговаривая, такую выстроила она версию, а тогда
она сразу и не заметила, как ее обволакивали. Хотя, кажется, делалось все не
очень церемонно. Красивый, седеющий, уверенный в себе мужчина на высоком --
для нее довольно высоком -- месте.

Сначала он долго стоял возле дисплея в машинном зале, где Светлана
пыталась найти ошибку в программе. Программа не запускалась. В общем, это
было нормально, что он задержался дольше обычного возле машины, которую
готовили к испытаниям. Это было важно для института, для него, он
беспокоился. Обычным было и то, что он говорил не с начальником отдела, а с
ней: такой внешний демократизм был в институте в ходу, да, наверное, так и
надежней -- от разработчиков, от исполнителей, можно почерпнуть больше, чем
от начальства, а внутри фирмы показуха ни к чему, руководству надо знать,
что есть на самом деле. Выходы боссов и полубоссов "в народ" были не так уж
редки. И то, что высокосидящие вызывали к себе в кабинеты не только средних
начальников, но и ведущих разработчиков, таких, как Светлана, тоже было в их
фирме делом обычным: так легче получить конкретную информацию. Но когда он
вызвал Светлану третий раз подряд и вдруг поручил сделать какую-то чушь:
порыться в каких-то информационных материалах, что-то ему найти, хотя для
поиска информации к его услугам был целый отдел, она насторожилась.

Он заметил, что она не в восторге от его задания, и сказал неожиданно
мягким, ласкающим голосом:

-- Сделай это для меня. -- А потом добавил: -- Это ведь связано с твоей
работой.

Это никак не было связано с тем, чем она занималась, но Светлана не
возразила. Ей стало не по себе, она не сказала ни "да", ни "нет", хотя,
понятно, ни то ни другое слово ничего бы не изменило.

Светлана вышла из кабинета и медленно шла по коридору. Она еще
чувствовала его мягкий, дерзко-вкрадчивый взгляд -- в лицо, и понимающий
пристальный взгляд в спину -- его секретарши. Надо было взять себя в руки,
прежде чем вернуться в лабораторию.

Но сначала она пошла к начальнику отдела.

-- Ищу защиты, -- сказала Светлана. -- Главный вызвал меня и подбросил
работу, совсем не мою, не нашу, хотя я и так задыхаюсь от нехватки времени.

-- Что за работа? -- спросил начальник отдела.

Она объяснила. Он смотрел на нее спокойно, чуть насмешливо, но
дружелюбно. С ним было приятно, он был умница и ответил прямо:

-- Ты ведь понимаешь, что в данном случае я тебе не защитник.

Она понимала. Но зачем пришла сюда? А куда было идти?

-- Тебе придется справляться самой, -- сказал начальник отдела и добавил: --
Если хочешь справиться. А нашу работу с тебя тоже никто не снимет.

-- Понятно.

-- Ты же его знаешь...

Что она знала? Конечно, о нем говорили в институте, и она, Светлана, не