выделен и больше ни на один шиллинг не рассчитывай". Тогда он смолчал. А
теперь ему-то какое дело, что мы провели несколько удачных операций и что
ты и твоя сестра получите куда больше денег, а из предназначенного вам
капитала куплен дом?
соображений нашего семейного блага мне следовало бы посоветовать вам
уступить... Но...
Иоганн Будденброк, опираясь на гасильник, пристально вглядывался в
тревожный полумрак, стараясь уловить выражение лица сына. Предпоследняя
свеча догорела и потухла; только один огарок еще мерцал в глубине комнаты.
На шпалерах то там, то здесь выступала светлая фигура со спокойной улыбкой
на устах и вновь исчезала.
консул.
мы были горды и счастливы сознанием, что многое сделано нами, многое
достигнуто. Благодаря нашим общим усилиям наша фирма, наша семья получили
признание самых широких кругов, нас уважают... Но, отец, эта злобная
вражда с братом, с вашим старшим сыном... Нельзя допустить, чтобы
невидимая трещина расколола здание, с божьей помощью воздвигнутое нами...
В семье все должны стоять друг за друга, отец, иначе беда постучится в
двери.
вижу.
он, выпрямившись, внимательно и пристально, с выражением, в тот вечер ни
разу еще не появлявшимся на его лице, смотрел на пляшущий огонек. - С
одной стороны, вы даете тридцать три тысячи триста тридцать пять марок
Готхольду и пятнадцать тысяч сестре во Франкфурте, в сумме это составит
сорок восемь тысяч триста тридцать пять марок. С другой - вы
ограничиваетесь тем, что отсылаете двадцать пять тысяч во Франкфурт, и
фирма таким образом выгадывает двадцать три тысячи триста тридцать пять.
Но это еще не все. Предположим, что Готхольду выплачивается требуемое им
возмещение. Это будет нарушением принципа, будет значить, что он был не
окончательно выделен, - и тогда после вашей смерти он вправе претендовать
на наследство, равное моему и моей сестры; иными словами: фирма должна
будет поступиться сотнями тысяч, на что она пойти не может, на что не могу
пойти я, в будущем ее единоличный владелец... Нет, папа, - заключил он,
делая энергичный жест рукой и еще больше выпрямляясь, - я советую вам не
уступать!
полнейшей темноте вышли в ротонду и уже на лестнице пожали друг другу
руки.
Встретимся утром, за завтраком!
отправился на антресоли. И большой, крепко запертый дом погрузился во мрак
и молчанье. Гордыня, надежды и опасения отошли на покой, а за стенами, на
пустынных улицах, лил дождь, и осенний ветер завывал над островерхими
крышами.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
времени была уже в полном разгаре, свершилось одно событие, заставившее
старого Иоганна Будденброка то и дело напевать от радости, а его сына
растрогаться до глубины души.
столовой за громоздким коричневым секретером, выпуклая крышка которого
благодаря хитроумному механизму была вдвинута внутрь. Перед ним лежал
толстый кожаный бювар, набитый бумагами; но он, склонившись над
золотообрезной тетрадью в тисненом переплете, усердно что-то вписывал в
нее своим тонким, бисерным, торопливым почерком, отрываясь лишь затем,
чтобы обмакнуть гусиное перо в массивную металлическую чернильницу.
пригревало первые почки и какие-то две пичужки дерзко перекликались меж
собою, веял свежий, чуть пряный весенний ветерок, временами мягко и
неслышно шевеливший гардины. На белую скатерть с еще не сметенными
хлебными крошками ложились ослепительные лучи солнца, и веселые зайчики
суетливо прыгали на позолоте высоких чашек...
доносился голос Иоганна Будденброка, мурлыкавшего себе под нос смешную
старинную песенку:
почти вплотную придвинутую к высокой кровати под пологом, на которой
лежала консульша. И она, и ее супруг, желая избежать излишней суеты,
перебрались на время сюда, вниз, а отец и мадам Антуанетта, которая в
фартуке поверх полосатого платья и в кружевном чепце на тугих, толстых
буклях, сейчас хлопотала у стола, заваленного кусками полотна и фланели,
устроили себе спальню в третьей комнате антресолей.
степени он был погружен в свое занятие. С его лица не сходило серьезное,
почти страдальческое, но в то же время и умиленное выражение. Рот консула
был полуоткрыт, на глаза время от времени набегали слезы. Он писал:
супруга Элизабет, урожденная Крегер, с господнего соизволения благополучно
разрешилась дочкой, которая при святом крещении будет наречена Кларой.
Милостив был к ней господь, хотя доктор Грабов и признал, что роды
наступили несколько преждевременно, да и до того не все с ней обстояло
благополучно; страдания, которые претерпела бедная Бетси, были жестоки.
Господи боже наш! Ты один помогаешь нам во всех бедах и злоключениях и
внятно возвещаешь волю свою, дабы мы, убоявшись тебя, покорились
повелениям и заветам твоим! Господи боже наш, блюди и паси нас в этой
земной юдоли..."
богу, лишь изредка запинаясь, чтобы сделать кудрявый купеческий росчерк.
Двумя страничками ниже он начертал:
талеров. Веди ее по пути своему, господи! Даруй ей чистое сердце, дабы
она, когда пробьет ее час, вступила в обитель вечного блаженства! Знаю,
сколь трудно всем сердцем веровать, что сладчайший Иисус есть достояние
наше, ибо немощно земное, ничтожное сердце наше..."
поскрипывая, еще долго продолжало скользить по бумаге. Оно писало о
благодатном источнике, освежающем усталого путника, о кровоточащих ранах
божественного искупителя, о пути узком и пути широком, о великом
милосердии господа бога. Не будем скрывать, что порой консул уже испытывал
потребность остановиться, отложить перо, войти в спальню к жене или
отправиться в контору. Но как же? Неужто так скоро утомила его беседа с
творцом и вседержителем? Не святотатственно ли уже сейчас прекратить ее?
Нет, нет, и нет, он не остановится! И, дабы покарать себя за нечестивые
помыслы, консул еще долго цитировал длинные куски из Священного писания,
выписывал молитвы за здравие и благоденствие своих родителей, за жену и
детей, за себя самого, а также за своего брата Готхольда и, наконец,
начертав последнее библейское изречение и поставив троекратное "аминь",
насыпал золотистого песку на бумагу, с облегчением вздохнул и откинулся на
спинку кресла.
записанные его собственной рукой события и размышления, и еще раз
возблагодарил господа, что своей десницею отвел все опасности, когда-либо
грозившие ему, консулу Будденброку. В младенчестве он болел оспой так
сильно, что его уже считали не жильцом на этом свете, - и все же
выздоровел. Однажды, еще ребенком, он наблюдал, как на их улице готовились
к чьей-то свадьбе и варили пиво (по старому обычаю, свадебное пиво должно
было быть домашней варки); для этой цели у наружных дверей был установлен
громадный котел. И вот эта махина опрокинулась, с шумом покатилась и со
страшной силой ударила его дном; сбежавшиеся соседи вшестером едва-едва
подняли котел. Голова мальчика была поранена, кровь лилась ручьями. Его
снесли в соседнюю лавку и, поскольку жизнь еще теплилась в нем, послали за
врачом и хирургом. Отца уговаривали покориться воле божьей: сын не
останется в живых... Но всеблагой господь направил руку врача, и вскоре
мальчик был здоров, как прежде.
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Афанасьев Роман