Однако образы, в которых такой брак рисуется заинтересованному лицу,
требуют, как и всякие образы, пищи извне; иначе они поблекнут и расплывутся.
Ваша самая пылкая мечта - унизить человека, оскорбившего вас. Но если вы
переедете и никогда больше не услышите о нем, то кончится дело тем, что ваш
враг утратит для вас всякое значение. Если вы за двадцать лет растеряли тех,
из-за кого вы стремились попасть в Джокей-клоб или в Академию, то в
перспективе стать членом какого-либо из этих объединений уже не будет для
вас ничего соблазнительного. Словом, продолжительная связь, так же как и
отъезд, болезнь, уход в религию, вытесняет прежние образы. Когда Сван
женился на Одетте, то с его стороны это не было отречением от светского
тщеславия, потому что Одетта уже давно, в духовном смысле этого слова,
оторвала его от света. Если бы дело обстояло не так, то и его заслуга была
бы больше. Именно потому, что позорные браки предполагают отказ от более или
менее почетного положения ради душевного уюта, они вызывают у всех особенно
глубокое уважение. (К позорным бракам, конечно, не относятся браки из-за
денег, ибо не было еще такого случая, когда бы супруги, один из которых
продался, в конце концов не были бы приняты в свете - хотя бы по традиции,
насчитывающей великое множество примеров, и для того, чтобы иметь только
одну мерку и одну колодку.) С другой стороны, Сван, натура художественная, а
не извращенная, во всяком случае получил бы известное наслаждение,
спариваясь, как при скрещении пород, которое производят менделисты и о
котором повествуется в мифологии, с существом другой породы, с эрцгерцогиней
или с кокоткой, вступая в союз с особой царской фамилии или в неравный брак.
При мысли о женитьбе на Одетте Свана волновал, и совсем не из снобизма,
только один человек во всем мире: герцогиня Германтская. Напротив, Одетту
она беспокоила меньше всего - Одетта думала лишь о тех, кто находился
непосредственно над ней, а в эмпиреи она не залетала. Когда же Сван думал об
Одетте как о своей жене, он всегда представлял себе тот момент, когда он
приведет ее, а главное - свою дочь, к принцессе де Лом, которая вскоре,
из-за смерти своего свекра, стала герцогиней Германтской. Ему нравилось
представлять себе жену и дочь не где-нибудь, а именно у герцогини, и он
умилялся, придумывая, что герцогиня скажет о нем Одетте, что скажет Одетта
герцогине Германтской, вызывая в воображении, как ласкова будет герцогиня с
Жильбертой, как она станет баловать ее и как это польстит его отцовскому
самолюбию. Он разыгрывал сам с собой сцену знакомства с такой точностью
вымышленных подробностей, какую обнаруживают люди, рассчитывающие, на что бы
они употребили выигрыш, сумму которого они загадали. Если некий образ,
сопутствуя нашему решению, в известной мере обосновывает его мы вправе
сказать, что Сван женился на Одетте, чтобы познакомить ее и Жильберту, -
познакомить без свидетелей и, если возможно, так, чтобы никто никогда об
этом не узнал, - с герцогиней Германтской. Из дальнейшего будет видно, что
именно это единственное честолюбивое его желание, касавшееся светских
знакомств его жены и дочери, так и осталось неосуществленным: на него было
наложено строжайшее вето, и Сван умер, не предполагая, что герцогиня
когда-нибудь с ними познакомится. Еще видно будет из дальнейшего, что
герцогиня Германтская сблизилась с Одеттой и Жильбертой уже после смерти
Свана. И, пожалуй, с его стороны было бы благоразумнее, - если уж придавать
значение таким пустякам, - не представлять себе будущее с этой точки зрения,
в чересчур мрачном свете, и не терять надежды, что чаемое сближение
произойдет, когда его уже не станет и он не сможет этому порадоваться.
Работа по установлению причинной связи в конце концов приводит ко всем
достижимым целям, а значит, и к тем, которые представлялись наименее
достижимыми, но только эта работа идет в иных случаях медленно, а мы еще
замедляем ее своим нетерпением, которое, вместо того чтобы ускорить,
тормозит ее, замедляем самым фактом нашего существования, и завершается она,
когда обрывается наше стремление, а то и жизнь. Неужели Сван не знал этого
по опыту и разве уже не было в его жизни, как предображения того, что должно
произойти после его кончины, предображения посмертного счастья: женитьбы. на
Одетте, которую он страстно любил, хотя она и не понравилась ему с первого
взгляда, и на которой он женился, когда уже разлюбил ее, когда жившее в
Сване существо, так безнадежно мечтавшее прожить всю жизнь с Одеттой, -
когда это существо умерло?
боялся, что разговор примет иное направление.
