собственной мастерской, второй - к беззаботной жизни, которую дадут ему
накопленные деньги.
мастерских. Наняли несколько новых людей, рабочие часы продлили до девяти
вечера, а сверхурочные - до двенадцати ночи. За первые два часа платили в
полуторном размере, а за следующие три - в двойном. Одновременно был введен
строжайший контроль, и, если кто-нибудь раньше прекращал работу, у него
удерживали столько, что заработок сводился чуть ли не к нулю. Поэтому
рабочие остерегались уходить, особенно Гославский; как наиболее опытный
мастер, он вынужден был оставаться до глубокой ночи.
много работы, и попросил Адлера хоть немного разгрузить его. Фабрикант счел
его просьбу справедливой и предложил ему новые условия. С этого дня
Гославский получал поденную плату, собственноручно изготовлял только те
части машин, которые требовали особенной точности, a главное - должен был
наблюдать за ходом работ и давать надлежащие указания. Итак, фактически он
являлся начальником мастерской, но получал жалованье мастера и одновременно
выполнял работу обыкновенного рабочего.
польстили. Вскоре, однако, он убедился, что теперь его эксплуатируют еще
больше, потому что физической работы у него оставалось столько же, а кроме
того, приходилось напрягать мозг. Весь день он бегал от наковальни к тискам,
а от тисков к токарным станкам, причем его поминутно отрывали другие
рабочие, считая, что Гославский обязан не только все объяснять им, но и
делать за них.
работе, и даже стал небрежен в одежде, хотя раньше всегда тщательно следил
за собой. По воскресеньям он не ходил уже с женой в костел, а вместо этого
спал до полудня. Дома он теперь раздражался из-за любого пустяка.
сон. А проблески живого чувства пробуждались в нем лишь в те короткие
мгновения, когда он целовал сына, - по утрам и перед сном.
избавиться от нее не имел возможности. С помещиком, отдававшим ему помещение
под мастерскую, он должен был подписать договор только в августе, а
переехать туда - в ноябре.
жить на имеющиеся сбережения и за два месяца израсходовать несколько сот
рублей, заработанных таким тяжким трудом и так необходимых на первое
обзаведение. Значит, надо напрячь силы и до поры до времени оставить все
по-прежнему. К тому же он надеялся, что неделя отдыха по переезде на новое
место укрепит его и восстановит пошатнувшееся здоровье.
календарик и зачеркивал каждый протекший день. Уже осталось только два с
половиной месяца... Уже шестьдесят пять дней... Уже два месяца!..
необыкновенное оживление, работа шла полным ходом.
оранжерее. У одной стены стояла паровая машина, приводившая в движение
станки, у другой - два кузнечных горна. Находился здесь еще небольшой молот,
работавший от шкива, несколько слесарных тисков, токарный, сверлильный и
другие станки.
работой ткачи спали у себя дома, но здесь не прекращалось движение.
Учащенное дыхание паровой машины, хлопанье поршней, удары молотов, гул
токарных станков, скрежет напильников еще резче раздавались в ночной тишине.
В воздухе, насыщенном паром, угольной пылью и тонкими железными опилками,
мерцали, словно блуждающие огоньки, десятки газовых рожков. В громадные
окна, сотрясающиеся от грохота, заглядывала луна.
и люди молча торопятся ее закончить. Тут группа черных кузнецов тащит под
молот огромную, раскаленную добела полосу железа. Там слесари, как по
команде, склоняются и поднимаются над уставленными в ряд тисками. Против них
токари, нагнувшись, следят за работой своих станков. Из-под молотков брызжут
искры. Время от времени доносится приказание или ругательство. А когда
затихают скрежет и стук, слышится жалобный стон мехов, раздувающих огонь в
горнах.
стальной валик, требующий очень точной обработки. Но работа у него не
спорится. Весь день Гославский был так занят, что не мог даже передохнуть во
время вечернего перерыва, и сейчас он очень утомлен и с трудом преодолевает
дремоту. Его слегка познабливает, и по телу струйками стекает пот.
что он находится не на фабрике, а где-то в другом месте. Но, тотчас
опомнившись, он протирает грязными руками глаза и с тревогой смотрит, не
слишком ли много снял резец с валика.
нагрелась, а тут еще кузнецы работают у обоих горнов!.. Да и поздно уже...
Понюхайте табачку!
табак - нет... Напьюсь-ка я лучше воды.
теплая и не освежила его; он обливался потом и едва стоял на ногах.
сточить... а у меня что-то двоится в глазах.
зажал его винтом и снова пустил машину. После минуты напряженного внимания
наступила реакция, и он стоя задремал, не сводя глаз с блестящей поверхности
валика, на который падали капли воды.
комоде горит привернутая лампа, постель ему уже приготовлена. Вот стол,
возле него стул... Он хочет сесть и отяжелевшей от усталости рукой опирается
на край стола.
сломалось - и страшный вопль разнесся по мастерской.
пальцы, потом кисть, потом локтевую кость. Хлынула кровь. Несчастный
очнулся, застонал, рванулся - и упал возле станка. Одно мгновение он висел,
словно прикованный к станку, но раздробленные кости и разорванные мускулы не
могли удержать тяжесть, и он рухнул наземь.
остановили. Кто-то вылил на Гославского ведро воды. С каким-то молодым
рабочим при виде фонтана крови, брызнувшей на станок, на пол и на
сгрудившихся людей, сделалась истерика. Несколько человек неизвестно зачем
бросились вон из мастерской.
растерялись.
фельдшера. Где Шмидт? Бегите за Шмидтом.
должен был заменять фельдшера. В это время старик кузнец, не потерявший, как
другие, самообладания, опустился на колени подле раненого и пальцами сжал
ему руку повыше локтя. Кровь стала течь медленней.
указательный и большой. Остальная часть руки чуть не до локтя была
раздроблена, словно ее изрубили вместе с окровавленными лохмотьями рубахи.
других. Он перевязал размозженную руку какими-то тряпками, которые тотчас же
пропитались кровью, и велел отнести раненого домой.
поддерживали голову, остальные окружили носилки, и так они двинулись всей
толпой.
завыли собаки. Ночной сторож снял шапку и, побледнев, глядел на процессию,
медленно двигавшуюся по дороге, залитой лунным светом.
спросил:
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Круз Андрей
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Шилова Юлия