Чтение 9–й страницы книги ~За перевалом~

Дан и Ксена не ушли из лаборатории, полулежали, расслабившись, на шезлонгах в углу нижнего отсека. Им сейчас противопоказаны новые впечатления, мыслями и памятью оба были на Одиннадцатой.

Дан почувствовал на себе изучающе-вопросительный взгляд золотоволосой девушки с галереи - Ли, Лиор 18. Мечтательная, тонкая, очень добросердечная... Он помнил все, что было у них с Алем. Мог вспомнить, поправил себя Дан. Мог бы, но не станет этого делать. Было не с ним, а о других такое помнить некорректно.

Отчуждение от Ли теперь тоже входило в состав его личности. Все входило в ее состав - даже эпизодическое участие Берна в опыте "обратного зрения" теперь приобрело настоящий смысл.

А сейчас отвлекаться на Ли, на все иное и вовсе ни к чему; забота его и боль его - вот она, рядом: Ксена. Все восстановилось в нем, даже повышенное - против нормального, что ли, уровня у любящих - понимание ее. Наверно, и в этом повинно пережитое на Одиннадцатой, Амебы с их обволакивающим психическим полем. И сейчас Дан чувствовал состояние Ксены почти так же внятно, как и свое, знал даже, сколько ударов в минуту делает ее сердце. Многовато оно их делает, учащенно бьется - будто секунда в напряженных местах симфоний. И сама она напряжена, натянута: тронь - зазвенит.

Секунда, учащенная смычковая ритмика... и над ней всплывает, набирает силу мелодия. Вот и сейчас она должна возникнуть - партия Ксены.

Он единственный представлял, что ей там довелось пережить после его гибели. И восхищался силой ее души: нет, куда против Ксены была Ли и все женщины Земли - перенести такое и вернуться, вернуться "психически"!.. И Дан очень хотел, чтобы она почувствовала его восхищение, веру в нее.

Он взял ее ладони (они были как ледышки), поднес к губам, подул, сжал:

- Ну, астронавтка? - улыбнулся ей, сощурив глаза.

Она ответно улыбнулась, сощурила глаза - но лицо ее оставалось бледным.

"Мы будем с тобой всегда. От нас не удалишься ни в пространстве, ни во времени - не спрячешься, не забудешь. Ваши четыре измерения - пустяк, мы достанем тебя по пятому, по восьмому, по энному!.." - звучали в уме бесцветные голоса. Это было в памяти, в душе - и противостоять надо самой, своим рассудком и волей. Никто, даже Дан, не мог понять в полной мере муку ее знания - откуда! Вот и надо изложить все считыванием, дать почувствовать всем людям проблему и опасность.

Черноволосый длинный Эолинг появился в дверях, делает ручкой, улыбается - но в улыбке сомнение. Волнуется, боится за нее - и за свой опыт. Грозился прервать считывание, если заметит по приборам неладное Нельзя прекращать - это поражение.

Но и впасть ей, астронавтке, в тяжелую истерию при считывании тоже нельзя. Достаточно с нее подобных состояний там, на Одиннадцатой, и целый год после. Это тоже поражение.

Направо пойдешь - потеряешь знание. Налево пойдешь - теряешь рассудок... Вот и надо идти прямо. По струне над пропастью.

Ксена склонилась к Дану:

- Предупреди Эолинга, чтобы ни в коем случае не прерывал считывание.

9. КСЕНА И АМЕБА

- День прошел в нетерпении, - начала Ксена после перерыва. Надо ли говорить, как мы были возбуждены и обрадованы, как я готовилась.

Когда зашел Альтаир и начало смеркаться, Ксена (с учетом опыта Дана она надела глубоководный костюм) поплыла в море. Дан следовал метрах в ста позади - для страховки.

Она не знала, где искать Амебу. Но та сама ее нашла.

- Мой Контакт был и похож и непохож на Контакт Дана. Высшее Простейшее тоже исторгло из меня воспоминания - проверяло и дополняло узнанное от Дана. Сверх того, оно вникало в интимные, глубоко личные стороны человеческой жизни... а более конкретно: моей. Вероятно, и я оказалась не на высоте, вела себя слишком пассивно. Сначала я вообще чувствовала себя будто в духовном параличе. Затем несколько освоилась, начала - хоть и с большими усилиями - оформлять в уме вопросы, свое отношение... Это не просто, когда получаешь ответ на вопрос ранее, чем он сформулирован, когда все, что сообщало это мыслящее желе, принимаешь как достоверно известное, когда задано его, ВП, отношение ко всему - даже к себе самой. Было ощущение, что Амеба препарировала мой мозг и, скучая, ковыряется в нем...

Голос Ксены слегка вибрировал.

- Был и еще специфический оттенок Высшего Простейшего ко мне: что я женщина. Дело в том, "вспомнила-поняла" я, что Амебы сплошь мужчины - ибо выразительной индивидуальностью могут обладать представители только одного (их!) пола. Женское начало для них суть синоним понятый "среда", "почва". У них это те самые базовые участки "живого моря".

Существование женщин в виде отдельных особей, назидало далее ВП, есть явный признак, что эволюция разума у нас, людей, далеко не завершена. Когда-то так было и на Одиннадцатой. "Только наши самки были куда совершеннее и привлекательней. У них был мощный хвост..." - "А чем же хорош хвост?" - несмело удивилась я. "Ну, как же! На стадии деятельного организма он не менее важен, чем ноги. Это исполнительный орган нижнего психического центра, протомозга. У вас, млекопитающихся, он находится в области копчика и крестца; ваши древние ученые называли его Кундалини. Только вы, млекопитающиеся, расходуете нервную энергию этого центра неверно". - "Млекопитающие - правильно" робко поправила я. "Нет, именно млекопитающиеся, - тотчас "поняла" я свое заблуждение. - Питают молоком у вас только женщины в периоды лактации, питаются же им все. Вот ты, например, своим молоком еще никого не питала". Я не нашлась, что возразить.

- Я излагаю словами то, что Высшее Простейшее внушало мне - и куда более доходчиво - чувственными образами. - Голос Ксены стал спокойнее, но лицо на экранах оставалось напряженным и бледным. - В своем студне Амеба показала мне все изменения моей анатомии, нужные, чтобы стать, по их представлениям, более совершенной... Надо ли объяснять, насколько я была шокирована этой идеей и, еще более, конкретностью предложения! И поэтому я не сдержала то, что следовало бы сдержать: чувство возмущения и брезгливость. Высшее Простейшее не стало даже дожидаться, пока ответ мой оформится в конкретную мысль. Оно было (я почувствовала это) разочаровано. Апельсиновый комок растаял в воде. Я осталась одна.

На днище-экране появился Дан.

- Оно было не так просто, их предложение, - заговорил он, - не от стремления осчастливить Землю новыми "совершенными существами". В ту же ночь ВП - другое или то самое, угадать не берусь, да в силу их информационного сходства это и неважно - сделало мне еще более далеко идущее предложение.

Показываемое и рассказываемое нами не передает и части того тона назидательного высокомерия, которого держались в отношении нас Амебы. Деятельные существа вообще были для них давно минувшей стадией, а мы так и вовсе странной, сомнительной с точки зрения эволюционной целесообразности породой. "Вы, люди, какой-то вывих природы, - без обиняков внушало мне ВП. - У вас и биологическое, и умственное, и социальное развитие ушло в сторону. Эта техника ваша: машины, двигатели, приборы... вся ваша жизнь зависит от этих громоздких, тупых, пожирающих энергию тварей! А ваш тепловой гомеостаз - зачем? Иллюзия независимости от среды... только иллюзия, не больше; не может животное не зависеть от нее. А в какие труды она вам обходится: сколько надо пищи для повышенного выделения тепла, сколько действий по добыванию и усвоению ее!.. Куда проще согласоваться как можно тоньше со средой. И вообще: вы не изучили и тысячной доли того, что надо знать о своей жизни, а летите к иным мирам, ищете встреч с иными существами!"

И воздействие на мой мозг было столь сильным, что мне показалось: лететь к Альтаиру, а тем более опускаться на эту планету, тревожить здешних мудрецов и впрямь глупо.

"Возможно, в прежние времена, в века оледенения и долгих зим, были оправданы ваша теплокровность и гомеостаз, - размышляя, вело меня к своим выводам Высшее Простейшее. - В ту пору эти качества сделали вас хозяевами суши. Но теперь, когда вашими энергичными усилиями климат потеплел, гомеостаз и теплокровность излишни, даже вредны. Взять тех несчастных, погибших во времена Потепления, погибших только потому, что вода не была для них подходящей средой обитания, - разве для них не было бы спасением обладать качествами земноводных и рептилий?.. И темп обмена веществ медленнее, запасов пищи надо меньше - разве плохо! Может, людям стоит сейчас сделать шаги для сближения, даже биологического слияния со своими холоднокровными позвоночными братьями на Земле? С этого может начаться новая фаза эволюции жизни на Земле. Не желаешь ли?"

Я был огорошен не менее Ксены. Породниться со змеями, жабами и рыбами... всю жизнь мечтал! И я не сдержал вспышку чувств. Реакция Амебы была такой же: разочарование - и исчезновение.

Разбирая потом с Ксеной происшедшее, мы поняли то, что нам стоило бы понять раньше: эти Высшие, миновавшие все стадии животности Простейшие отнюдь не намеревались нас оскорбить и унизить своими предложениями. Им действительно было уже все равно: любовь, животные классы... И наш эмоциональный "ответ" (даже без проявления хотя бы вежливого интереса к предложенному) так же характеризовал нас, как эти предложения - их.

- А еще позже, когда было совсем поздно, - добавила Ксена, - мы поняли, что наши чувства, наши эмоциональные реакции куда полнее вырисовывали нас перед Амебами, чем фактическая информация и внешний облик. Они были тестами, такие предложения, лакмусовыми бумажками. "Вы прилетели устанавливать Контакт? Что ж, давайте". У них был свой взгляд на Контакт.

10. ПУТИ ЖИЗНИ

- Чтоб стало понятнее, почему у них такие взгляды, - вступил Дан, - надо сообщить все, что мы узнали о них, об их жизни. Мы узнали это понемногу, в разные заплывы-встречи, часть я, другое Ксена, но покажем все по возможности слитно... Больше Амебы не набивались к нам с нескромными предложениями, но общались охотно. Узнавать и сообщать - почти единственная доступная им радость.

"А как?.." - мысленно начал спрашивать я на двадцатиметровой глубине в пятую ночь нашего пребывания на планете, "...развивалась жизнь здесь?" - по обыкновению закончил мой вопрос! приятный, радующий глаз своей расцветкой собеседник. "Да".

"Почти как и на Земле, только естественней, плавней, без катастрофических случайностей. Собственно, сначала и на вашей планете все шло нормально: моллюски в теплых морях, на суше голосеменные растения, покрытосеменные... потом распространилась в болотах и у илистых берегов морей предвысшая форма жизни - земноводные. Они породили и высших активно деятельных существ - тех, кого вы называете рептилиями, пресмыкающимися. Ах, как субъективно, несправедливо, обидно вы их назвали: пресмыкающиеся!.. Себя так небось приматами. Обижаетесь, когда ваш класс вместо "млекопитающих" поименуют "млекопитающимися", - а сами... "Пресмыкающиеся"! Они были первыми двуногими - как на вашей планете, так и у нас - и со свободными передними конечностями. Они достигали самых крупных для наземных животных размеров, пятнадцать - двадцать метров, наибольшего веса и силы. Они - птерозавры у вас - летали; вы, приматы, и посейчас это можете только с помощью искусственных приспособлений. Верно, - продолжало ВП, - ныне, в изменившихся условиях они там у вас измельчали, приникли к земле, прячутся в норы и воду. Но неизвестно, какими станете вы, когда природа изменится неблагоприятно для вас (а первый звонок уже был - в Потеплении!) и благоприятно для них. Тогда они снова возглавят марш жизни на Земле, как возглавляли его десятки миллионов лет. Десятки миллионов лет - что против них считанные тысячелетия вашего господства в природе! Тысячелетия - часы в жизни планеты... Так что не спешите раздавать названия, самонадеянные теплокровные однодневки: еще неизвестно, кто через сотню - другую веков перед кем будет пресмыкаться!"

Очень уж уязвило Амеб наше название родственного их предкам класса, ВП даже утратило на минуту бесстрастно-назидательный тон. "Расхождение путей эволюции у вас и у нас, - продолжило оно, - началось с эры, которую вы называете мезозоем. Что-то тогда стряслось с вашей планетой. Что - понять трудно, ваши сведения об этой эпохе крайне скудны. В атмосфере и на суше произошли резкие, губительные для крупных звероящеров изменения: исчезло обилие влаги, болот, углекислоты в воздухе, похолодало. Произошло и более четкое разделение стихий: тверди, вод, газовой оболочки. Жизни же наиболее благоприятствует их умеренное смешение, недаром она наиболее обильна в прибрежных зонах, у линий стыка воды, суши и воздуха. И тогда нормальная жизнь - земноводных, рептилий - пошла у вас на убыль. Утвердились ваши предки, существа с гомеостазом, повышенной прожорливостью и расторопностью - теплокровные... У нас же здесь не было мезозоя - нашей планеты вообще чужды скачки - катаклизмы. Поэтому наш путь и более нормален, закономерен".

И вот какова была эволюция животных, а затем и мыслящих обитателей Одиннадцатой планеты...

Сейчас в лаборатории пошло самое важное. Ксена и Дан застыли в креслах, устремив неподвижные взгляды на алый огонек индикатора считывателя.

