француз, военнопленный - веселый, быстроглазый сицилиец Джулиано. Он попал
к нам под Одессой, сразу как-то прижился к батальону, сначала помогал
повару, затем ходил даже в разведку, сменив петушиные перья своего
головного убора на нашу прозаическую пилотку, и вообще стал батальонным
любимцем.
Леви - писатель и художник, книги которого "Христос остановился в Эболи" и
"Слова - камни" широко известны теперь советскому читателю. В 1955 году он
приезжал в Киев, и мы долго бродили с ним по надднепровским садам и
паркам. Вернувшись в Италию, он написал книгу о своем путешествии по
Советскому Союзу, - она выдержала пять изданий и много сделала для
ознакомления широких итальянских кругов с нашей страной.
сын палермского шапочника, двадцатилетний разбитной парень, покорявший
своим голосом (впрочем, не только голосом) девушек тех сел, где мы стояли.
Другой - человек уже немолодой, прославившийся своими книгами и картинами
в Европе и далеко за океаном. Короче, люди они были разные. Но обоих
объединяло одно качество, вернее, три: радушие, приветливость и
доброжелательность - качества, присущие, как я потом увидел, большинству
встречавшихся мне итальянцев.
чуть ли не десяток адресов, но ни одного письма я от него так и не
получил. В утешение себе, объясняю это его врожденной ненавистью к перу и
бумаге. К сожалению, во время нашей поездки по Италии мы не попали в
Палермо, на родину Джулиано, и я не увидел ни его, ни его красавицы жены,
ни маленького бамбино Пьетро, о которых он столько нам рассказывал. А
жаль, очень хотелось бы их повидать...
знакомых мне людей на том самом "коктейле", на который мы попали в первый
же час своего пребывания в Риме. Вторым был Джованни Пирелли, знакомый мне
еще по Киеву, куда он приезжал в составе делегации сторонников мира, сын
знаменитого каучукового короля и составитель нашумевшей в свое время книги
"Письма приговоренных к смерти", предисловие к которой написал Томас Манн.
чьи имена давно уже стали известны нам по литературе и кинофильмам: с
Данило Дольчи, ныне лауреатом Ленинской премии мира, триестинским
архитектором, переехавшим в Сицилию, чтобы жить и работать среди крестьян
и рыбаков многострадального острова, с Ренато Гуттузо (его картины
выставлялись в Москве и Ленинграде), с Чезаре Дзаваттини, автором
покоривших весь мир фильмов "Рим в одиннадцать часов", "Похитители
велосипедов", с Эдуарде де Филиппо, которого я совсем недавно и с не
меньшим интересом вторично смотрел в "Неаполе - городе миллионеров", с
Альберто Моравиа, автором широко известных у нас "Римских рассказов" и
великолепного романа "Чочара", и многими другими, чьи руки приятно было
пожать.
кафе, где когда-то сиживали Гоголь и Александр Иванов (их портреты висят
там до сих пор), и закончили день - иначе в Италии нельзя - в одном из
ресторанов на площади Навонна. Леви знакомил нас с итальянской кухней и
учил, как надо справляться со спагетти, ловко наворачивая эти бесконечно
длинные макароны на вилку и не менее ловко отправляя их в рот.
спустя, побывав в гостях у Линуччи Саба, дочери знаменитого, ныне
покойного, итальянского поэта Умберто Саба. Я не помню точно, чем нас там
угощали, помню только, что все было очень вкусно - Линучча Саба славится
своими изысканными обедами. Но вечер, проведенный у нее, запомнился не
столько кушаньями, которые там подавали, сколько тем, что было после того,
как мы с ними покончили.
газете "Пунто", начиналась так:
глазах появился страх.
ее глаза загорелись фанатическим блеском".
синьоры Саба, так как к концу обеда в маленькой уютной квартирке на шестом
этаже трудно было повернуться, столько появилось там гостей.
влюбленных", спокойный, сдержанный, с немного печальным взглядом из-под
очков, и Джованни Пирелли, и Анджело-Мариа Рипеллино, совсем еще молодой,
свободно говорящий по-русски литературовед, составитель довольно полной
антологии русской поэзии. Был, конечно, и сам Карло Леви, улыбающийся и
приветливый, главный вдохновитель всей этой встречи. Остальных я не знал.
