дрожащий, потерянный, и сердце у него щемило, но он больше не чувствовал
прежней безмерной усталости и не казался самому себе высохшим, как скелет в
пустыне. Конечно, это таблетки. Они, должно быть, вовсю работают у него
внутри, совершая там свои маленькие химические чудеса, чтобы заставить кровь
энергичнее бежать по артериям. Вот его уснувшее, выключенное сознание, не
ведая никаких наук, и сотворило ослепивший его образ высокой, стройной
девушки с шелковыми локонами. Из этого стеклянного шкафчика, из разговора с
Отли, из перчатки и книжечки да акварельного наброска, висевшего на стене,
внезапно возникла бедная Дженни Вильерс, вот уже сто лет как умершая и
забытая повсюду, - только не здесь. Разумеется, сновидение родилось из
чувства утраты, что бы это чувство ни означало, а не наоборот. Во всяком
случае, то был хороший сон, необычайно ясный и живой. Чиверелу вновь
вспомнились отдельные эпизоды и случайные обрывки разговоров. Удивительно,
чего без всяких усилий может добиться в темноте уснувшее сознание! Если бы
ему предложили сочинить подобную сцену на материале провинциального театра
сороковых годов прошлого века, он никогда не сумел бы без подготовки
написать ее с таким множеством убедительных деталей. Да, он уже кое-чем
обязан благоговейной заботе жителей Бартон-Спа об их старом театре и о
Зеленой Комнате и этому высокому стеклянному шкафу. Он с благодарностью
взглянул туда, где стоял шкаф, но его там не оказалось.
же узнал этот голос, принадлежавший миссис Ладлоу. - Это главная сцена, -
продолжала она, - и надлежащим образом исполненная, она всегда встречает
одобрительный прием.
Вильерс была без шляпы и одета была не в красивый муслин, а в простое
коричневое платье для каждого дня. Миссис Ладлоу по-прежнему была в бонетке
и шали и выглядела весьма величественно. Он сразу понял, что они репетируют
в Зеленой Комнате. В них не было ничего потустороннего, это, несомненно,
были женщины из плоти и крови; но столь же несомненной была пропасть во
времени, непонятно как сознаваемая им: то, что он видел, происходило здесь и
все же - сто лет назад.
вставала на носки и простирала руки на словах "О ужас, ужас!", а потом на
"Безумие, приди!" - я скрещивала руки и закрывала ими лицо. Взгляните,
душенька, как это делается.
Дженни, что девушка чувствует, насколько все это фальшиво и театрально.
Привстав на носки и вытянув руки, отчего она сделалась похожей на огромную
взбесившуюся ворону, миссис Ладлоу воскликнула своим глубоким контральто: "О
ужас, ужас!" Потом она спокойно добавила: "Ну, и так далее, постепенно
понижая до "Безумие, приди, возьми меня, отныне лишь тебе женой я буду" -
вот так..."
этот момент Дженни неожиданно хихикнула.
замечательно это показали. Только вот... эта мавританская принцесса желает
стать женой Безумия - как же это глупо звучит...
Ладлоу тоном оскорбленного достоинства, - эта роль, смею вас уверить, всегда
приносит успех. Спросите мистера Ладлоу. - Она повернулась и сказала в
темноту: - Что, Уолтер? Пора на выход? Иду. Я проходила с мисс Вильерс
главную сцену из "Мавританской принцессы", которую она, кажется, не вполне
еще оценила. Вот книга - попробуйте вы тоже.
гротескную фигуру с ранневикторианской иллюстрации. Тем не менее Чиверел
остро почувствовал, что режиссер в труппе Ладлоу был живой, страдающий
человек, и подумал, что ему, наверное, не доплачивали, а работать
приходилось сплошь да рядом больше положенного. Чем-то он был удивительно
симпатичен Чиверелу.
знаете, я не смогла удержаться от смеха - и не над ней, а над этой ролью,
она такая нелепая. Вы со мною согласитесь, вот послушайте.
что показала миссис Ладлоу, продекламировала фальшиво-трагическим тоном:
в это поверить. Ни одна девушка никогда так себя не держала и не говорила
так. Это неправда.
девушка не говорила, как Виола или Розалинда.
Это то, что мы чувствуем, выраженное удивительными словами. Но здесь совсем
другое. Все это просто ерунда. Взывать к Безумию, точно это какой-нибудь
старый поклонник, живущий по соседству, - ну разве это не глупо?
самое. Язык, положения, жесты - все нелепо до крайности. Вы совершенно
правы.
если бы она сказала что-нибудь совсем простое и ясное, ну хоть так: "О
Карлос, благородный Карлос, страх был причиною того, что я предала тебя и,
быть может, погубила..." Вот просто стала бы здесь, взглянула на него...
себя подошел к самой границе, резко отделяющей свет от темноты, и заговорил,
обращаясь к ним через невидимую бездну лет:
старые, отжившие формы. Дерзайте, как все мы должны дерзать, чтобы дать
Театру новую жизнь...
чей-то далекий голос, донесшийся из мрака.
последовала за ним, и свет двигался вместе с ней, быстро угасая.
- это его собственный голос. - Дженни Вильерс!
мгновение она замешкалась, обернулась и растерянно посмотрела по сторонам,
прежде чем утонуть в призрачном сумраке.
слегка пошатываясь и закрыв глаза. Когда он открыл их снова, то увидел, что
настольная лампа и бра на стене возле его кресла горят спокойно и ровно.
Дверь скрипнула, и клин света, яркого, резкого, такого неприятного по
сравнению с тем, что он видел, когда оставался тут в одиночестве,
расширяясь, проник в комнату. Вошел Отли.
Кейвом?
порядке, благодарю вас. Я задремал, должно быть. А потом встал с кресла...
клин резкого яркого света и исчез вместе с ним. Снова оставшись наедине с
сумраком и тенями, растерянный и дрожащий, Чиверел осторожно вернулся в свой
угол и опять уселся в большое кресло, уже не чувствуя прежней сонной
вялости. На этот раз он не закрывал глаз вовсе. Но и не просто бодрствовал.
У него было то болезненно-нервное ощущение, знакомое ему по стольким
премьерам, когда голова раскалывается от напряжения, а в груди и животе
пусто и что-то сосет. Он был одновременно возбужден и встревожен и
совершенно неспособен ни о чем думать. Что-то томило его - какое-то
волшебное чувство, которого он не испытывал в течение многих, многих лет
блуждания, кружения по бесплодной пустыне. Словно где-то в этой его пустыне
был глубокий холодный родник под зелеными деревьями. Это могло быть
предсмертным миражем. Это могло быть, наконец, возвращением к жизни. Он взял
нелепую книжицу, которую показал ему Отли, и поднес ее к свету настольной
лампы, стоявшей позади него. _"Дженни Вильерс: дань уважения и памяти..."_
Глубокая тишина окружила его. Комната ждала...
Посняков Андрей
Березин Федор
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс