удалось наконец созвать "Пятерку" на обед. Тут каждый из присутствовавших
рассказал, чем он занимался после окончания лицея.
уготован им родителями. Бельтара, вступив в связь с натурщицей, забавы ради
написал с нее несколько картин, которые оказались весьма удачными. Эта
женщина и ввела его в круг художников. Он стал учиться живописи, добился на
этом поприще успеха и спустя несколько месяцев окончательно оставил занятия
медициной.
написал здесь множество портретов марсельских торговцев и их жен и заработал
на этом тысяч двадцать франков. Это позволило ему, когда он возвратился в
Париж, работать над тем, что его интересовало. Он показал мне несколько
полотен, где он "утверждал свое творческое "я", как говорили тогда критики.
вечеров в доме его дяди, удостоился восторженной похвалы со стороны некоего
старого драматурга, дядюшкиного приятеля. Этот добряк почувствовал
расположение к Фаберу и рекомендовал театру "Одеон" первую пьесу нашего
товарища --
Ардеш, и тот -обещал выхлопотать ему должность супрефекта. Я же успел
написать к тому времени несколько новелл, которые предложил вниманию
"Пятерки".
моих первых литературных опытах. Отметил, что сюжет одного из рассказов --
как бы вывернутая наизнанку новелла Мериме, а в стиле слишком явно ощущается
влияние Барреса, которым я в ту :пору увлекался. Он успел побывать на пьесе
Фабера и, выказав поразительное понимание драматургических приемов,
растолковал автору, как лучше переработать одну из сцен. Вместе с Бельтара
он обошел его мастерскую и с удивительной тонкостью и глубиной рассуждал об
импрессионистской живописи. Разговорившись с Лам-бэр-Леклерком, он дал
точный анализ политической ситуации в департаменте Ардеш, тут также
обнаружив глубокое знание предмета. Все это снова укрепило наше прежнее
убеждение, что из всех членов кружка самый блистательный, несомненно, Шалон.
С искренней почтительностью мы попросили его в свою очередь поведать нам о
своих успехах.
состояние, он поселился в маленькой квартире со своими любимыми книгами и,
по его словам, приступил к работе сразу же над несколькими произведениями.
Мейстера" и должно было составить лишь первый том "Новой человеческой
комедии". У Шалона родился также замысел театральной пьесы, в которой он
собирался отдать дань одновременно Шекспиру, Мольеру и Мюссе. "Вы понимаете,
что я имею в виду: она должна быть полна фантазии и иронии, легкости и
глубины". Кроме того, он начал работать над трактатом "Философия духа". "В
какой-то мере он будет перекликаться с Бергсоном,-- пояснил он,-- но я пойду
гораздо дальше в области анализа".
квартира его показалась самым очаровательным уголком на свете. Старинная
мебель, несколько копий статуэток из Лувра, отличная репродукция
Фрагонара--подлинник--все свидетельствовало о том, что хозяин квартиры --
истинный художник.
попросил разрешения прочитать начало "Новой человеческой комедии", но Шалон
еще не дописал до конца первую страницу. Его пьеса не продвинулась дальше
заголовка, а в фундамент "Философии духа" было заложено лишь несколько
карточек. Зато мы долго любовались прелестным миниатюрным изданием "Дон
Кихота", снабженным восхитительными рисунками, которое он купил у соседнего
букиниста, рассматривали автографы Верлена, изучали каталоги торговцев
картинами. Я провел у него весь вечер--он был чрезвычайно приятным
собеседником.
сплотился теснее, чем когда бы то ни было.