На весь экран распространился, слегка пульсируя и меняя зыбкие формы, полупрозрачный оранжевый комок. Внутри вырисовались контуры существа. Комок расширился за пределы экрана, осталось только существо - это стоял, опираясь на широкий хвост и толстые задние лапы, звероящер. Синеватая кожа его усеяна желтыми и серыми, маскирующими под местность, пятнами. Вокруг неземного вида растения: мясистые бочонкообразные стволы с веерами извилистых листьев и бородавчатых побегов. Животное передними лапами с длинными когтями притягивает и рвет побеги, подносит их ко рту треугольной формы - питается. Тупо глядят с днищ "лапут" на жителей Земли три глаза посреди широкого плоского черепа: два по бокам, как у лошади, третий - повыше и в середине лба. Ритмично шевелятся, перемалывая побеги, костистые челюсти.

Вот животное оглянулось, отвлеченное чем-то, замерло в полуобороте - помесь ставшей на дыбы коровы с крокодилом - и стало меняться на глазах. Амеба показывала ускоренную эволюцию своих предков. Животное начало уменьшаться и стройнеть; опал, подтянулся раздутый от силоса живот, раздвинулась круглая бочонкообразная грудь, выгнулся полукольцом мускулисто-гибкий хвост; удлинились и выразительно налились передние лапы, когти на них укоротились - зато вытянулись семь изящных сильных пальцев; массивные, все перемалывающие челюсти тоже уменьшились, втянулись в череп; запали под надбровные дуги два крайних глаза, глазница среднего ушла под один уровень со лбом, прикрылась обширным веком.

Через несколько минут на днище-экране красовалось, замерев в той же позе настороженного внимания (только теперь спокойно-умного), двуногое существо с пропорционально, хоть и не по-человечьи сложенным телом - с округлой спиной, из ко горой мелкими зубцами выпирал хребет, переходящий в хвост, и с прямо посаженной на толстой шее крупной треугольной головой. В боковых глазах, смотревших на землян, теплился уныло-сосредоточенный "коровий" рассудок; но в расширенном среднем глазе, глядевшем из-под приподнятого вверх серого века, таилось что-то иррациональное.

- Амеба уверяла, что средний глаз их предков был связан с нижним нервно-психическим центром, с Кундалини, и поэтому воспринимал мир иначе, чем два других, - сказал Дан, - проникал якобы в суть вещей. Мы не только видели, но и "вспоминали" внушаемое нам. "Вспомнили-поняли", что в силу отсутствия катаклизмов эволюция Деятельных Рептилий и формирование их мышления длились миллионы лет - это была основательная, тщательно подбиравшая благотворные изменения эволюция. Результаты ее были стойки и надежны.

По странному для нас развивалось общество разумных ящеров Одиннадцатой. На всех ранних стадиях они не знали... огня. В болотно-тепличном климате материков планеты (тогда еще были материки) пожары не возникали. Куда больше, чем от горения, выделялось тепла от гниения органических остатков. По тем же причинам они не ведали о температурах ниже точки замерзания воды - да и о самом факте замерзания ее. Поэтому-то такое болезненное впечатление произвело на Амеб (наравне со сведениями об огне, ядерной и аннигиляционной энергии) узнанное от нас о морозах, снеге, льде... Но зато в пределах привычного диапазона температур и давлений они знали и умели все; куда больше нас, во всяком случае. Знали и умели, не обладая ни техническими средствами познания, ни даже орудиями труда сложнее палки, используемой в качестве рычага.

Прикладных наук - в нашем понимании - у них не было. Математика была развита и всеми почитаема - но, скорее, как область искусства, эстетического виртуозного упражнения в области чисел; применять ее в делах им представлялось столь же нелепым, как нам, к примеру, применять музыку для проектирования мостов... Причиной этому было то, что познание у них носило куда более интуитивно-чувственный, чем логико-аналитический характер. "Странно, что вы вообще достигли стадий разумности!" - заметило по этому поводу одно ВП.

Чувственная мудрость, мудрость древних ведунов, йогов, суфиев... а также и ящериц, которым она помогает в опасности оборвать хвост, а потом вырастить новый. Что ж, тоже познание. Вероятно, из-за такого крена разумные ящеры и исполняли свои практические дела сплошь биологическими и химическими способами. Оно было и легче в основной среде их деятельности - воде. В ней они строили-выращивали замки и лабиринты, выделяли из солей металлы, газы, образовывали дамбы и туннели для морских течений - и все это не прикладывая, как правило, рук...

На экранах и в сферодатчиках снова появились зримые воспоминания Амеб о своем прошлом: толпа ящеров бредет в зеленой, пронизанной лучами Альтаира воде; растянулись в цепь, огибают высокий серый утес. Непонятен смысл уверенных движений и сложных жестов существ - но ясно, что он есть, смысл. Цепь замкнулась вокруг утеса, ящеры сходятся к нему - и все враз, мелькнув блестящими спинами, уходят под воду; на их месте темное маслянистое кольцо. Когда оно достигает камня, утес начинает оседать, заваливается обломками, осыпается в воду.

- Однако стремление создавать свое через разрушение сотворенного природой было чуждо им в той же степени, в какой оно свойственно нам. "Природа творит вещественные образы, несравнимо более сложные и универсальные, чем можем мы и чем нужно нам, - гласил принцип практической философии рептилий. - Необходимое нам осуществимо как частные случаи универсальных решений природы - упрощением естественных процессов и образований". Не сокрушать природу, а воздействовать на нее изнутри - кто скажет, что это плохой принцип! Но с него все и пошло: вместо того, чтобы, изменяя среду, согласованно приспосабливать ее к своим нуждам, они стали изменять себя.

- Может быть, не нам их и судить, - задумчиво дополнила Ксена. - Начальные шаги коллектива мыслящих существ определяют не провозглашаемые ими принципы, а могучие веления природы. Кто знает, в какую сторону устремилось бы развитие людей, если бы у них был задан примат интуитивного мышления над логическим, да еще если бы они были наделены способностью регенерации органов, способностью к анализу при похолодании или засухе, могли одинаково обитать в воде и на суше...

- Короче говоря, если бы они не были людьми, - заключил Дан. - Что верно, то верно: природа задарма отдала рептилиям Одиннадцатой большие знания о жизни и себе. Может быть, слишком большие - или, может, такие знания лучше добыть трудами и поиском, чтобы знать им цену?.. Менять себя им было легче, чем природу. Предки людей употребили много сил и хитрости, чтобы беречься и отбиваться от хищников, - а эти рептилии влиянием на гены придали своим тканям ядовито-мерзкий вкус... и не надо пещер, не надо костра или оружия - и так никакая тварь их мяса в рот не возьмет! И отношения к еде у них развивалось противоположно нашему. У людей век от века все возрастала разборчивость, кулинарный изыск, тяга к компактно-калорийному питанию - теплокровность обязывает. А предки Амеб - рептилии все упрощали способы ассимиляции веществ (у них он и не называется питанием) до того, что в конечном счете могли потреблять все органическое. Недаром, считывая у нас информацию о разнообразном питании, об искусстве приготовления пищи и напитков, Высшие Простейшие в ужасе меняли цвета от красного до синего! Почти единственным памятником преобразования ими природы на этой стадии и остались те найденные Ксеной дома-растения. Это в самом деле были дома - только культура их за тысячелетия запустения одичала, выродилась.

