воспитательница; несколько деревянных хижин, кусочек голого двора, и все
это неизменно на фоне буйной растительности, диковинных деревьев, похожих
на гигантские папоротники, ярких полос солнечного света, перемежающихся с
густой, черной тенью.
прощаться, дружески обменявшись со всеми рукопожатием.
неожиданно потеплели. - Может, в следующий раз приедете к нам с ночевкой?
пакет и тихонько шепнула: - Это немножко шотландского песочного печенья,
чтоб было чем полакомиться в пансионе.
мной, чтобы проводить меня на станцию. По дороге Люк великодушно предложил
мне пользоваться его мотоциклом, когда мне вздумается. Поезд тронулся, и
мисс Джин Лоу пошла рядом с моим окошком.
все очень довольны, я знаю, что очень.
этого чрезмерного радушия и сейчас попытался проанализировать свои
впечатления. По правде говоря, знакомство с этим простым трудолюбивым
семейством преисполнило меня сильнейшим отвращением к себе. Какой я
ничтожный и жалкий! Вообще говоря, я даже почему-то казался себе настоящим
подлецом.
сидела, потупившись, рядом со мной в Верхнем парке и вдруг, как девочка,
залилась краской. Я не слишком был избалован женским вниманием и в этом
отношении был лишен самомнения. Но сейчас некая мысль, словно стрела,
пронзила меня. Я вздрогнул и, потрясенный, выпрямился.
может... Это нелепо!
6
днями, будоражившими кровь. Прошло больше месяца с тех пор, как я всецело
отдался своей работе. И жизнь казалась мне поистине прекрасной.
время от времени и подмечал, как он посматривает на меня, покусывая
кончики косматых усов, не мог догадаться, чем я занят. С тех пор как
профессор Ашер уехал, он проводил большую часть дня в баре при
"Университетском гербе".
исследователя проходит в дивном поэтическом экстазе, - прежде чем увидишь
просвет, надо пройти немало лабиринтов и, подобно Сизифу, без конца катить
в гору камень.
моей цели, я, наконец, вырастил на пептоновском бульоне такую культуру из
дримовских проб, которая, по моим расчетам, содержала возбудитель
эпидемической болезни. Я глядел на нежные желтоватые волокна, которые,
сплетаясь в шафрановые нити, росли и набухали в светлом, как топаз,
растворе, словно распускающийся крокус, а мне казались неизмеримо
прекраснее самого редкого цветка, - и сердце мое колотилось от волнения.
Это была неведомая мне культура, обещавшая нечто новое и необычное и
подкреплявшая шаткое здание моих надежд.
удваивал усилия, стремясь путем отбора вывести чистую и стойкую породу
драгоценной бациллы. У меня был ключ от боковой двери, через которую я мог
попасть в здание, когда все уйдут. Поужинав в пансионе барышень Дири, я
возвращался в лабораторию и, связанный с внешним миром лишь тоненькой
ниточкой сознания, погружался, словно пловец, сделавший затяжной прыжок в
прохладную, озаренную зеленоватым светом лампы тишину, пока гулкий бой
часов не прокатывался по пустынной территории университета, возвещая
полночь. Это было самое продуктивное время суток.
которая приходилась на 1 февраля, и в тот же вечер уничтожу все следы
проведенных мной опытов. Все было рассчитано до мелочей, как в тщательно
подогнанной мозаике: профессор Ашер сообщал в своем письме, что вернется в
понедельник, 3-го, - к его прибытию я уже буду сидеть за своим столом и
делать его работу.
часов, я наконец решил, что культура созрела для исследования; я подцепил
ее платиновым крючочком и нанес на предметное стекло. Настал решающий
момент. Затаив дыхание, я вставил стекло под линзу микроскопа и невольно
вскрикнул, когда на ярко освещенном фоне вдруг появились темные червячки.
никогда еще не видел таких.
возбуждения у меня слегка кружилась голова. Наконец, взяв себя в руки, я
открыл блокнот и с присущей ученым методичностью принялся описывать
организм, который, исходя из его очертаний, я условно назвал бациллой "С".
Так прошло минут пятнадцать, как вдруг внимание мое привлек сноп света,
упавший в комнату через стекло над дверью. Несколько секунд спустя я
услышал шаги в коридоре, дверь распахнулась, и, похолодев от ужаса, я
увидел профессора Ашера, входившего в лабораторию. Он был в сером костюме
и наброшенном на плечи темном суконном плаще с капюшоном; его бледное
жесткое лицо еще было покрыто дорожной пылью. В первую минуту мне
показалось, что он мне привиделся. Потом я сообразил, что это в самом деле
профессор и что явился он прямо с поезда.
ко мне. - Все еще сидите?
А он глядел на них.
раньше времени?
был без белого халата, в плохо сшитом костюме и, вытянув длинную шею,
смотрел на меня своими глубоко запавшими глазами. Тогда я понял, что
придется сказать все.
раскрывая своего замысла до конца, Ашер становился все надменнее и
суровее. А когда я кончил, лицо его приняло и вовсе ледяное выражение.
к концу месяца... для профессора Харрингтона... который оказал мне такое
гостеприимство... это мой давний друг и коллега. И вот не успел я
уехать... - Он слегка запнулся. - Почему, почему вы так поступили?
темно-зеленая, шелковая.
препираться. Вы немедленно бросите эту работу.
расходившиеся нервы.
вопросах.
принадлежит мне.
и смирный и искренне верил в людскую снисходительность, в святое правило:
"Живи и жить давай другим", но сейчас красный туман поплыл у меня перед
глазами.
опыты с опсонином.
кадык задвигался, словно он смаковал лакомый кусок. Ашер выпрямился во
весь рост, губы его стали тонкими, как проволока.
одежда, совершенно непристойная для ученого, занимающего такое положение,
возмутительная непочтительность, какую вы проявляете ко мне, - все говорит
об этом. Я же привык иметь дело с джентльменами. До сих пор мне казалось,
что при должном руководстве вы можете далеко пойти, и только потому я был
к вам снисходителен. Однако, раз вам угодно вести себя по-хамски, мы будем
действовать иначе. Если к понедельнику вы в письменном виде не извинитесь
за это поистине непростительное поведение, я попрошу вас покинуть кафедру.
справился со мной, и тогда, по обыкновению, вспомнил о собственной выгоде:
Несмотря на все, что случилось, мне бы не хотелось расставаться с вами. А
сейчас прошу меня извинить: я еще не был дома.
комнаты. После его ухода Смит постоял еще с минуту, потом, тихонько
Бажанов Олег
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия