Чтение 9–й страницы книги ~Под часами~

вот ведь... -- он шагнул вперед и оглянулся: куда бы положить сумку... теперь только все увидели в руках у него большую матерчатую сумку с выпирающими боками. Другая красивая кожаная висела на плече...

- А что вы не понимаете? -- Засуетился Соломон. -- Это же Авик... тот, про которого я вам рассказывал, что его товарищ привез меня из синагоги, а теперь он ко мне приезжает... они надо мной взяли шефство, и приезжает Авик... но откуда вы его знаете?...

- Мы?.. -- Удивилась Наташа... -- Мы еще раньше вас его знаем... так получилось... но...

- Вот тебе и пьеса -- а говорят: так в жизни не бывает... Здравствуйте, Наташа... Станислав Борисович... -- он протянул руку... - я, Соломон Михайлович, потому так приехал неожиданно и поздно, что достал карпа...

- Что? -- Опешил Соломон, - какого карпа?

- Карпа! А замораживать не хотелось... -- он еще хвостом дергал...

изуверство, конечно... да век такой... ну, я и решил... а тут так вышло... Вы будто бы мне... кажется... вы что-то, может быть, не так... я что-то тревожился. Мне казалось, что надо вас непременно повидать... а раз все в порядке, я...

- Отчего же. -- Отказался Сукин... я всегда верю в такие подарки судьбы...

у меня этих неожиданных встреч... в жизни много было...

- Ой, Слава... боже мой! - Наташа пыталась сгладить резкость...

- Я сейчас уйду. -- Вспыхнул Автор. -- Извините, что помешал...

действительно... эээээ, да.... поскольку я ухожу....

- Нет. Нет, нет! Как можно?! - Вскинулся Соломон....

- Вам там деньги причитаются.... -- Не обращая внимания, продолжил Автор... Сукин вскинул брови... -- Да. Я был в ВААПе -- там... вообщем так получилось... театр не заключил с вами договор на использование ваших произведений.... стихов... поэтому я написал распоряжение, и вам по спектакльно отчисления идут... уже наверное, спектаклей сорок... больше прошло... я вашей фамилии не знаю.... так что по псевдониму и написал распоряжение...

- Это что значит?... -- Спросил Сукин

- Что? -- Не понял Автор

- Распоряжение? Зачем?... -- Сукин склонил голову набок.

- Так полагается... ваши стихи в пьесе... за публичное исполнение...

- Нет, так не полагается... я прошу вас, киндер, киндер... хоб рахмонес... давайте за стол... Наташа, что же это такое? Наташа! Авик, что такое, что такое... киндер... у меня в доме опять шумно... это так хорошо, киндер... знаете, что мне сказал сегодня этот начальник? -- Вдруг проговорился Соломон...

- Какой начальник? -- Взяла его под руку Наташа...

- Какой начальник?... ой... их вейс... начальник.... я знаю... он мне сказал... -- все молча ждали. Глаза Соломона наполнились слезами... -- Он мне сказал, что у меня же есть дом и пенсия... и они не могут отпустить меня в недружественную страну...

- Ничего не понимаю. - Вставил Сукин- Соломон, вы где были?...

- Где я был? Сядьте, так я вам все расскажу... я уже не могу терпеть....

мне же теперь есть, кому рассказать... так я ему сказал, что это она ему недружественная, а мне... у меня там братья и сестры, которых они вместе с Гитлером не успели добить...

- Вы ему?...

- Нет. Я не сказал... я так подумал... но, что ему она недружественная, а мне наоборот очень дружественная, я сказал... вы не верите... чтоб я так жил!

- Соломон, - сказал Сукин, - мудрец Соломон... эх... садись, писатель, хрен с ними, с деньгами, садись... будем пить водку... Соломон, где купить водку?

- Водку! Эйх мир а шикер? Он не знает, что водку уже не продают...

поздно... но мы что-нибудь придумаем... моя пейсаховочка не хуже вашей водки... у меня же теперь бывают люди... так я запас немного... люди...