11. ЭРА РАЗНООБРАЗИЯ

- Постепенно вся интеллектуальная мощь рептилий стала направляться на усовершенствование себя. И оно пошло в том же нарастающем темпе, как у нас развитие техники, совершенствование среды обитания, - продолжал Дан. - Рептилии овладели своими генетическими процессами настолько, что они перестали быть наследственными, для этого уже следовало придумать другое название. Наследовалась теперь, собственно, только эта потрясающая способность изменяться. В течение жизни они производили над собой такое множество преобразований, что, вероятно, и сами не помнили, как выглядели в детстве, в юности или на прошлой неделе. Так наступила Эра Разнообразия...

Картины, считываемые сейчас, были похожи на сатанинский шабаш, плод воображения средневекового художника-монаха. Вот из моря вынырнула рептилия с лобастой треугольной головой, перепончатыми, каких раньше не было, лапами и небольшим тельцем в обильных складках синеватой кожи. Оно повертело головой - на шее под челюстью обнажились розовые полудужья жабр - и начало надуваться. Складки кожи на спине и боках развернулись в продолговатый баллон, который разбухал все больше и больше, пока не растянулся до полной прозрачности: сквозь пленку просматривались ребра, легкие, пульсирующее сердце. Ящер-аэростат поднялся над водой, полетел по ветру в сторону берега и белых облаков.

Вот по кромке берега ковыляет на тонких лапах, волоча сморщенный хвост, рептилия-мыслитель о двух головах: лица обращены друг к другу, беседуют, жесты правой руки ящера подкрепляют доводы правой головы, но левая их отметает.

Плывет в ясной воде, импульсами выталкивая ее из сизого медузного "зонта", существо, отличающееся от медуз только треугольной головой. Последний рывок - выбросилось на береговую отмель. Студенистая масса на глазах преобразуется в туловище и конечности, приобретает рельеф, жесткость, кожу; конечности, правда, кривые, но - на раз сойдет! - ковыляет на них по суше.

Вот голова - настолько большая, что контуры ее выходят за пределы днища-экрана, - смотрит в упор средним расширенным едва ли не на весь лоб глазом: в фиолетовой тьме зрачка мерцают-фосфоресцируют фигуры существ и растений, пейзажи, червячки символов, многокрасочные абстракции. Голова отдалилась, виден весь этот ящер-головастик - настолько головастик, что один излучающий изображения глаз его сравним с головами толпящихся вокруг рептилий-зрителей. Из себя ли выдает этот монстр зрелищную информацию, улавливает ли ее в небесных сферах? Пророк ли он или живой телевизор?.. Но внимающих ему много, даже ящеры-аэростаты витают около.

- "Чем вы так поражены? - откликнулась Амеба на наше изучение. - Разве есть здесь принципиальное отличие от вашей эры технического изобилия? Внешне - да: у вас оно реализуется в среде обитания, у нас по принципу: "Все свое ношу с собой". Но не по существу. Ведь и ваши техника и технология развивались сначала для того, чтобы помочь разумным существам выжить, закрепиться и распространиться в среде, потом - для удовлетворения их потребностей (как дельных, так и пустых, мимолетных, которые и без удовлетворения прошли бы), а затем и вовсе для всего, что в голову взбредет, - лишь бы реализовать возможности, куда-то девать свою активность. Только и того что у нас здесь активность эта проявлялась более естественно и свободно... Познание накапливает возможности - глупость расходует их!" При всем том, - продолжал Дан, - у них было чувственное "коллективное мышление", аналог наших коллективных исследований. Посредством него они выходили мыслью за пределы планеты, составляли свои представления о мироздании. Они, правда, не знали, сколько планет вращается вокруг Альтаира, но имели понятие о нем, как об огромном, несущем тепло и жизнь теле; имели представление и о существовании других звезд и планет у них. Все это чисто качественно, конечно. Иные представления им были ни к чему, они не собирались путешествовать в пространстве. Почему? "Нас вполне устраивает наше путешествие во времени, - пояснило ВП, - полет-течение в огромном потоке его, который равно несет и нас, и вас, и все сущее, несет так долго и так далеко, с такой громадной скоростью, что в сравнении с этим движением ничтожны любые пространственные перемещения. Даже в ваших звездолетах". Замечательно, что эта их мысль интуитивно близка к идеям теории относительности.

12. ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЕДИНОМУ

(Закат)

В конце Эры Разнообразия посредством "коллективного мышления" были найдены самые главные способы общения и преобразований - сперва способ прямого обмена мыслями и ощущениями, а затем и концентрация чувств и мыслей до степени овеществления представлений. Это были способы, решающие все проблемы - и отстраняющие от них. Освобождающие от забот и труда. У них это так и называлось: Эра Полного Освобождения. "Вы к тому же придете, - обнадежило нас ВП, - вероятно, более сложным путем, чем мы, но придете, это неотвратимо. Созданное искусственно отличается от природного на вложенные в него мысли; и на труд тоже - но он ведь от неумения. Чем далее вы движетесь по пути своего технического прогресса, тем больше вкладываете в свои создания мысли, информации, умения - и тем меньше труда. Сейчас это скрыто от вас обилием операций, деталей, материалов, но - прозреете. Финал будет тот же..."

Заговорила Ксена:

- В один из последних заплывов мы с Даном отправились вместе и вместе общались с Амебой, вникали в финал их истории... Куда идти дальше? Возможно, такой вопрос стоял перед рептилиями времен открытия Универсальных Способов, но для нынешних Высших Простейших он уже не стоял. Выбор был давно сделан. Деятельное созидание доказало всемогущество мысли, освободило от усилий, от труда - и тем исчерпало себя. Теперь жизнь могли наполнять только творчество и познание - даже не само созданное и узнанное, а сопутствующие переживания: вдохновение, чувство новизны, догадки, озарения, интеллектуальная удовлетворенность, превосходство над другими... Овеществление представлений и то шло больше для подтверждения идей или доводов, как иллюстрация к ним.

