Чтение 9–й страницы книги ~Все дороги ведут в Рим~

Ещё пять дней назад Марк как будто неплохо себя чувствовал. Норма вопреки всякой логике, вопреки опыту вдруг яростно уверовала в чудо. Погода стояла удивительная - небеса бездонные. Облака медленно плыли послушными стадами белых овец. Посаженные на склонах гор деревца принялись хорошо. Кто знает, может, Крит станет лет через сто таким, каким был прежде, - покрытым лесами и...

Марк улыбался и говорил, что такого неба он никогда не видел прежде. Только лицо у него было белым как снег, белее простыней. Белее белых роз в вазе на столе. А потом Марк перестал есть. Он не мог пошевелиться, даже открыть глаза было трудно. Даже шевельнуть посеревшими губами - и то не мог. Однако утром последнего дня вдруг встрепенулся и даже пробовал поймать бабочку, что вилась над цветами. Не получилось. Норма хотела ему помочь. Но он ее остановил.

- Не надо... пусть летит... это я... - Что "я" - не договорил.

Рядом с вазой стояла клепсидра [Клепсидра - водяные часы.]. Вода давным-давно перетекла из одной половины в другую, но Норма не переворачивала старинные часы. И так все время давно вышло. То, что сейчас, - было сверх отпущенного.

Если бы она осталась в Риме... О, если бы она сейчас была в Риме! В Риме есть лекарства и клиника, она бы вылечила своего мальчика. Но их не пускали в Рим. Платой за несгибаемость явилась жизнь ее Марка. За принципы, за надменность, за убеждения. Стоят ли убеждения жизни единственного ребенка? Да Норма и не собиралась приносить такую жертву. Уверенность в неуязвимости Марка ее подвела. Она считала, что родила существо, которому не страшны Z-лучи и кого вообще ничто на свете не может уязвить. Ошиблась. Норма родила простого ребенка. И Z-лучи его убили. Марк расплачивается за ее просчеты и за ее фантазии, только и всего. Она пыталась увидеть сверхъестественное там, где было самое простое - обычная жизнь, обычный малыш. Обычное принять и понять бывает труднее всего. Все мечтают о сверхъестественном. Ищут знамения там, где их нет. И дождь, и внезапный снег, и засуха, - все можно истолковать как знаки. Но можно увидеть только ДОЖДЬ. СНЕГ. ЗАСУХУ. И засуха - это не черная худая лошадь с облезлым хвостом - дэв Апаоши, дерущийся с белым конем Тиштрия за право дождей пролиться на землю. В юности Норма увлекалась зороастризмом, но вскоре это увлечение прошло. Проповедь превосходства зороастрийцев над всем остальным человечеством была привлекательной для многих, но не для Нормы Галликан. Так что засуха в этом году - это всего лишь антициклон, зависший неподвижно над Внутренним морем. В таком мире страшно жить - страшно до боли во всем теле, до расщепления позвоночного столба, до иссушения мозга, до... нет, пусть лучше будет дэв в виде облезлой черной лошади, пусть он сражается с белым прекрасным конем. Так понятней, так проще, и так - почти не страшно, ибо все зависит от дэвов, и почти ничего - от тебя. Как принять ответственность за хрупкий голубой шарик и не сойти при этом с ума? Легче поверить в дэва. Норма не может. Она погружается в тайны этого мира, как в черную бездну. Мир слишком сложен - это его главный недостаток. А все попытки упростить - лишь краткоживущие схемы, пригодные на несколько лет или веков. Остается одно: закусить губу, подавить страх и перестать выдумывать дэвов.

Пурпурная бабочка вновь вернулась. Закружилась над цветами, потом села на руку Марку.

- Это я... - сказал ее мальчик одними губами, - ...и она бессмертна.

Пурпурная бабочка улетела, яркое пятнышко огня заметалось среди цветов сада и исчезло.

- Психея, - прошептал Марк.

А потом он заснул. И сон его плавно перешел в беспамятство. И он больше уже не проснулся. Норма сидела у его постели, держала его за руку и ощущала, как тепло медленно покидает тело.