Утром Наташа поплелась на станцию, на рынок -- она везде умела расположиться, как дома, и трудно казалось представить ее теперь живущей в другом месте. Слава влетел в дом и закричал сдавленным голосом:

- Вы какую газету выписываете, Соломон?! -- Он стоял пред стариком с обрывком газеты в руках, и лицо его было темным и старшным

- Что случилось, Слава? Что случилось, я спрашиваю? - Тот был не в силах ответить и только легко потрясал обрывком газеты. -- Здесь что-то написано? Я выписываю газеты? Какие газеты? О чем вы говорите? Сядьте, что случилось, хоб рахмонес, Слава? -- Сукин опустился на стул, кинул свои руки на стол и обронил на них голову. Соломон медленно вытянул из его пальцев обрывок и стал внимательно вертеть перед глазами... потом он напялил очки и принялся делать то же самое с новым усердием. -- Я знаю, какая это газета? Я выписываю... чтоб я так жил... -- ворчал он вполголоса... -- они же все в магазинах заворачивают в газету... все заворачивают в газету... эти мальчики, когда мне что-нибудь привозят, так заворачивают в газету... я знаю, какая это газета? Их вейс?... и что такое в этой газете... -- Сукин поднял голову, взял из его рук обрывок, перевернул на другую сторону и протянул Соломону, держа большой палец как раз на краю черной рамочки с половину спичечной коробки в самом нижнем углу... -- Что? -- перехватил Соломон и стал медленно по слогам неслышно читать, шевеля губами... - это он. -- Сказал он через минуту... -- зря вы его искали. Это точно он...

- Какая это газета, Соломон?

- Я знаю? Надо принести оттуда, где вы взяли это, остальные куски и сложить, так, может, там осталось название... -- Эта реплика Соломона вернула Славу к действительности -- он вскочил и рванул во двор к нужнику...

Они долго складывали обрывки повлажневшей бумаги на столе -- ничего не получалось...

- Ну, правильно. -- Комментировал Соломон, - Газету же читают с названия... так оно уже ушло... осталось то, что не читали...

- Соломон, у вас же там нет света!

- Тоже верно, - согласился старик...

- Ни числа, ни года... ничего... вы давно это нарвали...

- Я знаю...

- А Вы их храните, газеты?

- Складываю...

- Давайте сюда... - Соломон притащил нетолстую пачку газет и Сукин принялся сравнивать шрифты... но это оказалось напрасным делом... не только напечатанное, но и шрифты совпадали в разных изданиях... а у вас есть телефон этого Ава?

- Зачем мне его телефон? У меня что, есть где звонить? Или вы думаете на станции автомат работает? Скорую же негде вызвать... умирай и все... -- Соломон стал по-стариковски разговорчивым после стольких лет молчания, и даже сам не замечал этого...

- Черт! -- Рубанул рукой Сукин. -- Должен же быть выход, Сукин... -- он смотрел в зеркало себе в глаза, как делал всегда в трудную минуту, мысленно повторяя: "Думай, Сукин! Думай! Тут должен быть выход... думай! " -- Скажете Наташе, когда вернется с рынка, что я буду к вечеру! -- Бросил он на ходу и выскочил за дверь.

Контору, про которую рассказывал ему Автор, он нашел без труда. Молоденькая девочка приветливо встретила его в теснющей проходной комнатке, заставленной столами, и сразу же опознала: "Вы насчет стихов, конечно... он предупредил меня, что Вы зайдете... " -- Сукин был даже несколько растерян... все его самосохранение, псевдонимы, письма через подставных- все это показалось ему глупой детской игрой... а жизнь -- вот она, миленькая, смазливая и расположенная к тебе девчонка, которая все твои секреты и мучительную борьбу самолюбия и осторожности уничтожила, сама того не понимая... Ему стоило большого труда сдержаться и беспечно сказать, что да, мол, конечно, но прежде надо с Автором еще переговорить, да куда-то запропастилась записная книжка.... И Валечка любезно написала ему телефон на бумажке и даже хотела набрать номер, но он отказался, не хочет, мол, мешать и позвонит от дежурного у входа... Валечка протестовала, ей понравился этот мужчина... это даже невозможно объяснить, почему тебя к одному тянет, а от другого просто отталкивает...

"Как не знаете такого!? -- Сдержанно возмущался Сукин в трубку. - И не слыхали?.. я думал... чем помочь... мне его непременно разыскать надо, т. е. он умер... я искал его долго и много лет... он умер, точно, потому что у меня в руках сообщение о смерти... не знаю, какая газета... как только две? Сукин даже вскрикнул от неожиданности, и вахтер недовольно оглянулся на него....

"Вечерняя правда" и "Местная правда" -- бормотал на ходу Сукин... вот б...

сколько правды развели, мать... " Он кипел...

Дальше все было просто. Сукин умел доставать данные, которые его интересовали...

Часа через три он сидел на мокрой скамейке напротив чугунных ворот издательства с бумажкой в руках из газеты... -- объявление о смерти было почти трехлетней давности... Серафима Ильинична эта, видно, баба ушлая... стукает, наверное, потихоньку... но врать ей ни к чему... значит, сын и дочь... сын давно живет на Урале, сразу после раcпределения в институте уехал работать... а дочь тоже давно с ними не жила, замуж вышла и уехала... про жену ничего не знает, потому что она болела сильно... да уж, верно, одна не осталась... уехала к детям... так краем уха слышала... "хорошее ухо", - думал Сукин... "А зачем их искать? ". На этот вопрос он не смог себе ответить. Если Петр Михайлович издал свою рукопись...

неоконченную, или он ее окончил, все равно... эту книгу найти можно, если он под своим именем издавал... а если... если псевдоним... по названию.... а если название поменял... а если он, вообще, не хотел ее издавать... зачем он хочет издать свои стихи? Чтобы знали, как было? Или потешить свое самолюбие? А разве обязательно это знать -- они же уже написались... стихи...? Зачем? Если Петр Михайлович не хотел вовсе издавать свою книгу... а хотят ли вообще люди знать, как было? Кто хочет? Может, это он хочет, чтобы потом знали, как оно все было, и по крупицам надо составить эту ушедшую жизнь... для кого? Зачем? Неужели опять такое же может повториться... неужели? Такая страшная мясорубка, и после нее опять бегать... от своих... неужели это никогда не кончится? Время никогда не огорчало Славу Смирнова. Он считал, что ему всегда везло -- время ему улыбалось... только он не всегда мог сделать то же самое ему в ответ... а когда стал просто Смирновым и научился говорить "Есть" и "Так точно"

-- они со временем нашли общий язык... заключили сделку... может, потому что он, действительно, заложил душу... он всегда в последний момент успевал запрыгнуть в воронку, и взрывная волна проносилась над ним, первым успевал нажать спусковой крючок, и, не отморозив ног или не захлебнувшись в жидкой грязи, сутками сидеть без движения и признаков жизни, чтобы себя не обнаружить в таком месте, где о нем и подумать не могли... ему вовремя повезло увернуться от гангрены и остаться на двух ногах, а потом на этих двух всегда вовремя уходить от женщин... нет, со временем у него было все в порядке... но вот теперь он почти что растерялся...

во всяком случае -- не знал, как ему поступить... и не было рядом ни Мишки Фишмана... ни Маши... а может, наоборот? Эта мысль ошеломила Сукина. Может, именно с ними и надо советоваться, потому что они- то уж не соврут. Они, наверное, больше знают про правду, чем я? Кто я? -- Спрашивал он себя. -- Я - Слава Смирнов. Я -- капитан Смирнов. Или я - С. Сукин. Нет. Последний со временем еще не определился -- решил он... Сукин, вообще, обнаглел... стихи -- великий грех... они сквозь время проходят, значит, против Б-га идут... нет, Сукин... еще со временем не в ладу... или оно с ним... "пора на лежку"...