Путь был выбран, смысл жизни найден. Осталось освободиться от того, что препятствовало погружению в Творчество Неважно Чего и в такое же Познание. Именно тогда, около миллиона планетных лет назад, и был исполнен единственный, но радикальный проект преобразования планеты. Правильным оказалось мое смутное предположение в день второй: не сама, не по своей охоте и не от стихий сникла на Одиннадцатой обильная флора и фауна. Вся биосфера - растения, животные, рыбы, насекомые, птицы были приведены к общему знаменателю, преобразованы в однородную биомассу, а она в виде разжиженной протоплазмы составила основу "живого" океана. "Представляю, сколько было на планете писку, крику, воплей, стонов, когда делали это", - подумала мимолетно я. "Да уж..." - откликнулась Амеба.

Ни протоплазма эта, ни океан живыми, в нашем понимании, не были - они были пассивно живыми, могли быть посредством коллективного нервно-психического поля рептилий организованы в существа, в системы их, в предметы... в управляемые квазицельности. Посредством такого океана, его мощных живых волн и течений были размыты, обрушены в воду все материки Одиннадцатой. Материал пошел на засыпку глубин, которые, как и материки, были теперь ни к чему, и на образование множества нынешних островков с извилистыми берегами. Наиболее подходящая среда для жизни - мелководное прибрежье; они и сделали его, сколько хотели.

В воде было хорошо жить: постоянная температура, не надо напрягать тело даже для противоборствования гравитации, нет хищников, острова-дамбы погасили все течения. Состав "живой" воды-плазмы навсегда решил вопрос о питании-ассимиляции. Вода смягчила резкий свет Альтаира, защитила от ультрафиолетовой составляющей. Тихо, сумеречно, тепло, сытно... Их уже нельзя было назвать рептилиями, скорее, по образу жизни, - земноводными. Мускулы, органы, формы - все расплывалось. Первыми за ненадобностью атрофировались конечности, вернулись в хрящевидное состояние кости. Исчезла нужда в легких, жабрах: кислород высасывался из воды всей кожей. Потом наступила очередь пищевого аппарата. Развивался один мозг - и ему стала тесна черепная коробка; избавились и от нее. С деятельным организмом было покончено.

- Новый и последний принцип их философии гласил: "Мысль обнимает все - поэтому надо наращивать мысль!" - снова вступил Дан. - Наращивать, накоплять, тренировать... К мысли они применили те же понятия, что спортсмен к мускулатуре. И вот мы, два существа иного мира, висели в глубоководных костюмах напротив студенистого комка в воде - и нам казалось, что все у них, обитателей Одиннадцатой, хорошо и правильно. Именно их путь эволюции естествен, магистралей, а наш, земной, сомнителен.

Их, наших холоднокровных родичей, дело правое: болотная размытость, смешение, слияние со средой более нормальны в натуре, чем наш порыв к выразительности, противопоставление себя стихиям. Напрасно мы суетимся - тем же кончим.

- Да, велико было психическое очарование Высшего Простейшего, - подтвердила Ксена, - хотя вроде бы нам только показали и рассказали свою историю, а выводы предоставили делать самим. Не предоставили нам это, нет!.. Однако то, что Амебы неявно внушали, доказывали нам, настолько противоречило нашему характеру, складу мыслей, историческому опыту - самой природе человеческой, что в глубинах душ у нас накапливался неподвластный никакому телепатическому влиянию протест. У Дана, вероятно, побольше, чем у меня, поэтому он первый и начал.

"И что же вы познали и сотворили сверх упрощения самих себя?" Мы были в общем психическом поле, я равно с Амебой поняла его вопрос.

"А что еще нужно сверх этого! Мы творим возможности, этого достаточно. Знаем же все!"

"В пределах от плюс пяти до плюс сорока пяти градусов, - полемически уточнил Дан, - в воде и при малом освещении".

"Нам не нужны иные пределы. И эти вполне достаточны, чтобы создавать куда более сложные и гармоничные образы, чем умеет простушка-природа".

"А где же они, почему мы их не видим? Почему нет соответствия между вашими богатыми возможностями и их реализацией? - не унимался Дан. - Вот, даже напротив, - и "живой" океан свернулся до пятнышек-баз!.."

"Мы можем снова сделать весь океан живым - но зачем? Областей-маток нам - утончившимся, почти невещественным - вполне достаточно".

"Да-да... И овеществлять представления в воздушной среде вы можете, только почему-то давно не делаете этого!"

"Во избежание лишних усилий. В воде - легче".

"Ага, а на суше, значит, все-таки не просто, трудно? Вот ты... ты могло бы исполнить на нашем острове какое-то представление, материальный образ? Столб, например, или лягушку?"

"М-м... Так сразу - нет. Надо время, чтобы вспомнить, восстановить в себе это умение. Мы не склонны загружать память ненужной информацией. Достаточно помнить, что есть такая возможность"

"Понимаю: теперь вас удовлетворяет сознание того, что вы можете восстановить в себе какие-то способности, как ранее удовлетворяло сознание обладания ими, а еще раньше - сознание использования своих возможностей, так?"

Это было приятно, просто здорово - воспринимать мысли не только Амебы, но и Дана. Раньше я не воспринимала так его мысли, как и он мои, - по той простой причине, что их у нас не было, не появлялись. А теперь... даже излишне напористая манера Дана выражать свое мнение, которая нередко коробила его товарищей, огорчала и меня, теперь радовала, ибо в ней проявлялось его мнение и личность.

"Ты несколько утрируешь, но так", - согласилось ВП.

"Ну, ясненько: еще некоторое время спустя вы удовлетворитесь сознанием того, что могли бы вспомнить, как восстановить в себе те или иные прекрасные способности-возможности. Затем для душевного комфорта вам окажется достаточно сознания, что в ваших мозгах могли бы возникнуть воспоминания о возможности вспомнить о чем-то таком... о чем бишь? А не все ли равно. Так вы необратимо утратите и способность овеществлять в воде, как утратили ее для суши, утратите память, самосознание - и впадете в предсмертную спячку!"

"Мы не утратим память и не впадем в спячку, - надменно помыслило в ответ ВП, - мы устойчивы и бессмертны. И все вместе, и каждый в отдельности - мы храним информацию как об общем, так и об индивидуальностях своих. Овладев изменчивостью, мы перестали быть подвластны носителю ее - времени - и можем всегда вернуть себя в любое прежнее состояние".

"Мы можем... Да вы перезабудете и эти знания, как перезабыли от безделья уже многое! Да и ни к чему они вам: вы замкнулись на самих себе, вам некуда стало развиваться. От вас и так мало, что осталось, а скоро и совсем растворитесь в своей водичке!"

Пришло время и Амебе пережить оскорбленность, а нам - почувствовать силу ее. Высшее Простейшее издало беззвучное: "Да как вы смеете?!" - силы, можно сказать, фугасного взрыва. Сначала его ощутили наши головы, потом оно сотрясло судорогами туловища и напоследок отдалось в пятках. Амеба вскипела - почти в буквальном смысле: из желтого студня повалили обильные пузыри. Последнее, что "вспомнили", это что мы еще несмышленыши так рассуж-дать, что слово "млекопитающиеся" родственно с " молокососы", что прежде чем утверждать такое столь категорически, недурственно бы нам прожить свои миллионы лет, - тогда будет видно, на что и как замкнется человечество. Амеба исчезла. У нас с Даном из носа текла кровь.

