в ожидании повелений, в игре в кости, которой тайком занимались от скуки
молодые кандидаты, или в пустой болтовне.
Геометр, тот самый, стихами которого я увлекался. Он действительно усердно
изучал геометрию и в свое время даже преподавал эту науку Никифору Фоке,
но с особенным блеском проявил он свои поэтические способности и написал
немало стихов. В этих двустишиях он то прославлял богородицу и
христианские праздники, то воспевал любовь, хотя свою знаменитую элегию о
девушке, у которой юноша просит воды у колодца, он тоже заканчивает
словами о Христе - подателе истинной воды, утоляющей человеческую жажду.
Был Иоанн Геометр сыном дворцового сановника и сам получил высокое звание,
но любил писать о заботах и трудах простого народа, бедных земледельцев,
как он это сделал, например, в звучных стихах, описывающих его путешествие
из Константинополя в Селиврию. Впрочем, он обладал неиссякаемым богатством
тем, и стихи сыпались у него как из рога изобилия - о пренестинском вине,
о красной императорской печати, о красивом молодом человеке, о Каллиопе и
Урании. Он много читал. Платон и Аристотель, Ливаний и Василий Великий
были его знакомцами с самых ранних лет, но во дворце он не пользовался
большим влиянием, ибо Василий, как я уже говорил, недолюбливал поэтов и
философов и, зная это, многие дворцовые чины подсмеивались над научными
занятиями Иоанна, хотя он и был верным слугой отечества, проявлял
неоднократно воинскую доблесть и воспел ее у Никифора Фоки.
тогда смотрел на него как на чудо. Может быть, протоспафарий заметил это,
потому что однажды, после какого-то неприятного объяснения с евнухом
Василием, сказал мне, качая головой:
похож на этих бездельников, что толпятся у трона в ожидании подачек!
служителей. Иногда он беседовал со мною о стихах, удивляясь, почему я не
посвящаю свой досуг поэзии. Но я довольствовался тем, что переписывал его
произведения, никогда не расставался с ними и черпал в них мысли для
понимания мира и людей. Впоследствии, когда жизненный опыт дал мне
возможность взирать спокойно на человеческие деяния, я понял, что в стихах
Иоанна Геометра было много искусственности и что от них веял порой
холодок, но то, что поэт пережил лично, он живо изобразил в своих
творениях, и я уверен, что они переживут века. Порой Иоанн забавлялся
аллитерациями или совпадением собственных имен и содержавшихся в них
понятий - Коминопула соединял с кометой или Константина, что значит
постоянный, с постоянством, иногда жалил в своих эпиграммах, как пчела, но
в жизни это был любезнейший и полный благожелательности человек, и можно
было позавидовать богатству его души.
служителей, евнухов и кандидатов я ждал часами, когда меня позовут, чтобы
читать вслух Василию "Стратегикон". Но у меня было много случаев, чтобы
присмотреться к моему господину. Василий был мрачного характера, молчалив,
угрюм. К наукам относился с нескрываемым презрением, читал с удовольствием
только Плутарха и с жадностью набрасывался на военные трактаты. Часто он
покидал дворец, садился на коня, укреплял тело на дворцовом Ипподроме
упражнениями, расспрашивал опытных воинов, как лучше наносить удары мечом
или как надо отражать щитом стрелы и копья врагов. Константин предпочитал
воинским упражнениям пирушки.
томилась в заточении, в далеком монастыре на армянской границе; Феодора,
на которой женился Иоанн, почти не показывалась из своих покоев. Другая
Феофано была в далекой Саксонии. Сестра Василия и Константина, Анна, как
потаенный цветок, неслышно жила в тишине гинекея. Василевс Иоанн воевал в
Исаврии. Во дворце царил всемогущий евнух. Все говорили шепотом, боялись
сказать лишнее слово. Что-то страшное висело в воздухе. Казалось, самые
стены дворцовых покоев были пропитаны ядом, интригами, заговорами, тайнами
и кровью.
Люди с опаской шептали, что василевс страдает неизлечимым недугом. На
базарах откровенно говорили о яде, якобы посланном евнухом в императорскую
ставку. Но всюду шныряли соглядатаи и доносчики. Все трепетали. Я сам,
возвращаясь под родной кров, боялся говорить о том, что мне приходилось
слышать и видеть во время церемоний.
незаконченными. Увенчанный лаврами побед, но изнуренный лишениями и
снедаемый страшной болезнью, он походил на живого мертвеца. Его встречали
патриарх, епископы, весь синклит, народ, и я видел, как василевс улыбался
искаженной улыбкой в ответ на приветственные клики.
обычаем, через Золотые ворота. Потом шествие направилось по Триумфальной
улице к Августеону. Было заметно, что Иоанн с трудом держится в седле.
еще страшнее.
запах лекарственных снадобий. Василевс умирал. Серебряная дверь бесшумно
открылась, на пороге показался евнух Василий, задержался на мгновение, и
тогда мы услышали заглушенные, но звероподобные вопли больного.
опрокинулась на ромейские форумы и стогны. В дворцовых залах до утра
горели светильники. В отблеске разноцветных лампад странно взирали
огромные и печальные глаза икон. И вот распространилась весть:
Феодора:
было у нас три василевса - Иоанн, Василий и Константин. А теперь мы
погибнем...
юного василевса: Никифор Ксифий, Лев Пакиан, Феофилакт Вотаниат, Евсевий
Ангел - в те дни доместик дворцовых телохранителей. Мне показалось, что
под плащами они прячут мечи. Василий стоял взволнованный и мрачный. Все
посмотрели на меня.
положил руку мне на плечо, и сердце мое наполнилось ликованием.
немедленно явится сюда! Пусть окружит дворец схолариями и экскувиторами!..
Тебя он знает и поверит тебе. Спеши!
непросвещенные поселяне или простые воины. Но по его шепоту я понял, что
жизни Порфирогенитов угрожает опасность. Брат его, отрок Константин,
плакал в углу. Василий толкнул меня к дверям.
воинов!
дворце и никому в голову не могло прийти, что мне доверено важное
государственное поручение.
пустынно. Но где-то вдали слышался глухой ропот человеческих голосов.
Оказалось, что то спешил со своими воинами Варда Склир, назначенный три
дня тому назад доместиком Запада. Я побежал навстречу шуму, прижимая к
груди послание Василия.
Уже со всех сторон ко дворцу бежал народ. Свечники, чеканщики, торговцы,
корабельщики, шерстобиты, водоносы бежали толпами. За падающим снегом
пылали адским огнем смоляные факелы. Все ближе слышался мерный топот ног и
звон оружия. Приближались схоларии. Впереди ехал на коне великий доместик.
Я поспешил к нему и протянул послание.
Варда Склир прочел письмо и крикнул, подняв руку:
Несколько раз до моих ушей долетало имя евнуха, сопровождаемое самыми
нелестными эпитетами.
привести. Я еще раз убедился, что ненависть народа к богатым была велика,
и люди искали защиты у василевса, потому что молитвы их не доходили до
небес, а больше им некуда было обращаться со своими нуждами.
оттиснутые к стене, мрачно стояли, опираясь на секиры. В прекрасных залах
чадили факелы. На одно мгновение я увидел растерянного евнуха. Как Иуда,
он целовал доместика, плакал у него на груди. Вырвавшись из иудиных
объятий, Склир кинулся во внутренние покои и, гремя латами, упал ниц на
мраморный пол перед лицом нового господина. Василий пылающими глазами
смотрел на нас. Вокруг василевса стояли его преданные друзья. Уже льстецы