Через два дня в их доме снова было шумно. Действительно, по ощущению всех собравшихся в нем, что-то происходило со временем, оно уплотнилось и стало много поместительнее... Автор приехал вместе с Солиным, сведшим его с Соломоном. Наташа как раз наварила борща с мозговой костью и чесноком... за столом было шумно и даже празднично...

Когда все налили, Автор попросил разрешить ему сказать, потому что есть большой повод собраться и выпить... Солин уже больше не отказник...

- А за ер аф мир! - Закричал Соломон и бросился целоваться...

- Уезжаете? -- Мрачно спросил Сукин и опустил глаза. -- И что там будете делать?

- Знаете... жить собираюсь. -- Совершенно не обращая внимания на нарастающее напряжение, ответил Солин...

- Чем жить? -- не унимался Сукин...

- Слава, Слава... -- забеспокоилась Наташа...

- Работать... детей растить... не бояться стука в дверь по ночам и милиции по вечерам... читать нормальные газеты... и не бояться анкет... -- Слава молчал.

- Теперь меня есть кому встретить... и мне есть, где переночевать...

- Хватит Вам, Соломон... -- разозлился Слава....

- Если доживу... -- согласился старик. Он искал сочувствия и не понимал, что происходит...

- Вам трудно понять это... -- Заговорил Солин.

- Это почему же? -- Сукин уже был на взводе...

- Может быть, потому что вы не можете представить себя на моем месте... у вас нет такой возможности...

- А если бы была?

- Слава, Слава... - цепляла его за рукав Наташа...

- Подожди! -- Вскочил Сукин.

- Только ребята... давайте без драки... -- Впервые заговорил Автор. Он внимательно поглощал все происходящее... с профессиональным интересом...

- Я вам вот что скажу... это вам никогда не представить себя на моем месте... чего я похлебал -- и не приснилось бы вам, да и не надо... для того мы и хлебали... только Родина -- это Родина... от нее не убежишь, не спрячешься... и бросать ее на чужие руки не честно...

- Это верно... - согласился Солин... - Она до конца дней мне будет снится. Как страшный сон... а что касается чести...

- Что касается чести? Сны не заказывают... -- Не унимался Сукин... так что насчет возможностей... -- он покрутил в воздухе рукой...

- Лучше пожелаем ему удачи... -- Примирительно начал Соломон... -- Ой, киндер... -- все налили, выпили, и тишина нависла над столом.

- Сейчас, - заговорил Сукин. Он положил ладони на колени, наклонил голову, замер на мгновение и вдруг качнулся вперед и гнусавым приглушенным голосом забормотал, но отчетливо и ясно, так, что было слышно каждый звук непонятного гортанного наречия...

"Син Шалом това увраха хен вахесея венахамин аленю ве ал кол Исроел амеха. Ба ре хей ню авеню кулану ке эхад бе ор панеха кибеор, панеха натата лану.

Адонай элохейну торат хаим ве ахават хасед устака ураха эрахамим лехаим вешалом. Ветов бе элеха леварех эт амеха Исроэл. Бехол эт увехол. Шао пиш ломеха барух ата Адонай хамварех эт амол Исроэл. Башалом. " [14]

- Что это? -- тихо проговорил Соломон, когда Слава снова замолчал, и навалилась тишина, - это...

- Я больше всех вас еврей! -- сдавленно проговорил Слава...

- Вы? -- Солин криво усмехнулся.

- Да. -- Спокойно ответил Сукин. И не потому, что это записано в моем паспорте, а потому что не отрекаюсь от этого, когда другие... - он замолчал. И все ошарашенно молчали... -- Мне комбат говорил: "Ошибки, Смирнов, исправлять надо! -- Понимаешь? Даже в паспорте... бля... " Он замолчал и удивился сам себе - никогда он так не раскрывался. Почему же сейчас, здесь, перед этими людьми...

вдруг... почему... и что общего у него с этим Солиным... странноватым и, как кажется ему, хитрым Автором и простодушным Соломоном, который, видно, вообще ничего не понял... да и Наташа -- у нее такие круглые испуганные глаза... они никогда не говорили с ней на эту тему. На какую?.. -- Я это с детства помню... и никогда уже не забуду...