13. АТАКА ПРЕЗРЕНИЕМ

- Нас ободрила эта прорезавшаяся возможность противостоять телепатическому напору Амеб своей мыслью, - заговорил Дан. - Она обусловливала диалог, спор, сопоставления точек зрения - все, от результатов чего должны выиграть и мы, и они. Поэтому во второй половине ночи мы, отдохнув в ракете, снова поплыли в море. Искать общения. Мы не понимали, насколько это было легкомысленно и опасно.

Кадры памяти: темное море опалесцирует тысячами пятен-обликов - над водой фиолетовыми, в ней оранжево-серыми. Иные пятна поднимаются по блестящим струям дождя, проплывают над островом и ракетой, кружат над медленно плывущими во тьму астронавтами. Много собралось здесь Амеб!

- Теперь, плывя, мы чувствовали-знали, что о содержании нашей последней беседы с тем вскипевшим ВП известно им всем - и даром нам это не пройдет. Нам стало не по себе. Но показать это, дрогнуть, повернуть вспять - тоже было ни к чему. Мы прибыли на планету с добром, явились какие есть, со своими взглядами на жизнь, искали не выгод для себя, а общения и взаимопонимания - чего же нам опасаться!

В двухстах метрах от берега мы начали медленно погружаться, ожидая, как водится, что какое-то ВП неподалеку от нас осветится, вступит в Контакт... Но не тут-то было! Их много было окрест: серые тепловатости плавали вверху, внизу и по сторонам. Но все они расступались при нашем приближении, смыкались за нами - и безмолвствовали. Чем глубже мы погружались, тем более чувствовали какой-то гнет... Какой диалог, какие споры - они нас в упор не видели! Точнее, воспринимали нас, надерзивших, - и презирали! В жизни не чувствовали ничего противнее и тяжелей этого концентрированного презрения: надменного, холодно испускаемого на нас со всех сторон. Мы плыли будто не в воде, а в море презрения... не дай бог еще пережить! - Дан впервые за передачу сорвался с ровного тона. - Я показался себе таким ничтожным, глупым... и вроде уже раскаивался, что осмелился перечить - и кому?!

- Со мной происходило похожее, - вступила Ксена, но только с моей, учитываемой Амебами спецификой. Они все вокруг обменивались быстрыми и невероятно сложными мыслями, касавшимися меня и интересными мне. Однако мои бессильные попытки их понять только забавляли Высших Простейших, усиливали их презрение. "Пустяковые организмы, примитивы, - заметило одно ВП слева. - Я бы взялся овеществить в тех же объемах куда более совершенные. Для этого надо..." И в глубине его сумеречного комка возникли упрощенные фигурки Дана и меня, преобразуемые в более совершенный вид. Соседние ВП молчаливо одобряли, только одно помыслило: "Да самку-то незачем и совершенствовать - слить ее с нашей базой-маткой, чего проще!" Другие и это одобрили. Но самое страшное было то, что... - Ксена замолкла на секунду, - что и я это одобрила. Сама вдруг захотела, чтобы меня слили с их базой-маткой, полуживой пассивно-чувственной жидкости! Неодолимо захотела, мечтала: нет для меня большей радостью, чем слиться с нею и служить Высшим... Конечно, и это было наведено.

- Мы находились в общем психополе, - заговорил Дан, - и я чувствовал, что с Ксеной неладно. Мне тоже досталось, но ей было вовсе худо...

- Мне было не худо, - с невеселой улыбкой возразила та, - мне было очень хорошо, когда на пятнадцатиметровой глубине я принялась расшивать стык гермошлема с костюмом, чтобы слиться. Мне было просто замечательно.

- Я увидел, закричал: "Что ты делаешь?!" - подплыл к ней, схватил за руки...

- А я сопротивлялась что было сил, кричала: "Пусти! Не хочу жить, не хочу с тобой, противно! Хочу с ними!.." - отбивалась и вырывалась...

- Это не ты сопротивлялась, это они заставили тебя раскрываться и отбиваться - для забавы, для удовлетворения мстительного чувства. Чтобы унизить нас. Я понял это, понял, что бороться надо с тобой, с ними. Как? Вспомнил: Амебам очень не по душе пришлись мои знания об огне. И я стал таким огнем! Мыслью и чувствами я был всем сразу: дюзами разгоняющегося звездолета, степным пожаром, тритиевой термоядерной плазмой, Альтаиром во всем его блеске, пылающим вулканом, вспышкой "сверхновой"!.. А сам тащил тебя к поверхности и к берегу. Мимолетно ощутил: подействовало, Амебы ошеломлены, растекаются от нас подальше. И ты перестала сопротивляться, обмякла. Мы выбрались...

14. АМЕБА - "РЕГРЕССИСТКА"

Кадры памяти: вращающийся луч маяка ракеты выхватывает из тьмы то полосы дождя, то ряды волн, косо накатывающиеся на берег, то нелепо сросшиеся дома-растения вдали. Потом - Ксена в каюте, полулежит в кресле. Лицо осунулось, глаза большие, углубившиеся; в них обида и тоска.

- Я готовил ракету к отлету, рассчитывал на рассвете стартовать, - сказал Дан. - Оставаться далее было рискованно, да и время подпирало. Время в дальнем космосе - это горючее: если затянуть со стартом, то наверстать опоздание можно только удвоенной скоростью, вчетверо большим расходом аннигилята. Потому что на звездолет надо прибыть все равно час в час. А запас топлива один - на все про все...

"Да, - кивнул внизу под днищем-экраном Арно. - Час в час - потому что время отлета звездолета тоже задано, рассчитано, спланировано. Продиктовано космической погодой. Путешествие с околосветовой скоростью - не безмятежный полет в "пустоте", а плавание по бурному морю меняющихся полейг и тяготение от окрестных звезд, и магнитных, электростатических, корпускулярных... Та еще "пустота"! Задержка сверх расчетного времени резко увеличивает шансы не вернуться в Солнечную. А пришлось задержаться, перерасходовать горючее на рейс к Одиннадцатой, опускаться на нее - мне в одноместной разведочной. Моя 1Р, вероятно, и сейчас торчит на том островке. И все было наспех, скорей-скорей..."

- Но все-таки было досадно улетать так, не поняв друг друга, - продолжал Дан. - Будто бежать... Возможно, если бы Контакт осуществился обычно, через видимые и слышимые сигналы, мы не так прикипели бы душой к этому странному миру. При обычном общении всегда есть дистанция отчуждения, которой не было при здешнем, чувственном. И мы выходили на площадку ракеты, глядели во тьму, вслушивались в шум дождя и прибоя - с чувствами людей, которым не дали дочитать интересную книгу. Неужели все? Неужели встреча которую так искали, закончится на скверном эпизоде?

