***
двумя аккуратными пачками. Он брал дело из левой, быстро просматривал,
отдельные документы читал, делал пометки в блокноте, затем перекладывал
направо. Дела эти майор знал хорошо, тщательно ознакомился, когда принимал
отдел. Сейчас Симаков перечитывал их в основном для того, чтобы лучше
вспомнить каждого своего сотрудника, анализируя совокупность достоинств и
недостатков каждого, решить, кого же послать в Таллинн.
рации, шифрование, обнаружение за собой слежки - все на среднем уровне. Не
умеет притворяться, играть роль, на этот серьезный недостаток Симаков
обратил внимание при первой же встрече. Зато внешне истинный немец: манеры,
язык, хорошие документы. И ранение пригодится. Но главное - интеллигентен,
эрудирован. При встрече со Шлоссером это может иметь решающее значение.
относились к нему, своему новому начальнику, майору Симакову. Возможно, он
на их месте относился бы так же. Старого начальника отдела любили, человек и
профессионал он был отменный. Его уход из отдела был воспринят сотрудниками
болезненно. Пусть он, майор Симаков, не имеет никакого отношения к этому, но
он занял его место. Отсюда и холодок в отношениях. Сотрудники, выслушав
очередное задание, отвечали в уставной форме и уходили. Так работать где
угодно трудно, в разведке - невозможно.
ни с подчиненными, ни с начальством.
рассчитывал на выздоровление Скорина. Вчера Симаков прервал беседу со
Скориным, так как не мог до конца разобраться, какое именно впечатление
производит на него Скорин. Скорин походил на немца больше, чем на русского.
Не только цветом волос и глаз, безукоризненным берлинским произношением.
Хотя Симаков не преминул подколоть Скорина, как тот держал папиросу, на
самом деле, если бы его показали Симакову со стороны и спросили, какой
национальности этот человек, майор, не задумываясь, ответил бы: немец,
неумело копирующий манеры русского. Как Скорин двигался, сидел, закинув ногу
на ногу, слушал, задрав подбородок, глядя поверх головы собеседника - все
выдавало в нем немца. Видимо, выработанные в Германии привычки укоренились
прочно. Все это прекрасно. Тем не менее Скорин майору поначалу не понравился
своим активным нежеланием работать в разведке. Для профессионала это было
более чем странно. Майор чувствовал, что за рапортами старшего лейтенанта
скрывается нечто больше, чем естественное сейчас желание воевать на фронте.
Что именно? Майор не любил окольных путей. Когда в назначенный час Скорин
явился, после обычных приветствий Симаков сказал:
ждал ответа. Понимая это, Скорин молчал. - Вы что, проситесь на фронт из
солидарности? Здесь вы не воюете?
- Я все изложил в рапорте.
майор", и что Скорин не взял папиросы со стола, закурил свои. - Не
получается, Сергей Николаевич, - повторил он.
пытаясь предвосхитить следующий вопрос, сказал:
аттестат и адрес. - Видя недоумение начальника, Скорин пояснил:
решение ради сына. Возможно, и ради себя, но не хотят признаться в этом.
прохаживаясь по кабинету, подыскивать нужные слова.
молоденький офицер.
документами, расписался в получении. - Спасибо. - Он повернулся к Скорину:
откладывается, стал просматривать полученные документы. - Ваши друзья
работают неплохо. Хорошо, можно сказать, работают, - задумчиво говорил он,
взяв очередной документ, замолчал и нахмурился.
карту, снова на донесение, вздохнул, вынул воткнутый около Керчи черный
флажок, с силой вдавил его в кружок, обозначавший город.
поворачиваясь. - Дать Сергею Николаевичу автомат - исправить положение.
не произнес: "Полк - это значит знамя, командир. Ты среди тысячи товарищей.
Кругом руки, плечи и глаза друзей".
сказал:
увидел, вернее, почувствовал, как при слове "один" Скорин чуть заметно
вздрогнул и под предлогом, что ему нужна пепельница, обошел стол, излишне
долго гасил окурок.
на чужой земле. Почти год из них без связи. Майор боялся смотреть на
разведчика, взглядом показать, что понял состояние Скорина. Очень хотелось
ободрить его, но он не знал, как это лучше сделать, учитывая характер и
душевное состояние Скорина.
Красного Знамени. Указа еще нет. Сейчас сказать? Нет, будет выглядеть как
заигрывание: мол, смотри, какой я, твой начальник, хороший.
настроился было совсем на мирный лад, когда Скорин сказал:
приказать.
выпрямился, казалось, стал выше ростом, затем усмехнулся, скорее над собой,
чем над Скориным, и, решив придерживаться принятого плана, вполголоса
продолжал:
назад с серьезным заданием по Транссибирской магистрали.
телефонную трубку, набрав номер:
в темное окно, на затемненную Москву, а видел пускающего кораблик сына.
обмундировании.
ложился, знал, что вызовете.
дело, партбилет и орден. Сейчас не вызывает сомнения, что вы действительно
майор авиации Зверев Александр Федорович. Ваш истребитель действительно был
сбит двадцатого июля сорок первого года в районе Бреста. Характеристика на
вас отличная.
орден пока никто не собирается. Как вы, попав в плен в форме
офицера-летчика, не только остались живы, но были еще завербованы в
диверсионную школу? Какие основания были у гитлеровцев рассчитывать, что из
вас может получиться преданный им человек? Почему вам поверили, Зверев?
Абверу прекрасно известно, что подавляющее большинство наших летчиков -
коммунисты.
партии.
Почему, Зверев?
вернулся живым. Принес, насколько я понимаю, ценные сведения. Разве не в
этом долг офицера и коммуниста?
приглашая его принять участие в разговоре. - Я поклонник фактов. С
последними у вас слабовато. Пока нет оснований верить вашей версии.
надо. Небось не просто дается? Или привыкли?
Зверева. Даже стоя в стороне, Скорин чувствовал, как неуютно бывшему
летчику.
- крикнул Зверев, наваливаясь на стол. - Виноват я! Виноват, что жив
остался?
Контровский Владимир
Василенко Иван
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Пехов Алексей
Журавлев Владимир