Павел Васильевич пришел к Татьяне на премьеру. Его никто не звал. Он узнал об этом случайно за обедом в ресторане, куда заходили на перепутье репетиций, спектаклей, Радио, управления культуры и других мест, посещаемых театральным людом, перекусить, а больше повидать кого-нибудь, окунуться в мир новостей и полезных встреч...

Премьера прошла с шумом. Вообще Павел Васильевич редко бывал в театре кукол и помнил его по спектаклям детства -- то, что приходилось посещать позже, выветривалось, а те вот спектакли, грузные и рутинные, почему-то оставались в памяти. Что-то доброе, утреннее исходило от них, а может быть, с годами в душе сложилоась такая легенда и становилась все ярче и дороже на фоне поздних не очень радостных наслоений... было много цветов... все стоящие на сцене были уверены, как обычно, что именно благодаря им у спектакля такой успех... но больше всех досталось аплодисментов Татьяне... когда назвали ее фамилию, и все актеры поклонились ей своими персонажами, сидящими у них на руках, зал вспыхнул аплодисментами, и все даже вдруг встали. Татьяна сама не ожидала такого, смутилась несколько и поскорее скрылась в кулисе. Тут ее и перехватил Павел Васильевич.

- Поздравляю сказал он, выступая из полумрака...

- Ты? Здесь? Какими дорогами кривыми занесло тебя?

- Ну, весь город шумит -- еле достал билетик...

- Ага! Ты хоть раз в театр ходил по билетику?

- Полно... уж... действительно, здорово... цветы за мной!

- Они уже благоухают! Чувствую их запах!

- А я твой!

- Так! Павел Васильевич! Прекрати...

- А где твой? Что-то я его не видел в зале...

- Он не ходит на мои премьеры. Слишком переживает. Но это не повод...

может, у тебя здесь новая пассия...

- Как живете? Не вспоминаешь, как говорится, "минувшие дни".

- Вспоминаю. Отчего же... конечно, вспоминаю... а живем хорошо... прекрасно даже... а ты?

- Не очень...

- Краем уха слышала... за кулисами каждый шорох -- гром...

- Да. А мог бы на его месте я быть... скажи...

- Скажу... Не мог.

- Почему? Ты ж меня любила... провинился?..

- Знаешь, Паша, ты слишком эпохой пропитан...

- Как это?

- Не живешь, а виноватых ищешь... и все на стороне...

- А он?

- Ну при чем здесь он. Завидуешь что-ли?

- Честно... завидую... чем он лучше меня? В койке? Это врядли!..

- Ты меня поздравить пришел или снова выяснять отношения... погоди... не перебивай... знаешь, чем он лучше? Он настоящий... погоди, Пал Силыч... я уж тебе к случаю все скажу, потому что сегодня мой день, так выходит.... Он лучше тем, что настоящий...

- А я? -- Все же врезался Павел Васильевич.

- Ты? -- Татьяна склонила голову на бок и обвела его взглядом. -- Мужик -- классный... человек -- современный... честно говоря... - и она усмехнулась...

- Ну, договаривай!

- Договорю. Режиссер -- так себе... поэтому и начинаешь, как все нормальные люди, с лучшего, а потом... не обижайся, сам напросился: а кончить нечем... вот и все...

- Господи! И ты туда же! И что ж вы все сговорились? Настоящий! Чем же он настоящий?

- Писатель.... А всех баб не перепробуешь...

- Ну, ладно. Спасибо за правду.

- А ты не обижайся. И не употребляй этого слова. Сам знаешь, нет его больше в русском языке...

- Господи, какой я был дурак!...

- Умней. Иду, иду... - крикнула она в темноту.

- Подожди... я ведь... умнеть еду...

- Ну...

- Надолго... в ссылку... - Потупился Павел Васильевич

- Не поняла. -- Татьяна сделала шаг обратно.

- В дружественную Болгарию спектакль ставить...

- Вот и прекрасно! Рада за тебя...

- Хотел тебя художником позвать... есть такая возможность...

