казалась такой густой и загадочной, а лес не пугал своей молчаливой
суровостью.
кирками, веревками и фонарями. Но в эту минуту, как бы торопя их; от берега
отвалилась и сползла подмытая водой глыба.
костру, к свету.
Хватай-Муха.
легко оторвались: они держались на деревянных шипах. Проводник не спеша снял
их, и все обнажили головы.
закрыты, чуть потемневшие щеки ввалились. Темная с сильной проседью большая
борода закрывала грудь. Аккуратно расчесаны длинные, седые волосы. Как будто
человек спит, сложив на груди натруженные руки. Вечная мерзлота оказалась
надежной защитой от тления. Под головой еще зеленел пучок свежего, будто
только что сорванного мха. На покойнике была широкая суконная рубаха,
аккуратно застегнутая на все пуговицы, простые брюки и якутские ичиги.
недуг уложил его в последнюю постель из мягкого сухого мха, сорванного
руками друзей? Как долго пролежал он здесь?
рассматривали покойника Потом Любимов, видимо, заметив что-то неожиданное,
осторожно приподнял замороженные руки старика и вынул из-под них тонкую
тетрадку. Он сдунул с нее соринки мха и передал Ускову:
написано...
писано карандашом. Некоторые слова так и остались неразобранными. Но смысл
улавливался и без них.
бумаге. Листы тетради разлинованы синими линиями, справа па них толстой
красной чертой отделены поля. Должно быть, какая-то старая конторская
книга... Почерк резкий, косой, немного нервный. Твердый знак, старое,
дореволюционное правописание. Отдельные буквы угловаты, остры, они как бы
отражают то напряжение души, с которым писал, видно, эти строки человек...
поселение, наконец полностью подтвердились. Все действительно так, как
говорят. В далеком Петрограде совершилась революция и власть перешла к
народу. Случилось это уже давно, почти три года назад. Теперь мы это знаем
твердо. Остап Ведерников, промышленник и купец, который известен по всей
Якутии от Лены до Колымы, вернулся из Киренска и привез целую пачку газет -
печатное слово за несколько лет сразу. Мы сидели над газетами целыми ночами,
просматривая при свете сальных свечей лист за листом, и постепенно вся
картина великих событий стала вырисовывать-ся во всем своем величии. Мы
свободны! Мы - это группа политических ссыльных, членов РСДРП (б), вот уже
пятый год живущих в поселении Крест-Альжан, куда нас по приговору военного
суда сослали летом 1915 года. Социалистическая революция! Какие бурные дни
переживали мы теперь! Как волновались наши сердца! Ленин во главе революции!
Ведь некоторые из нас знают его лично, встречались с ним там, на воле, за
границей и в сибирской ссылке. Как приятно было узнать, что наш учитель сам
руководил восстанием и теперь уже скоро три года стоит во главе
рабоче-крестьянского правительства, которое возглавляет страну, ведущую
борьбу против контрреволюции. Мы поняли из газетных сообщений, что в стране
идет гражданская война. Да, царская охранка знала, куда запрятать нас. Три
года жить в неведении, когда происходят такие исторические события, жить в
этой ужасной заснеженной тишине. Навалились такие думы, что трудно было
принять определенное решение... оно неосуществимо.
рыбалка, не проверяются ловушки и капканы в тайге. Мысли заняты одним - как
поступить нам теперь. Рисковать, идти через тысячи верст навстречу своей
судьбе или оставаться здесь до лета, когда станет снова тепло и появится
возможность с меньшим риском для жизни плыть по речкам и рекам до Алдана или
Лены, откуда начинается обжитой путь на запад?.. Мы много говорим. Мы
создаем и обсуждаем каждый день все новые и новые проекты. Мы спорим до
слез, до хрипоты, пытаясь доказать друг другу недоказуемое. И каждый
понимает: нет, идти сейчас нельзя. Понимаем, а все же...
тиши барака не быть трусом и уходить сейчас же вместе с ним: "Увидишь, стоит
нам с тобой проявить решительность - и остальные пойдут за нами. Так подымем
же людей... Пойми, у многих из нас за годы ссылки застыла кровь. Этих людей
надо разогреть... Решайся..." Во мне боролись два чувства - желание идти,
действовать, рисковать и бороться сейчас же, сию минуту и в то же время
осторожность, осмотрительность, свойственная моему возрасту. Я отмалчивался,
не решаясь согласиться и бессильный в то же время сказать "нет".
