— Мы очень сожалеем, князь. Не понимаю, как газетчики пронюхали о нашей встрече. И все же настоятельно прошу обратиться к нам при малейшем подозрении или угрозе. Мы немедленно придем на помощь.
Он протянул руку, и они обменялись рукопожатиями.
— Благодарю, мистер Беккет. Не думаю, что в этом возникнет необходимость.
* * *
Чезарио отворил дверь, вошел в прихожую своей квартиры и начал раздеваться.
— Тонио! — позвал он.
Ответа не последовало. Немного постояв, он бросил пальто на стул и прошел к двери ванной.
— Тонио! Нет ответа.
Досадливо хмыкнув, он направился к спальне. Пора приструнить этого мальчишку, хоть он и племянник Гио. Слуге не подобает так себя вести. Уже который раз, возвратившись, он не застает его дома. Америка вконец разбаловала парня.
Он включил в спальне свет и направился было в ванную, как вдруг замер… В ванной шумела вода.
— Тонио! — окликнул снова. Нет ответа.
Он сделал еще шаг — и снова замер… В голове мелькнуло предостережение Беккета. Мгновение и в ладони появился стилет.
Он стремительно шагнул к двери и распахнул ее. Под льющимся душем стояла девушка. Обернувшись, она воскликнула испуганно:
— Чезарио!
— Илина?! — он не скрывал изумления. — Что ты тут делаешь? Я думал, ты в Калифорнии!
— Принимаю душ… — уже спокойнее произнесла она, заворачиваясь в полотенце. — Но почему ты с ножом? Кого ты ожидал увидеть у себя в ванной?
Он опустил стилет, и тот исчез в рукаве. Илина подбежала к нему. Одной рукой придерживая полотенце, она другой обвила его шею и несколько раз поцеловала.
— Чезарио, дорогой! Ты должен помочь мне!
Он недоверчиво усмехнулся. Просить о помощи было вовсе не в ее репертуаре…
— А что же твой богатый техасец? — спросил он. Она подняла глаза.
— Ты сердишься, я знаю… Я тогда не дождалась тебя в Монте-Карло.
Он расхохотался.
— Однако ты не ответила на мой вопрос!
Она отстранилась, подошла к столику с зеркалом и села к нему спиной. Глядя на его отражение, жалобно проговорила:
— Если бы ты знал, Чезарио… не сердись, прошу тебя! Мне столько пришлось пережить… — она протянула ему полотенце. — Будь добр, вытри мне спину, я не могу дотянуться.
Он послушно принял полотенце.
— Ты все-таки не рассказала, что твой техасец…
— О, не спрашивай, не спрашивай, умоляю! Это Ужасно!.. — Она подняла к нему лицо. — Не находишь, что я похудела?
Он засмеялся и принялся растирать ей спину полотенцем.
— Ты выглядишь превосходно. А что стряслось? Она на миг прикрыла глаза и облегченно вздохнула.
— Ты меня успокоил. Мне казалось, я ужасно похудела… — Она снова оглянулась на него. — Итак, ты непременно хочешь знать про техасца. Изволь, — она снова вздохнула. — Во-первых, он женат.
— Но ты же это знала? — иронично спросил он.
— Разумеется, — согласилась она. — Я не ребенок. Но более мой, Чезарио, кто бы мог подумать, что у него такая жена? Это полусумасшедшая провинциалка… Нет, Чезарио, ты только представь; она написала на меня донос в департамент по иммиграции! А там… Ох, я до сих пор не могу прийти в себя…
Чезарио все так же улыбался.
— Эти тупицы принялись выяснять, каким образом мне удалось прожить в этой стране восемь лет, не имея ни денег, ни работы. В итоге они объявили мне, что если я в ближайшее время не найду работу, они вышлют меня из страны за моральное разложение!
Чезарио повесил полотенце на место.
— И что же ты ответила?
— Что мне было делать? Я сказала, что работаю у тебя, но они не поверили. Тогда я заявила, что не нуждаюсь в работе, чтобы жить! — Она подняла на него отчаянный взгляд: — Чезарио, ты можешь взять меня на службу?
— Гм… Не знаю. А что ты можешь делать? Умеешь печатать на машинке? Писать под диктовку?
Она поднялась и повернулась к нему, все еще прикрываясь полотенцем.
— Ты ведь занят автомобильным бизнесом, не так ли? Чезарио кивнул.
Она придвинулась ближе.
— Великолепно! Тогда я непременно найду себе какое-нибудь дело на твоем предприятии… Одно время у меня был «роллс-ройс»,..
Он добродушно рассмеялся и притянул ее за руку, поцеловал.
— Ну хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Она выглядела взволнованной.
— В самом деле, Чезарио? Как было бы чудесно! — она погладила его по щеке. — У тебя не будет со мной никаких хлопот, обещаю тебе! Мне непременно нужно пристроиться куда-нибудь на время, чтобы войти в число общественно-безопасных. Так это у них называется? Это все, что нужно, чтобы узаконить мое пребывание здесь.
— Успокойся! Считай, что ты узаконена, — проговорил он, обнимая ее и смеясь. — Можешь сказать им, что я знал твоих родителей…
Она бросила на него быстрый испытующий взгляд, пытаясь понять, не скрывается ли за его словами что-то еще… Но глаза его смеялись — и только. В горле у нее пересохло. Впервые за долгое время она вспомнила своих родителей. Перед глазами встало лицо отца, когда он, открыв дверь спальни, увидел их — Илину, ее мать и богатого американца — всех вместе в одной постели…
Глава тринадцатая
Мать Илины была англичанка. Семнадцати лет она вышла замуж за молодого энергичного румына — барона де Бронски. Светская хроника того времени называла их брак романтической любовной сказкой. Вскоре на свет появилась Илина, а еще через год в Румынии произошла революция — и сказка кончилась.
Ребенком Илина почти не знала родителей. У нее было смутное представление о том, что ее мать — красивая женщина, а отец — видный мужчина. Однако большую часть времени она проводила вдали от них, обучаясь в закрытых школах.
Пяти лет ее отдали в школу в Англии. С началом войны отец поступил волонтером в британскую армию. Мать служила во вспомогательных войсках. Для дочери У них не было времени. Когда окончилась война, семья переехала в Париж, а Илину отдали в швейцарскую школу. Отец вернулся с войны инвалидом и должен был вести отчаянную борьбу за свои земли, имения и богатства. Все это вынуждало то и дело переезжать с места на место.
Баронесса казалась полностью погруженной в светские и общественные заботы, много времени уделяла Друзьям… Илина никогда не спрашивала, как мать к ней относится. Что-то, удерживало девочку от подобных вопросов.
Илина переехала в Швейцарию, когда ей исполнилось четырнадцать. Обучение здесь сильно отличалось от английского. В прежней школе главное внимание уделяли знаниям, здесь же основным было обучение светским манерам и поведению в обществе. Образованность юных девушек из Англии и Америки, их молодость, свежесть надлежало дополнить всем, что должна знать и уметь настоящая леди.
Илина ходила на лыжах, плавала, ездила верхом. Ее учили одеваться, танцевать, поддерживать непринужденную беседу на светских приемах и дружеских вечеринках.
К шестнадцати годам обещание красоты стало воплощаться в действительность: цвет лица и глаза — от матери, достоинства фигуры и грация — от предков по линии отца.
Неподалеку, на другой стороне озера находилась такая же школа для юношей. Воспитанники обеих школ тесно общались. Это общение и завершало работу воспитания и обучения.
Однажды летом — ей тогда едва исполнилось шестнадцать — она каталась по озеру в каноэ в обществе одного из воспитанников соседней школы. У молодого человека — высокого темнолицего принца, наследника трона в одной из стран Ближнего Востока — было длинное имя, которое никому не удавалось запомнить. Все звали его просто Аб. Он был старше на год и казался ей очень красивым: очаровывали голубые глаза и орлиный профиль. Их лодка, отстав от других, причалила к маленькому островку. Они вышли на берег и растянулись на песке, подставив юные тела послеполуденному солнцу.
Он повернулся набок и, приподнявшись на локте, стал внимательно ее разглядывать.
Илина улыбнулась. Его лицо было серьезно.
Он потянулся и поцеловал ее в губы. Она зажмурилась и, обняв его за плечи, потянула к себе. Ей было хорошо. Песок и солнце. И нежные прикосновенья губ. Она чувствовала, как его пальцы отстегивают бретельки ее купального костюма, касаются лица. Сладкое волнение зародилось в груди. Оно росло и наконец вырвалось из горла коротким смешком. Он поднял голову и посмотрел на нее. Эта юная твердая грудь с набухшими сосками… Он медленно ее коснулся, поцеловал… Илина улыбалась.
— Как хорошо… — тихо прошептала она. Он смотрел на нее немигающим взглядом.
— Ты девственница? Она молча кивнула.
— Так требует твоя религия?
— Нет… Я сама не знаю, почему.
— В нашей школе таких называют «холодными штучками». В твоем классе, кроме тебя, нет уже ни одной девственницы.
— Это все по глупости! — сказала она, слыша, как бешено заколотилось сердце.
Какое-то время он молча и все так же внимательно смотрел на нее. Потом задумчиво проговорил:
— Мне кажется, пришло и твое время. Как ты думаешь?