Римляне считали, что Постум встает поздно, с трудом продирая глаза после очередной попойки. На самом деле юный император поднимался с рассветом. Из спальни он переходил в свой малый таблин. Все думали, что император еще спит, а он уже сидел за столом, просматривал свежий номер "Акты диурны", пил кофе и делал заметки на листке. Потом, просмотрев записи, сжигал листок. Так что утром Местрий Плутарх всякий раз находил на серебряном подносе пепел. Вместе с "Актой диурной" приносился шифрованный листок из "Целия". Сегодня в нем было сообщение об активности монголов и предполагаемом наступлении на Готское царство. Царь Готии Книва просил помощи. Двадцать лет Книва ждал этого нападения, и все же оно оказалось для него полной неожиданностью. Однако у Рима не было договора с Готией, и Бенит не хотел его сейчас заключать. Легион он, конечно, пошлет. Но не более. К тому же префект претория находился в плену и, как сообщал "Целий", был уже переправлен в Альбион. К счастью, Блез так глуп, что не сможет сообщить противнику ничего ценного. И все, что может сделать Лондиний, досаждая Риму, это держать префекта у себя. Ну и пусть держит. Так лучше. Не так сложно назначить нового командующего гвардией. Хуже Блеза все равно не найти.

"Гней Рутилий", - написал император на листке. И рядом поставил еще несколько букв. И несколько вопросов, Потом сжег и этот листок.

Постум знал, что доклады "Целия" поступают к нему на стол целиком. А к Бениту - в урезанном виде. "Целий" набивался в союзники. Но в союзники тайные. К примеру, доклад о философах, которые мечтают превратить Рим в идеальное государство Платона, поступил только к императору. Философов пока двое. Им что-то около двадцати, оба - темного происхождения. Девушка и юноша. Береника и Серторий. Август взял чистый листок, но ничего больше не написал. Долго сидел, задумавшись.

Кто обычно спал до полудня, так это Бенитов сынок. Однако в то утро и он поднялся рано. А может, и вообще не ложился? Потому что когда он появился в таблине императора, вид у него был безумный. Глаза вытаращены, на губах пена, волосы всклокочены, и в волосах то ли пух, то ли обрывки бумаги. Вошел Александр без доклада. Вернее, ворвался тайфуном. Постум едва успел задвинуть ящик стола и принять невозмутимый вид. Физиономия Бенитова сынка вместе с безумием излучала торжество. Руками Александр размахивал так, что едва не сшиб бюст Сенеки, стоящий у входа.

- Покупай! - крикнул он и швырнул на стол потрепанную коричневую папку.

Постум брезгливо тронул тесемки, но открывать не стал.

- Заветная папашина папочка, прямо из потайного ящика. А я вот сумел ее выудить. Ха...

- Зачем она мне? - с напускным равнодушием пожал плечами Постум.

- Как зачем? Здесь списочки неблагонадежных и списочки тех, кого папаша хочет ликвидировать в ближайшее время.

Постум потянул за тесемки, но Александр рванул папку к себе и навалился на нее всем телом.

- Э, так не пойдет. - Он погрозил императору пальцем и хитро ухмыльнулся. - За папочку придется заплатить. И причем кругленькую сумму. Тысчонку за один листочек. За первый. Остальные продам дешевле. А первый непременно за тысчонку.

- Да нет там ничего. Вырезки из старых газет, - фыркнул Август, отводя глаза. - Ты такой же жулик, как и твой папаша.

- А вот я ему доложу, что ты о нем глаголешь, - пригрозил Александр.

Его детские пухлые губы раздвинулись в самодовольной ухмылке.

- Да он и так знает - это же для него комплимент. Но то, что ты рылся у него в столе, вряд ли ему польстит. Так что проваливай.

- Заплати тысчонку и увидишь... Здесь списочки "проскрибированных". Я не шучу. Макрин лично составлял. Макрин - он обожает составлять списочки.

- Ладно. Тысячу за старые вырезки. Так и быть. Только из любви к Бениту.

Постум вытащил две банкноты по пятьсот сестерциев.

Александр схватил их, развязал папку, вынул наудачу листок и протянул Августу. Постум прочел. Лицо его было неподвижно, эмоций никаких, как будто он в самом деле читал пожелтевшие вырезки из вестников.

- Ну так как, берешь папочку? - Александр дрожал от возбуждения. На месте сидеть не мог - сорвался и закружил по таблину, прижимая папку к груди.

Постум помолчал.

- Сколько хочешь?

- Миллион! - выкрикнул Александр и захохотал. - А, каково?! От меня ты такого не ожидал... миллиончик... кругленький такой симпатичный миллиончик. - Александр любовно погладил папку.

- Сто тысяч, - Постум раскрыл свежий выпуск "Акты диурны", не обращая внимания на метания Александра по таблину. - Вернее, девяносто девять - одну тысячу я тебе заплатил. - Краем глаза он все же следил за "дядюшкой".