кружка. Он часто проводил целые дни в мастерской Бельтара. С тех пор как
Бельтара написал портрет миссис Джэрвис, супруги американского посла, наш
приятель был в большой моде. К нему то и дело наведывались хорошенькие
женщины -- позировать для портрета и приводили с собой подруг, которым
вменялось в обязанность присутствовать на очередном сеансе или оценить уже
законченную работу. Мастерская была битком набита черноглазыми аргентинками,
белокурыми американками, эстетствующими англичанками, сравнивавшими нашего
приятеля с Уистлером. Многие из этих женщин приходили сюда ради Шалона,
который развлекал их и очень им нравился. Бельтара, быстро оценив
привлекательность нашего друга, умело использовал его обаяние. В его
мастерской Шалона всегда ждало кресло, справа лежал ящик с сигарами, слева
-- кулечек с конфетами. Он являлся--и в мастерской все сразу оживлялось, а
во время сеансов в его обязанности входило развлекать позирующую даму. Он
сделался необходим еще и потому, что обладал редким даром художественной
композиции. Никто лучше него не умел найти
поразительным ощущением цветовой гармонии, он не раз указывал художнику
какой-либо ускользающий желтый или голубой тон, который необходимо было
тотчас закрепить на полотне.
Бельтара, восхищенный столькими его дарованиями.
разбрасываться.
Капри, Селией Доусон и миссис Джэрвис и от каждой получил приглашение на
обед. Для них он был "литератор", друг Бельтара,--так они и представляли его
своим гостям: "Господин Шалон, известный писатель". Он стал своего рода
литературным советником модных красавиц. Они водили его с собой в книжные
лавки и просили руководить их чтением. Каждой из них он обещал посвятить
один из романов, которым предстояло войти в "Новую человеческую комедию".
жизни,-- говорил он.-- Знание тайных пружин незаурядного женского ума
необходимо мне, чтобы совладать с той огромной махиной, которую я задумал".
Его приятельницы убедились, что он не болтлив, и очень скоро ему стали
поверять все пикантные тайны парижского света. Стоило ему только появиться в
каком-нибудь салоне, как к нему тотчас устремлялись самые очаровательные
женщины. Привык-нув изливать ему душу, они вскоре нашли, что он
замечательный психолог. Стали говорить: "Шалон -- самый тонкий и умный из
всех мужчин".
Никто лучше тебя не сможет описать современную "Доминику" *.
обремененного множеством обязанностей и вынужденного отказываться от того,
что он сделал бы с удовольствием,-- но ведь мне нужно двигать
Франции принято считать одним из шедевров психологического романа.
какой-нибудь новой пьесы. Со времени шумного успеха его "Карнавала" Фабер
стал видной фигурой в театрах парижских бульваров. Бывают минуты, когда
доведенные до изнеможения актеры и постановщик чуть ли не готовы бросить
пьесу на произвол судьбы,--тогда-то Фабер прибегал к помощи Шалона,
полагаясь на его свежий глаз. Тот блестяще справлялся с этой задачей. Он
чувствовал динамику каждой сцены, внутреннюю устремленность каждого акта,
безошибочно замечал фальшивую интонацию или чрезмерно затянувшуюся тираду.
Поначалу актеров раздражал этот чужак, но очень скоро они привыкли считать
его своим. Актеры, испокон веков враждующие с драматургами, полюбили этого
человека, который сам ничего еще не создал. Он быстро завоевал известность в
театральном мире, сначала как "друг господина Фабера", а затем и под
собственным именем. Когда он с улыбкой входил в театр, капельдинеры сразу
находили ему место. Вначале некоторые, а потом и все театры стали приглашать
его на генеральные репетиции.
Гонкуровскую премию за свой роман "Голубой медведь", а Ламбэр-Леклерк стал
депутатом. К этому времени Фабер и Бельтара были уже хорошо известны.
Дружба, соединявшая нас, нисколько не ослабела. Казалось, без всякого труда
воплощается в жизнь тот смелый замысел, который так сильно занимал нас в
лицее. Наш маленький кружок постепенно протягивал к разным слоям общества
свои мощные и цепкие щупальца. Мы и впрямь представляли собой в Париже
известную силу, чье влияние было особенно велико потому, что проявлялось не
через официальные каналы.
влечет за собой определенные преимущества. Славу, завоеванную одним из его
членов,
Громыко Ольга
Пехов Алексей
Контровский Владимир
Глуховский Дмитрий
Рыбаков Вячеслав
Шилова Юлия