Она молчала. Мгновение помедлив, он стремительно вскочил.
— Я сейчас! — и бросился к лодке.
Она проводила его взглядом, потом сорвала с себя купальник и отбросила в сторону. Лучи солнца ласково коснулись кожи. Чуть приподнявшись, Илина наблюдала, как он, взяв брюки, пошарил в кармане, и кинулся обратно, что-то зажав в кулаке.
Увидев ее, он замер.
— Что это? — спросила она. Он раскрыл ладонь:
— Это чтобы не сделать тебя беременной.
— А-а…— она не удивилась.
О противозачаточных средствах им подробно рассказывали в школе. Все это входило в курс обучения и составляло часть тех знаний, какими должна обладать настоящая леди, вступающая в жизнь. Она опустила глаза, пока он стягивал с себя плавки, и снова подняла их, когда он стал рядом с ней на колени. Какое-то время она восхищенно смотрела на него.
— Какой ты красивый! — вырвалось невольно. Она протянула руку и слегка прикоснулась к нему. — Красивый и сильный! Я не думала, что мужчины так красивы!
— Конечно, мужчины красивее женщин, — согласился он. В его голосе звучали отеческие нотки. Он наклонился к ней, поцеловал и добавил: — Но женщины тоже красивы.
Внезапно ее охватила лихорадочная дрожь. Подумав, что ее трясет от страха, он поднял голову.
— Я постараюсь тебе не повредить…
— О, ты не повредишь мне! — воскликнула она, предвкушая наслаждение. — Я очень сильная!
Она оказалась гораздо сильнее, чем думала. Так сказал ей доктор в Лозанне, завершая дефлорацию на хирургическом столе.
* * *
Отметив восемнадцатилетие, Илина приехала в Париж, где жили родители. Она была так же образованна, как и ее одноклассницы, а красотой и способностями превосходила многих. Разыскав квартиру де Бронски, она нажала кнопку звонка и стала ждать.
Мать открыла дверь и, равнодушно взглянув на гостью, спросила:
— Что вам угодно?
«Так говорят со слугами или случайными прохожими», — подумала Илина и усмехнулась про себя. От матери она ничего иного и не ожидала.
— Здравствуй, мама, — сказала она по-румынски. Лицо матери медленно менялось.
— Как? Это ты? — упавшим голосом спросила она. В глазах мелькнула тревога.
— Да, мама. Я могу войти?
Мать посторонилась, и Илина прошла в прихожую.
— Мы ждали тебя на следующей неделе, — говорила мать, запирая дверь.
— Вы не получили телеграмму? — Илина поставила на пол чемодан.
— Телеграмма? Ах, да… пробормотала мать, вспоминая. — Кажется, твой отец что-то такое говорил перед отъездом.
— Так папы нет дома? — разочарованно протянула Илина.
— Он вернется через несколько дней, — ответила мать.
Вдруг — впервые за встречу — в глазах ее мелькнула живая заинтересованность.
— Да ты уже выше меня, Илина!
— Я уже взрослая, мама, — улыбнулась та.
— Ради бога, оставь этот кошмарный язык! Я никогда его толком не понимала. Ты же говоришь по-французски.
— Конечно, мама, — ответила Илина по-французски.
— Вот, совсем другое дело, — баронесса отступила на шаг.-А ну-ка, дай я на тебя погляжу…
И пока мать обходила вокруг, рассматривая ее, Илина стояла, выпрямившись, опустив глаза и чувствуя себя лошадью, которую продают с аукциона. Наконец мать закончила осмотр и спросила:
— Тебе не кажется, милочка, что ты слишком по-взрослому одета?
Илина вскинула брови.
— Мне восемнадцать, мама. Ты что же, ожидала увидеть меня в скромной юбочке и белой блузке?
— Илина, не дерзи! Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что у меня взрослая дочь… Впрочем, я выгляжу ненамного старше. Так что мы вполне могли бы сойти за сестер.
Илина снова взглянула на мать. Та была права. Никто бы не поверил, что ей — тридцать шесть.
— Да, мама, — спокойно сказала дочь.
— И прекрати называть меня «мама»! — вспыхнула баронесса. — Это звучит старомодно. Ты вполне можешь звать меня по имени. А лучше говори «дорогая», как твой отец. Впрочем, теперь меня все так называют…
— Хорошо, ма… дорогая,-поправилась Илина. Баронесса улыбнулась.
— Правда ведь, неплохо звучит? Ну, идем, я покажу тебе твою комнату.
Илина прошла за ней по длинному коридору. Конечно, никто не сказал ей, что эта комната рядом с кухней предназначалась для прислуги, хотя и так было ясно.