- Нет, Паша, нет такой возможности... и забудь про это... тебе отдых нужен...

опять же подумать... сосредоточиться... а я, честно скажу, в этом безвременье захлебнуться боюсь... вот и все... прощай Павел Васильевич...

Он так и остался стоять в кулисе. Монтировщики переругивались и кляли на чем свет стоит помрежа Светку, которая унесла куда-то ключ, мимо пробегали возбужденные актрисы, сменяя вокруг него резкие возбуждающие ароматы, шум переместился в коридор, где сейчас все готовились к "совещанию" -- премьеру отмечали тут же, в репетиционном зальчике, в котором уже были накрыты столы... "А... - махнул рукой Пал Силыч, - по-русски: клин клином... кто такая Светочка? Завпост что ли? " -- И он направился на шум голосов...

Странные события происходили вокруг Автора, и он убеждался вдруг, что при своем видимом врастании в эту жизнь по мере взросления, на самом деле, мало что в ней понимает, и эта дикая фраза "писатель должен изучать жизнь", которую приписывали советскому классику, вдруг перестала казаться ему такой нелепой и пошлой. "Что я знаю о душах и мыслях этих людей, с которыми нечаянно столкнулся? Пожалуй, больше всего о том, кого меньше всего видел -- всего два раза... но у меня в руках... нет в памяти... его стихи... в памяти? Да если бы не они, и пьесы бы никакой не было -- это все странные совпадения! Странные? А может, я прошел мимо тысячи таких странных совпадений в этой жизни, которая заставляет людей прежде всего заботиться о своей безопасности, т. е. о закрытости и о маске, с которой они живут денно и нощно, часто даже на миг, не снимая ее хоть перед кем, перед близким другом или любимой женщиной... " Настроение у него было скверное. Он досадовал на свою сытость, хотя по-правде сказать, никакой сытости-то и не было... был, наоборот, голод... по общению, работе.... публикациям, выходу на новых людей и новые непривычные замыслы, которые смутно тревожили его постоянно и никак не формулировались, потому что при попытках принять определенные контуры, сразу сталкивались с установленными нормами и возможностями и падали с высоты на землю, разлетаясь на мельчайшие осколочки, так что общее "не подлежало восстановлению", а удар и понесенные нарушения были "несовместимы с жизнью". Ура шаблонам! Он притащился домой совершенно разбитый и не предполагал никакого серьезного разговора, но Татьяна, увидев его и обернувшись через плечо, вдруг так его раскроила словами, что он просто рухнул в кресло:

- Можно подумать, что ты снова встретил своего поэта?

- Что??? Как ты могла... как ты догадалась???!!!

- Зачем гадать? В первый раз у тебя было такое же перевернутое лицо. Он что гипнотизер?

- Я его действительно встретил...

- И он потряс тебя новыми стихами?

- Нет. Совсем другим... -- он начал рассказывать ей вперемешку сбивчиво и путанно, совершенно не в своей манере, все сразу растасовывать по папкам, о карпе и Соломоне, о неожиданной встрече с Сукиным, Солине, его перепуганной жене, ужине, молитве и... -- ты знаешь, что меня больше всего поразило?... -- он надолго замолчал, и Татьяна не прерывала тишины... -- мне показалось, что когда он говорил Родина, о Родине... ну, словом это было не то, что я прочитал в его стихах!..

- Он врет?

- Не знаю...

- Может, тоже боится?

- Он? Чего?... читает молитву на древнееврейском...

- Это из детства...

- А может, его больше всего задело, что этот Солин его таким дуболомом представил... для таких людей...

- Солин? Не думаю, он для него чужой, получается, чуть не предатель...

хочет уехать...

- А если он тоже чувствует, что ему здесь уже невмоготу, и вдруг эта мысль: уехать, а это так неожиданно для него, как предать самого себя?!

- Он? Уехать? Нееее-е-ет... -- Он покрутил головой и уставился на Татьяну. Она сидела невозмутимо. Потом ответила, вставая...

- А что?... я бы...

- Что? -- Удивился Автор...