комнатке. И вот тут-то завязался спор, закончившийся около трех часов
ночи.
Дело в том, что, хотя с октября 1956 года прошло почти полгода, все,
связанное с Венгрией, было еще очень свежо. Мои собеседники, усевшись
вокруг на диванах, креслах, столах и просто на полу, в течение по крайней
мере двух часов подвергали меня перекрестному обстрелу. Не мне судить,
насколько удачны и убедительны были мои ответы (Пирелли, в частности,
сказал, что он не считает наш спор законченным и рад был бы его продолжить
в другом, менее многолюдном месте, - к сожалению, осуществить это не
удалось), но часа в два ночи мы сошлись на том, что никому не удастся
поколебать дружеские отношения, установившиеся между нами, и что нет
лучшего способа укрепить их, как говорить, что думаешь, отстаивать то, во
что веришь, прямо, искренне и до конца.
итальянской газете "Мондо" нечто вроде отчета об этом вечере. О статье
этой мы слыхали еще в Италии, но найти ее почему-то не могли. Итальянские
друзья наши, очевидно боясь испортить нам настроение, говорили: ерунда, не
стоит и читать! А Карло Леви, считавший себя до какой-то степени
ответственным за этот вечер, чуть смутившись, сказал:
"Приглашенная". Просто пронюхала и явилась. Нельзя ж было не пустить.
попадая на званый обед, приятнее находиться в кругу людей, которые не
сидят в углу с блокнотом. Впрочем, у "Приглашенной", возможно, блокнота и
не было, его с успехом заменила собственная фантазия. Сужу по тому, что
моя персона в статье наряжена была почему-то в солдатскую гимнастерку, а
сам я изображен в виде "сицилийского крестьянина с жилистыми руками и
словно высеченным из камня лицом с густыми бровями над черными глазами".
Откровенно говоря, мне очень понравился этот приписываемый мне
экзотический облик, но, увы, он так же далек от истины, как и утверждение,
что на вечере присутствовали "двое из русского посольства". Ну что ж! Так
интереснее.
вопросов "бедный русский писатель" вспотел, скинул пиджак, оставшись в
солдатской гимнастерке, и, исчерпав запас хвалы по адресу своей страны,
перешел в контратаку, обвиняя итальянцев в том, что у них демонстрируются
антисоветские фильмы американского производства, и ни о чем другом
говорить уже не хотел. Кончилось все тем, что только на улице
сопровождаемому все теми же загадочными "представителями посольства"
бедному писателю удалось наконец свободно вздохнуть.
говорил, и действительно огорчался тем, что на итальянских экранах
демонстрируется антисоветский (кстати, настолько бездарный, что я и
получаса не высидел) фильм "Железная юбка". Все это было. Но было и другое
- то, чего "Приглашенная" не захотела увидеть. Был громадный интерес друг
к другу, желание познакомиться, подружиться, разобраться во всем том, что
подчас еще мешает этому. В маленькой комнатке на шестом этаже собрались
представители двух различных миров, которым не так часто приходится
встречаться и которые, к сожалению, еще так мало знают друг о друге.
верно то, что в наших глазах они ими не являются", - так закончила свою
статью в газете "Пунто" наша гостеприимная хозяйка.
я) не приняли их за марсиан, что вечер, проведенный у нее, был очень
интересен и что если мы действительно вздохнули, выйдя на улицу, то просто
потому, что на ночной улице дышать куда легче, чем в пятнадцатиметровой
комнате, набитой по меньшей мере двадцатью курильщиками.
единственной недоброжелательной из всех, которые появились тогда в
итальянских газетах по поводу нашего приезда.
Известно, что осенью пятьдесят шестого года по Италии прокатилась волна
антисоветских демонстраций. Позднее я узнал, что демонстрации эти
инспирированы были правительством, что основная масса участников состояла
из школьников старших классов и что в эти дни занятия в школах начальством
были отменены. Картина ясная.
осенние дни 1956 года. Тяга к Советскому Союзу осталась прежней. Мы
ощущали это везде - и на конференциях, и при встречах с рабочими, и за
чашкой густого сладкого кофе, без которого итальянцы не могут прожить и
часа, и просто на улице, сталкиваясь с людьми.