— Здесь будет очень мило, когда мы все устроим, как надо, — сказала «дорогая». — В чем дело? Тебе что — не нравится?
Илина пожала плечами.
— Здесь так тесно… — Каморка, в которой она жила все школьные годы, была куда просторней.
— Будь довольна тем, что есть! — вспылила мать. — Твой отец, как тебе известно, один из богатейших людей в Европе. Все дело за тем, как ему заполучить свои деньги!
И баронесса направилась к выходу. Но тут звонок в дверь заставил ее остановиться. Суетливо обернувшись, она посмотрела на дочь.
— Боже, совсем забыла! Илина, будь добра, поди открой. Я пригласила на коктейль одного нашего американского друга… Скажи ему, что я выйду через минуту… — и она поспешно удалилась.
Илина вышла за ней в коридор. Вдруг «дорогая» вернулась и просительно посмотрела на дочь.
— Милочка! Не называй себя моей дочерью. Скажи, что ты сестра, забежала на минутку… Я сейчас не могу объяснить тебе…
Баронесса исчезла в своей комнате, а Илина пошла встречать гостя. Ей не нужны были объяснения. В швейцарской школе ее научили быстро соображать, что к чему.
* * *
Когда неделю спустя вернулся отец, Илину поразило, как он изменился. Когда-то стройная и статная фигура теперь согнулась, ноги почти не двигались, лицо осунулось и постарело. Тяжело опираясь на костыли, он с трудом вполз в комнату и, едва за ним закрылась дверь, упал в свое инвалидное кресло на колесах. Он увидел дочь, и улыбка осветила измученное лицо. Илина опустилась перед ним на колени, он протянул руку и привлек ее к себе.
— Дочка! Как я рад, что ты наконец дома! Несмотря на нездоровье, барона чаще всего не бывало дома. Современный режим в Румынии соглашался предоставить бывшим владельцам собственности некоторую компенсацию, но все это требовало длительных переговоров. О полном возмещении не могло быть и речи: его страна окончательно вошла в состав государств советского блока.
Когда отец уезжал, Илина старалась как можно меньше бывать дома и проводила время, встречаясь с друзьями. Часто, заслышав в квартире голоса, она тайком убегала через черный ход.
* * *
Так она прожила почти год. Однажды ей пришло письмо от школьной подруги с приглашением вместе провести лето в Монте-Карло. Барон снова был в отлучке, и она радостная и взволнованная, с письмом в руках прибежала к матери. Пока баронесса читала письмо, Илина оживленно болтала:
— Боже мой, как чудесно! Из этого хмурого Парижа — к морю и солнцу! Я не могу ждать ни минуты!
«Дорогая» спокойно сложила письмо и бросила на столик.
— Ты не поедешь, — жестко сказала она. — Мы не можем себе это позволить.
— Как?.. — Илина не поверила своим ушам. — Как это не можем? Ведь мне не нужно денег! Я буду гостьей в этой семье.
Обожаемая строго посмотрела на нее.
— Тебе нужны новые платья. Мы не можем допустить, чтобы ты выглядела, как тряпичница.
Илина вспыхнула.
— Но у меня довольно одежды! Все, что я носила в школе, отлично на мне сидит и прекрасно выглядит!
— Мода давно переменилась, — отрезала «дорогая». — Каждому при взгляде на тебя станет ясно, что у тебя нет денег для смены гардероба. Напиши, что, к сожалению, не можешь принять приглашение, поскольку у тебя есть другие обязательства. Извинись. Можешь, если угодно, сослаться на мое положение в обществе.
— Держись сама за свое положение в обществе! — закричала Илина. — А у меня своя жизнь! — и, чтобы не разрыдаться, пулей вылетела из комнаты.
Пробегая по коридору, она услышала звонок в дверь и затем — голос баронессы:
— Отвори, пожалуйста, это ко мне. Я выйду через минуту!
Стиснув зубы, Илина пошла открывать. Ввалился очередной американский дружок матери. Он был заметно навеселе. Илина представилась как сестра баронессы и провела его в гостиную. Не сводя с нее глаз, он плюхнулся на диван.
— Баронесса никогда не говорила, что у нее такая прелестная сестрица!
Илина усмехнулась. Чисто американская попытка проявить галантность!
— А мне сестра не говорила, что у нее такие обаятельные друзья.
Явно польщенный, гость продолжал любезничать.
— Какая жалость, что сегодня мне придется покинуть Париж!..
Раздался голос баронессы:
— Вы возвращаетесь в Америку, Джон? Как жаль… «Дорогая» возникла на пороге, и гость поднялся.
— Непредвиденные обстоятельства… Мне позвонили с завода… — завздыхал он.
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Земляной Андрей
Березин Федор
Самойлова Елена
Афанасьев Роман