шоссе. Шел, все ускоряя шаг, будто боялся, что его могут окликнуть и
спросить, а кто он такой и что он делал в этом доме.
- 7 -
чувствовал, что его родной город изменился. Не просто изменился, он стал
похожим на все другие города, как похож на солдата солдат. Военный быт,
недавняя близость фронта, ощущение пережитой опасности - все это наложило на
облик города свой суровый отпечаток. Но изменились и люди, их лица, их
походка. Не было просто гуляющих, торопились на смену, со смены, в магазин
или по служебным делам.
в авоське кусок торфа.
свободнее. Но еще холодны апрельские ночи, и нужно подтапливать печку,
готовить пищу, да и оставалась забота о будущей зиме. Она хоть и была за
горами и до нее еще требовалось дожить, но по возможности сейчас надо было
запасаться, собирать по крохам будущее тепло. Холод съедал все живое в
человеке, сковывал его душу. Огонь же приносил облегчение, надежду. А как
без надежды возможно жить и приближать победу над проклятым врагом?
толстые и большие, марки Кировского завода. Ему вручили их как драгоценную
награду при выпуске из ремесленного училища. Он был лучший ученик.
двадцати четырех. Он уже мог видеть свой эшелон, солдат, сидящих перед
вагонами. Живо представил лейтенанта Сергеева, сочувственные лица дружков и
старшего сержанта Потапенко, который будет рад его возвращению больше
остальных, готовый принять Андрея в свои железные объятия. Но не сержантской
хватки боялся Андрей Долгушин. Боялся он расспросов, которые неминуемо
будут, а еще больше не хотел сочувствия.
сколько бы он колебался, но вдруг засвистела электричка, и он отпрянул
назад. С визгом, грохоча колесами, пронеслись мимо Андрея вагоны, подняв
кругом пыль. Он не испугался этого неожиданного, невесть откуда взявшегося
поезда, а испугался другого: что едва-едва не вернулся обратно. Война есть
война, от нее ничего не ждешь приятного. Завтра их отправят дальше. И будет
он казнить себя за эти неиспользованные двадцать часов гражданской жизни на
родине, которые подарила ему судьба. Что скажут другие - ладно, сам себе
будешь говорить: "Вот, Андрей, дурище, был у себя, и ничего не узнал, и
ничего не смог увидеть".
действовать дальше. Он снял сапоги, перемотал портянки, хотел шинель
завернуть в скатку, но передумал. Время клонилось к вечеру. Забросил за
спину мешок, винтовку повесил так, чтобы было удобно. Теперь он направился в
сторону поселка Калинина.
Какие-то тряпки, консервы, часы, зажигалки. Вынырнул из толпы почти перед
баней, которую хорошо помнил. Сюда он ходил с матерью еще маленьким, в
женское отделение, а мать таскала с собой тазик с бельем.
он родился), мимо банка на углу, пересек центральный Октябрьский проспект и
обогнул здание горсовета, высокое, приметное в городе здание с колоннами и
красным флагом наверху. Андрей никогда не бывал внутри, но гордился, что в
их городе такой красивый горсовет. А за горсоветом уже видать училище, белый
многоэтажный Дом, сложенный из силикатного кирпича.
Здесь жил целых два года. Практиковались они на заводе Ухтомского, в баню и
в кино их водили строем по центральной улице. И когда они проходили в своих
шинелях и форменных фуражках с блестящими буквами "РУ", ребятишки вслед
кричали: "Рубли! Рубли!" Что ж, на втором году они зарабатывали первые
трудовые свои рубли. Гордились и на это подпитывались, добавляя свой пай к
небогатой столовской пище.
над врагом!" Он вдруг решил не заходить, испугавшись, что и тут все
переменилось, придется снова переживать знакомое чувство отчуждения и
пустоты.
вон углового окна стояла его койка. Первое время после выпуска, когда жил в
заводском общежитии, он часто приходил сюда, никак не мог отвыкнуть от
своего училища.
недолго. Через час он сидел в домике тети Мани, в теплой уютной комнате, с
железной печуркой в углу. От этой печурки под потолок тянулась длинная
труба.
загудело, заиграли блики на полу, а печка и нижняя часть трубы стали быстро
накаляться. Тетя Маня поставила на горячее железо огромный зеленый
эмалированный чайник и ушла в прихожую за картошкой. Андрей смотрел на
чайник, на люстру со стеклянными трубочками, свисающими как сосульки, на
толстый комод с зеркалом и двумя вазочками по краям, и вспоминал, что это
все он когда-то видел или знал. Это были вещи из его довоенных воспоминаний,
из почти забытой жизни. Как приятно их встретить! Пожалуй, только железная
печка была точной приметой военного времени.
она накопала целых три мешка, но сейчас все кончилось и осталось немного на
посадку. Но тут по радио говорили, что сажать, оказывается, можно не целыми
клубнями, а срезами или глазками, остальное же употреблять в пищу.
жареную воду перешла.
большой платок. Было видно, как она худа.
тушенку, хлеб и сахар. Все, что у него было. Но тетя Маня сразу замахала
руками, требуя, чтобы он забрал обратно и немедленно, иначе она рассердится.
Она и вправду сердилась, а Андрей уже не знал, как удобнее теперь забрать,
потому что и забирать тоже было неудобно.
его:
понимаю, сейчас война, многие так поступают. Но в нашем доме этого не
водится. Как бы скудно мы ни жили, но мы ставим на стол то, что у нас есть.
А эти штуки... чтобы с глаз долой.
стала спрашивать, что он носит в своем мешке, есть ли у него книги?
Маня охнула от неожиданности и засмеялась.
сказку.
бойцы во взводе читают.
тем больше он любит сказку. Да в вас еще и детства много. Ну и еще что в
мешке? Какие-нибудь носки, белье?
ящик, извлекла старый альбом в голубом плюше. Листы в альбоме были
серовато-глянцевые, с овальными щелями в три ряда: для карточек разных
размеров. Тетя Маня открыла первую страницу и показала своих родителей и
портрет бабки. А потом и себя, молодую, такую непохожую на сегодняшнюю тетю
Маню, что Андрей без подсказки не догадался бы. Далее шли фотографии родных
и знакомых и дочки Ольги.
как ей кричали: "О-ля! На музыку-у!" Здесь, на фотографии, стояла девушка с
белой косой, в руках цветы. Она откинула голову, не в силах сдержать свой
смех.
смотрела.
войной, пятнадцать лет. Прибегает она, веселая, хохочет, что-то ее
развеселило. У меня в это время сосед был Петр Николаевич, он
фотограф-любитель, жил напротив нас. Он говорит: "Станьте-ка, Оленька, я вас
такой увековечу". Любил он ее сильно, а своей семьи у него не было. Ну, он
свой "Кодак" развернул гармошкой и снял ее. А потом приносит карточки и
рассказывает, что, пока снимок делал, все смотрел и улыбался...
Андрюша, фронтовая артистка.
Действительно, веселая фотография.
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений
Глуховский Дмитрий
Громыко Ольга