Фиолетовое пятно появилось передо мной так неожиданно, что я отшатнулся. "Нет, не все, улететь рано, - "понял" я. - Надо, пока ночь, вырыть на острове бассейн десять на тридцать метров, глубиной пять, накрыть светозащитной пленкой и наполнить водой. Возможно это?" Это было вполне в наших возможностях - а для Ксены, чтобы прийти в норму после пережитого, даже и полезно.

Мы трудились часа четыре. Я управлял универсальным автоматом, она возилась с пленками, насосом. Когда на востоке засерело небо, бассейн за ракетой был наполнен и накрыт. В него фиолетовым призраком метнулась та Амеба; в глубине засветилось ее желтоватое тело. Мы плавали над ней у поверхности.

Первое, что мы "поняли-вспомнили", это унылое, подавленное настроение этой Амебы. "Я ведь только и помыслила: все-таки они к нам прилетели, а не мы к ним!.. И сразу - отчуждение, холод. Вам трудно понять, какая это опасность: отчуждение и холод в мире, где каждая мысль, каждый оттенок настроения просматриваются всеми. Возвращение к Единому - процесс не только биологический, касающийся универсализации и упрощения структур; он, к сожалению, возвращает и к единомыслию. Мыслить иначе, чем все, допустим, только в узких пределах, не касаясь основного, в чем все молчаливо согласны, как бы сомнительно и спорно ни было такое согласие. Холод и отчуждение по отношению к помыслившему не так - почти смертный приговор ему. Существа, умеющие наперегонки вычислить тридцатизначные простые числа, могут далеко наперед проницать и в поступки, вытекающие из недозволенных мыслей и настроений. Так что они, вероятно, уже догадываются, что я с вами, и этот мой поступок - последний".

- Оказывается, - вступила Ксена, - среди Амеб чуть ли не с первого дня шел интенсивный обмен мнениями о нас. По мере накопления впечатлений мнения ухудшались, а полемический выпад Дана и вовсе настроил Высших Простейших... не то чтобы враждебно (им и унижаться до вражды!), а на нежелание иметь с нами, с людьми вообще, дело. Более всего Амеб пугала и шокировала наша избыточность, чрезмерность; по их меркам мы, люди, слишком активны, суетны, примитивны. "Даже эти двое нарушили мудрую безмятежность нашего бытия. А что будет, когда их появится на планете много? Для утоления своей чудовищной прожорливости они примутся создавать на островах и прибрежьях угодья для производства злаков, водорослей, живности - пищи. А их примитивно громоздкая техника, испепеляющая энергия!.. Нет, от них лучше подальше. Или - еще лучше - чтобы они навсегда оказались подальше. Деятелен - значит, глуп, этим все сказано".

Вот тут эта Амеба и помыслила ставшее для нее роковым благожелательное суждение о нас... Далее мы "вспомнили", что сказанное Даном тому ВП об угасании разума на Одиннадцатой хоть и было мало аргументировано и до смехотворности самонадеянно, но глубоко задело всех. Удар попал в больное место. В силу застойного единомыслия никто не рискует об этом отчетливо думать, но факт остается фактом: максимум развития далеко позади, идет спад.

"Десять - двенадцать тысячелетий назад это еще осознавали, это беспокоило, - продолжалось наше озарение. - Тогда группа Высших Простейших из Южного полушария решила начать обратное развитие, вернуться к формам и образу жизни деятельных существ, чтобы от него исполнить иной, не ведущий в тупик вариант разумной жизни - более с креном в преобразовании природы, а не себя. Тридцать пять тысяч инициаторов (остальные Амебы именовали их "регрессистами" восстановили себе скелет, туловище, конечности, органы универсального (в воде и на суше) дыхания, пищеварения - превратились в высокоорганизованные существа, способные деятельно жить в воде, на суше и в плотной атмосфере. Эти существа, - внушала наша Амеба, - создавшие себя на основе биологического знания, были венцом, потолком возможного в органической жизни. У них, кстати, были и ваша теплокровность и гомеостаз - качества, необходимые для желающих освободиться от гнета среды и изменить ее".

Но при перевоплощении в деятельности организм размеры мозга необходимо уменьшались. Пришлось расстаться со значительной долей знаний, телепатических и телекинетических свойств ВП. Это действительно был изрядный регресс. Исповедовавшейся нам Амебе в последний момент стало жаль этих способностей и знаний - и она отошла от "регрессистов". Но самое печальное то, что откат назад погубил и все движение...

"Регрессисты", чтобы быть подальше от враждебно настроенных Амеб, переселились на сушу и в замкнутые водоемы. Там они принялись создавать свою технику: летательные аппараты, гальванические энергобатареи, электроннопознающие машины из искусственной нейронной ткани. Конечной их целью было переселение на соседние планеты, поскольку было ясно, что развернуть здесь деятельно-разумный вариант жизни из-за отношения консервативных ВП не удастся. Но не вышло и с переселением: в разгар работ, изысканий, проектов среди "регрессистов" начался мор. Причиной его были выпущенные в атмосферу и воду закрытых бассейнов вирусы, созданные Амебами. Эпидемия вызывала ослабление рассудка и нервно-мышечный паралич. И без того интеллектуально попятившиеся существа не смогли, просто не успели найти способы борьбы с вирусом раньше, чем мор выкосил их.

"Вы, мыслящие млекопитающиеся, дерзки и наивны, - продолжала Амеба. - Вы носитесь по Вселенной, полагая, что тысячи пройденных парсеков пустоты приблизят вас к самим себе. В одном важном отношении вы еще в самом деле, не обижайтесь, молокососы: в том, что не понимаете, в какой мере вы - не вы, не сами по себе, а порождение вашей Главной Индивидуальности - мира, в котором развилось и живет человечество. В вашей части галактического потока, в Солнечной системе и особенно на Земле эволюция материи достигла - без участия людей - огромной, экстремальной выразительности. Там у вас все будто более отчетливо наведено на резкость, чем здесь, более четко разделено. Мы до встречи с вами и представить такого не могли! Эта выразительность и пошла у вас с того мезозоя, подавившего рептилий и выделившего теплокровных. Но столь крайняя выразительность, экстремум материального всплеска, на гребне которого мчит ваша цивилизация, стихиям не нужна, долго они ее поддерживать не станут. Мир размытости, болота, смешения все-таки более вероятен - таков наш жизненный опыт, наше историческое знание... Однако (они этого не допускают, а я допускаю) возможен и иной опыт, иное знание: ваши, например, опыт и знание. Опыт дерзкий, опыт активного напора. Развитие этой тенденции поможет вам не только удержаться на гребне космической выразительности, но, и, кто знает, может быть, поднять его еще выше. Ведь и то сказать, все-таки вы к нам прилетели!.. Вы на взлете, люди. Вам кажется, что так будет всегда. Не будет - в той мере, в какой это зависит от природы вещей. А вот в какой мере это зависит от вас?.."