Сперанского, не могу дать себе в этом отчета. Знаю только одно. Ранним утром
20 сентября, когда ночной морозец уже сковал закрайки рек и припорошил
густым инеем луговые травы, мы с ним вдвоем ушли из поселения. Вдвоем...
Голос рассудка остановил других. Но мы уже не могли оставаться. Нас
провожали сердечными пожеланиями успеха. Товарищи поделились с нами всем
самым дорогим для них, со слезами на глазах пожали нам руки, но в их глазах
была плохо затаенная грусть: они боялись за нас. И справедливо боялись. Риск
был слишком велик.
надеясь, что участливые руки моих спасителей передадут когда-нибудь эту
запись надежным людям и друзья по ссылке узнают о судьбе своих товарищей,
ушедших в неизвестность в осенний день двадцатого года.
Протодьяконова с отмороженными ногами и опустошенной душой. Моего товарища,
моего Володи, как я стал называть Владимира Ивановича Сперанского в конце
нашего похода, уже нет в живых. Недолго осталось жить и мне. Это я знаю
совершенно точно. Напрасно ты, добрый мой спаситель, призывал ко мне самого
знаменитого и страшного шамана из далекого Оймякона и почтительно стоял в
углу, ожидая, пока старый бестия выгонит из меня злых духов. Бессилен он.
Бесполезны и твои заклинания, о древнейший и умнейший из якутов, Тарсалын,
прибывший в Золотую долину по просьбе моего хозяина от берегов широкого
Омолона. Нет, ничто уже не сможет поднять меня. Я чувствую, что моя жизнь
подходит к концу. И я спешу излить на бумаге, если мне хватит на это сил,
события последних месяцев, в течение которых мы с Володей упорно шли па
встречу с молодой Революцией и стали случайными виновниками необычных
открытий, особенно нужных теперь освобожденным народам России...
так, чтобы эта тетрадь попала в руки хороших людей. Если же увидишь, что ею
могут завладеть злые люди, лучше брось ее в пламя твоего очага, но не покажи
врагу. Ибо самое лучшее и ценное, что может дать природа человечеству, в
руках отъявленных негодяев всегда может быть повернуто против народа, против
человечества". Гавриил плохо понимает русский язык, но мои жесты, тон
разговора и небольшой запас слов, какие он знает, делают свое дело. Он
прекрасно понимает, что я хочу. Он обещает мне, добрый и честный старик, он
смотрит на ме--ня с откровенной жалостью и грустью и много-много раз качает
своей седой головой. "Да, да, Никита, я сделаю так, как ты говоришь... Злой
человек не увидит твоей бумаги, которую ты так усердно мараешь своей черной
палочкой. Лучше я ее зарою вместе с тобой..."
скорого конца...
грустными глазами. Его спутники также молчат. Так вот он кто, этот
величественный, спокойный старик, лежащий сейчас перед ними!.. Геолог
перелистывает тетрадь и заглядывает в конец.
пятнадцатая линия, дом номер семь, квартира сорок четыре Кузнец завода
Путилова. Член РСДРП с 1903 года. Родился в 1866 году, умер...
года, пятидесяти четырех лет от роду.
поглаживает бороду.
в могилу и злым людям в руки не попала. Я могу подтвердить, что в то время,
именно в 1921 и 1922 годах, здесь злых людей появилось особенно много.
горам, наводя ужас и страх на редких охотников и рыболовов. Когда разбили
Колчака и атамана Семенова, отдельные шайки из их армий бросились на восток
и на север, в леса и в глушь, дальше от людей. Многие из них тешили себя
надеждой пробраться в Америку, на Камчатку или на Ку-рилы, благо, там сидели
их покровители - японцы. Эти банды боялись показываться в населенных местах,
да им и невозможно было попадаться людям на глаза. Они шли глухими тропами,
как ночные воры. По пути на восток шайки грабили простых людей, опустошали
стойбища и заимки, мародерничали. Может, и в эту долину являлись такие