- Как сто? Всего сотенка, - Александр запнулся. - Э, постой, тебе же нужна эта папочка! Папочка, как вкусненькая попочка... Э, ты чего молчишь? Почему ты опять со мной так разговариваешь? Так не надо. Я так не могу, не могу. - В голосе Александра звучали уже совершенно истерические интонации.

Постум поднял на него глаза:

- А тебе нужен кокаин. И других покупателей на эту папку нет. "Целий" ее не купит, будь уверен.

- Нет, подожди, мы так не договаривались.

Александр поглядел на папку, потом на Постума. Тот читал "Акту диурну" и не обращал на Александра внимания. Что если Август в самом деле не купит украденные документы? Тысяча - это мелочь. На тысячу можно словить кайф сегодня, а завтра... что делать завтра?

- Пятьсот, пятьсот тысчонок, - взмолился Александр.

Постум презрительно фыркнул.

- Да на, подавись! - Александр швырнул папку на стол. - И гони свои подлые денежки. Ты ж пользуешься тем, что я слаб! Подло! Подло! Так ведь нельзя, нельзя!

Дрожа, смотрел, как Август отсчитывает купюры.

Схватил пачку, хотел пересчитать, но руки дрожали, и Александр все время сбивался со счета. Несколько купюр уронил, кинулся поднимать. И вдруг замер - посмотрел на сидящего Постума. Губы Александра плаксиво дрогнули, потом расползлись в странной улыбке. Что если всадить кинжал в бок императору? Кинжал на поясе. Постум разбирает полученные бумаги. Александр нащупал позолоченную рукоять. Пальцы вмиг сделались влажными. Надо только ударить изо всей силы. Главное - изо всей силы - в печень. Смертельно. Не промахнуться. А если промахнется?..

- Что-нибудь еще надо? - спросил Постум и, повернувшись, посмотрел на "дядюшку" сверху вниз.

Тот затряс головой, прогоняя наваждение. Отер о тунику влажные ладони.

- Уступи мне Туллию на одну ночку, - попросил, стоя по-прежнему на коленях.

- Пошел вон! - цыкнул на него император. - Ну!

Александр поднялся, попятился. Даже пакет с деньгами забыл - прижимал к груди лишь поднятые купюры. Уже у дверей вспомнил об остальных деньгах, метнулся назад, схватил. Отскочил вновь к дверям. Постум провожал его взглядом.

- Чего ты так на меня смотришь, а?.. - Александр скривился. - Папаша тебя прикончит. Все равно прикончит. Знаешь, почему? Потому что ты - Элиево отродье. - Александр самодовольно хихикнул.

И довольный, что высказал это, выбежал в коридор.

III

Утром Александр был несчастен. И днем несчастен. А потом явилась она.

- Привет! - она вошла к нему в комнату хозяйкой и повелительницей. Днем она была не менее красива, чем ночью. Пантера с черными непроницаемыми глазами.

- Береника!

Она была не одна - за нею следовали еще две девчонки - толстые и некрасивые. И какой-то парень с длинными светлыми волосами. И с ними уже немолодой человек лет под сорок с брезгливым выражением лица и гадючьим взглядом серых невыразительных глаз. Он оглядывал все презрительно и оценивающе. На прыщавых, как у пятнадцатилетнего, щеках пробивалась седая щетина. Он шептал молодым толстухам гадости, те кривились, но терпели - почему-то из всей компании этого переростка выделяла Береника. А слово Береники было для них не законом - изречением оракула.

Гости тут же оккупировали комнату Александра. Береника заняла кресло у окна. На ней были черные брюки в обтяжку и черная курточка. В ушах тяжелели опаловые серьги в золотой оправе. Волны черных вьющихся волос сбегали по плечам.

- А неплохо ты живешь, - сказала Береника, оглядываясь.

- Чего ж тут хорошего, - подал голос прыщавый переросток. - При его-то положении можно было бы и получше.

- Опять ты недоволен, Понтий!

Понтий был какой-то затасканный, сутулый, но в этот момент Александр жгуче ему завидовал - потому что он был для Береники свой.

- Я доволен, когда есть выпивка. А сейчас как раз выпить нечего, - отвечал переросток.

- Понтий, душка. Ты всегда выступаешь по делу. Александр, есть вино? - спросила Береника делово.

Александр развел руками.

- Достань, - приказала красавица не терпящим возражений тоном. - Мы пришли повеселиться.