повернувшись ко мне и задерживая на моей скромной особе голубой взгляд, где,
как в своей родной стихии, зыбились его огромная трудоспособность и его
приспособляемость. - Ах да, - продолжал он, снова обращаясь к моему отцу, -
надеюсь, это не будет с моей стороны проявлением неуважения к принцу
(правда, лично мы с ним никак не связаны, - в моем, хотя и неофициальном,
положении заводить с ним личные отношения мне было бы неудобно), если я
сообщу вам один довольно любопытный случай: года четыре тому назад, самое
позднее, в одной из стран Центральной Европы, на захолустной станции
произошла неожиданная встреча принца с госпожой Сван. Разумеется, никто из
приближенных его высочества не отважился спросить - понравилась ли она ему.
Это было бы бестактно. Но когда в разговоре случайно упоминалось ее имя, то,
по некоторым, если хотите, неуловимым и тем не менее верным признакам, его
собеседники догадывались, что принцу хотелось бы, чтобы они подумали, что
она произвела на него скорее благоприятное впечатление.
де Норпуа. - Бывает и так, что самые из них кичливые, те, что особенно любят
по* чести, в то же время, когда они находят нужным вознаградить чью-либо
верность, меньше всего считаются с общественным мнением, даже если оно
вполне справедливо. Так вот, не подлежит сомнению, что граф Парижский очень
высоко ценит преданность Свана, а помимо всего прочего, Сван - умнейший
малый.
вежливости, отчасти из любопытства спросила моя мать.
знатока.
что он очарован женщиной, то это считается признаком в высшей степени
остроумного собеседника, а потому он закатился смешком, от которого голубые
глаза старого дипломата увлажнились, а испещренные красными жилками крылья
его носа дрожали.
Сване, робко спросил я.
в мою сторону: он как бы давал этим понять, что желает до конца быть
любезным по отношению к моему отцу, которого он глубоко уважает, и потому
снисходит даже к вопросам его сына, хотя этот мальчуган еще по возрасту не
может рассчитывать на необыкновенную обходительность со стороны людей в
возрасте маркиза. - А вы разве с ним знакомы? - спросил он, обратив на меня
ясный взгляд, проницательность которого восхищала Бисмарка.
мать.
мною овладели более сильные сомнения в моем умственном развитии, нежели те,
что одолевали меня обыкновенно, - овладели, как только я убедился, что то,
что я возвел на недосягаемую для меня высоту, то, что мне казалось выше
всего на свете, для него стоит на самой низкой ступени, - я этого увлечения
не разделяю. Бергот, по-моему, флейтист; впрочем, надо отдать ему
справедливость, играет он приятно, хотя слишком манерно, жеманно. Вот и все
его достоинства, а это не так уж много. Его творчество не мускулисто, в его
произведениях нет, если можно так выразиться, костяка. В них нет, - или
почти нет, - действия, а главное, совсем нет размаха. Фундамент его книг
непрочен, - вернее, они лишены фундамента. Согласитесь, что в наше время,
когда жизнь с каждым днем становится все сложнее и у нас почти не остается
времени, для чтения, когда карта Европы подверглась решительной перекройке и
не сегодня-завтра, быть может, подвергнется перекройке еще более
значительной, когда всюду возникает столько новых, чреватых грозными
событиями проблем, мы имеем право требовать от писателя чего-то большего,
чем остроумие, которое заставляет нас забывать в велеречивых и бесполезных
спорах по поводу чисто формальных достоинств о том, что с минуты на минуту
нас могут захлестнуть две волны варварства - извне и изнутри. Я сознаю, что
изрыгаю хулу на священную школу, которую эти господа именуют Искусством для
Искусства, но в наши дни есть задачи поважнее, чем музыкальный принцип
расположения слов. Я не спорю: в слоге Бергота есть что-то пленительное, но
в общем все это очень вычурно, очень мелко и очень вяло. Теперь, когда я
узнал, что вы явно переоцениваете Бергота, мне стали понятнее те несколько
строк, которые вы мне только что показали и которых я предпочел бы не
касаться, тем более что вы сами так прямо и сказали, что это детская мазня.
(Я и правда так выразился, но мнение у меня было совсем другое) Бор грехам
терпит, в особенности - грехам молодости. Да и не у вас одного они на
совести, - многие в ваши годы мнили себя поэтами. Но в том, что вы мне
показали, видно дурное влияние Бергота. Вряд ли вас удивит, если я скажу,
что там нет ни одного из достоинств Бергота: книги Бергота - это настоящие
произведения искусства, впрочем, крайне поверхностного, он - мастер стиля, о
котором вы в ваши годы не можете иметь хотя бы смутное понятие. А вот тем же
недостатком, что и он, вы грешите: вы, как и Бергот, заботитесь прежде всего
не о смысле, а о том, чтобы подобрать звучные слова, - содержание у вас на
втором плане. Это все равно что ставить плуг перед волами. Даже у Бергота
словесные побрякушки, ухищрения, напускание тумана, - все это, по-моему, ни
к чему. Автор устроил приятный для глаз фейерверк, и все кричат, что это
шедевр. Шедевры не так часто встречаются! В активе у Бергота, в его, если
можно так выразиться, багаже нет ни одного романа, отмеченного печатью
истинного вдохновения, ни одной книги, которую хотелось бы поставить в
Посняков Андрей
Куликов Роман
Лукин Евгений
Бажанов Олег
Андреев Николай
Шилова Юлия