И, сделав паузу на этом полувопросе, Высшее Простейшее предложило передать нам свои знания. "Есть немало областей, где вы впереди нас. Но о законах, свойствах и глубинной сути органической жизни вы знаете маловато. Хотя это надо понимать как можно полней, ведь о самих же себе. Правда, наши знания таят и опасность более легкого пути: многое, достигаемое вами посредством сложной техники и больших энергий, можно достичь быстрей, проще. Но это уж сами смотрите в оба, выбирайте. У вас и наш путь теперь перед глазами. Да и... не пропадать же им, этим знаниям, тут!" - закончило ВП совсем откровенно.

Наши кристаллоблоки памяти Амеба заполнила за час. Затем потребовала, чтобы мы хорошенько перемешивали воду в бассейне: поглощаемые водой газы и муть со дна служили ей материалом для создания кремне-белковой нейронной ткани, а из нее сфероматриц памяти. В воде один за другим возникали беловатые шары. Каждый шар рос, будто наматывался клубок из тончайших нитей; и в нитях, в каждом сантиметре ее была структурно закодирована информация. Так прошел весь день.

"Вот и все, - "услышали-поняли" мы за час до заката Альтаи-ра. - В кристаллоблоках знания, которые люди смогут понять при нынешнем уровне развития. В нейронных сфероматрицах - те, к которым вы сможете подступиться, освоив первые... Теперь вам лучше поскорей покинуть планету".

"А как же ты?" - спросила Ксена.

"Какое это имеет значение! - беспечно помыслило в ответ ВП. - Я пережила лучшие часы в своей слишком долгой и унылой жизни, отдавая вам полно, без остатка, то, что не теряешь отдавая: знания. Даже самые сокровенные, святая святых Высших Простейших. Теперь я вернусь в море и с удовольствием понаблюдаю за их реакциями!.."

"Но ведь тебя ждет смерть?"

"Что есть смерть! По-настоящему это знают лишь те, кто знает, что есть жизнь. Вы этого еще не знаете". В мыслях Амебы появился свойственный им всем оттенок высокомерия.

- А мне было жаль ее, жаль расставаться и отпускать на погибель, - говорила, появившись на экране, Ксена. - Я даже подумала: нельзя ли и ее поместить в ракету, увезти с собой? "Зачем! - помыслило напоследок ВП. - Я и так с вами - лучшим, что было во мне. Освоив эти знания, вы даже сможете разводить Высших Простейших в земных морях. Только - не советую". Было светло, мы ничего не увидели. Просто почувствовали, что этой Амебы с нами больше нет.

В последний раз заговорил Дан:

- Мы перенесли кубы в памяти и сфероматрицы Амебы в ракету, подготовили ее к старту. Сгоряча мы хотели немедленно последовать совету Амебы, но одумались; очень уж это выходило не по-людски: после всего пережитого и узнанного здесь покидать планету, будто улепетывая... Сейчас можно только гадать: в какой мере это настроение было наше, а в какой навеяно по-быстрому готовившими свой заговор Высшими "простачками", - но я и сейчас не жалею об этом решении. Мы не сделали ничего худого, ничего не похитили, а Амеба верно ведь мыслила, что знания не теряешь, отдавая. Да и не такая штука первый Контакт, чтобы допустить в нем то, что мы и в обычных отношениях между собой не допускаем: фальшь, передергивания, корыстные ходы... Верность себе всегда окупится, так считаю.

И не хотелось нам расставаться наспех с этим миром: красивым, своеобразным, чем-то грустным в своем увядании - и теперь для нас не чужим. К тому же разгорался феерический, ни с чем не сравнимый закат Альтаира. И мы поднялись на биокрыльях - попрощаться, бросить последний взгляд на море, на архипелаг Ксены, на все.

- И только с большой высоты, - вступила Ксена, - мы заметили на восточной оконечности нашего острова скалообразный выступ с острыми, как у ножа, гранями. Его не было раньше, он вырос за этот день. Заметили - но не придали значения: если на этих островах сами вырастают дома, почему бы не вырасти и скале! Вероятно, и эта наша беспечность была уже не наша - потому что это выросла та самая "нож-скала"...

эпилог

1. АРНО, ЭОЛИ, АСТР

Арно досматривал передачу из Биоцентра под аккомпанемент мыслей, начинавшихся с "вот оно что", - и каждая приносила облегчение. Он лежал на холме, глядел на днище "лапуты" - но и без показываемого уже понимал все.

...А на экране метались фантасмагорические видения, динамики транслятора несли в ночь торжественно-зловещие хоры. Они переходили то во вьюжный свист и улюлюканье, то в издевательский хохот - раскатистый, с затяжной реверберацией. Видения сплетались знакомыми лицами, фигурами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались. Все - и картины, и звуки - доказывало призрачность бытия, отрешало, уводило от привязанностей, от долга, подавляло... Это там, на Одиннадцатой планете. Высшие Простейшие обрабатывали Ксену: подавляли личность, внушали покорность, чувство ничтожества и вины - и это она передавала сейчас, передавала с самого донышка предельно напряженного сознания.

"Вот оно что..." Нет на ней вины, на Ксене. Все суждения о долге и нарушении его выработались у людей для психических воздействий и обстоятельств в пределах некоей жизненной нормы. А там она попала под психические влияния, сравнимые по мощи разве что с силой гравитации, - попала в психическое поле; и падение ее, сдача после гибели Дана были так же неизбежны, как и механическое падение тела, лишившегося опоры. Главное, одна, совсем одна... бедная Ксена!

"Вот оно что..." Арно смотрел на экран, но видел-вспоминал иное - лицо Ксены, когда, прилетев на Одиннадцатую, нашел ее: измученно-отупелое, постаревшее, худое, с застывшим в глазах и складках у рта отчаянием. Ксена, которую сломили, - бедная Ксена!

Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла. Сохранить Дана, хоть его голову, - это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи - все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших... А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.

Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана. Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами... Бедная, бедная Ксена!

"Вот оно что..." Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость - а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо - ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя - и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.

"Вот оно что..." Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта "нож-скала", орудие убийства - он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан "фигурял" и допустил оплошность, подсказалась ему там... Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.

Планета с психополем - новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны.

И приговор ему, выходит, ошибочен.

Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище " лапуты" погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые... "Ничего, - утихомиривал он себя, - раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего..."

И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. "Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?.."

Нет его вины - и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе - такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал - не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно.

Он пошел будто побежал изящно-стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: "Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний... Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны". Он направился к эскалатору.