Она сбросила черную курточку. Под ней была надета лишь короткая совершенно прозрачная туника. Береника достала блестящую капсулу, вытянула коричневую табачную палочку. К пачке тут же потянулись руки. - Ты уже третий раз тянешься, Серт! - крикнула Береника и ударила блондина по пальцам.

Он хихикнул. А вот Понтий успел выхватить сразу две палочки.

- Разве мы не друзья? - обиженно вздохнул Серторий.

- Разве! - передразнила она.

- Сейчас будет фалерн, - пообещал неосмотрительно Александр.

Вино можно было достать только в комнате отца. На кухне ни за что не дадут: прислуга, как огня, боится Сервилии. Но чтобы добраться до винных запасов Бенита, надо пройти по коридору мимо таблина хозяйки. А в таблине сидела мать и о чем-то разговаривала с мерзкой тварью по имени Порция. Может, конечно, повезет, и женщины, болтая, не услышат ничего и не заметят.

Александр крался по коридору на цыпочках. "Бу-бу-бу", - доносилось из таблина матери. Ну, зацепились языками, теперь часа три не расцепятся - всем в Риме кости перемоют. До припрятанного вина Александр добрался. У Бенита в тезариусе нашлось и испанское, и галльское вино. Фалерна, однако, больше всего. И Александр выбрал фалерн. Он уже почти уверился в победе, заторопился, побежал и... столкнулся лицом к лицу с матерью. Она стояла на пороге таблина. Губы строго поджаты. Напрасно он спрятал бутылки за спиной - Сервилию не обмануть. Она, как Немезида, видит человека насквозь.

- Что это у тебя? - палец "Немезиды" указывал на Александра-преступника. И он задрожал, готовый во всем сознаться. - Что?..

Александр медлил, переминаясь с ноги на ногу.

- Покажи!

Он весь сжался в комок.

- Ну!

Он медленно вытянул из-за спины бутылку. Мелькнула мысль - а что если ударить ее по голове. Вот сейчас - по голове. Постума - в бок кинжалом. Ее - бутылкой по голове... Неисполнимое... Слишком много неисполнимого... Он ненавидел себя и ее. Себя даже, пожалуй, больше.

- Вино, - она удовлетворенно кивнула. - И кто у тебя в гостях?

- Друзья.

- Мне не нравятся твои друзья. Дай бутылки сюда.

Она отобрала добычу и затворила дверь. Александр стоял, не двигаясь. Бу-бу-бу... - вновь послышалось за дверью. Юноша осторожно шагнул в сторону отцовского таблина. Тут же дверь в комнату матери вновь распахнулась.

- И куда же ты крадешься, можно узнать? - Губы Сервилии изогнула язвительная улыбка.

- Опять надо мной издеваешься! - закричал Александр и топнул ногой. - Постум счастливый!

- Это почему же?

- Да потому что родителей нет рядом.

Он бросился назад, в свою комнату. В пелене табачного дыма голова Береники была точь-в-точь как у речной Нимфы, выглянувшей из волны. Понтий целовался с одной из толстух. Вторая сидела у него на коленях и что-то жевала с равнодушным видом.

- Ну?! Где добыча? - спросила Береника.

Александр потупился.

- Значит, у нас не будет ни выпивки, ни закуски? - Красавица презрительно скривила губы. - Как же так? А веселье? - Она оглядела друзей. - Он обещал нам веселье и надул, как последняя скотина.

- Он такой, - усмехнулся Понтий, отворачиваясь от девицы. - Не надо было связываться с этим дурачком.

Александр вдруг расплакался, как ребенок. Обиднее всего, что именно прыщавый его презирает. Береника - пусть, ей можно. Но прыщавый!

- Пошли отсюда. Тут скучно. - Береника поднялась. Движения ее были плавны и медлительны.

Александр попытался обнять ее, но получил ощутимый удар в челюсть и отшатнулся. Удивительно, но никто за Беренику не заступился. Впрочем, удар ее маленького кулачка был очень даже весомым.

Серторий послушно шагнул к двери первым.

- Постойте! Постойте! - Александр тоже кинулся к дверям, перекрывая выход. - Я знаю, где можно повеселиться. Здесь действительно ничего не получится. А вот если отправиться на Палатин...

- У тебя есть пропуск на Палатин? - Береника удивилась. Или сделала вид, что удивилась.

- Ну да, конечно. И там на кухне...

- Что ж ты молчал! Разумеется, пошли! - согласилась Береника. - Я давно мечтаю пообедать во дворце. - И, ухватив Александра за руку, потащила к выходу.

Александр уверился в своей значимости. Приосанился. Они уже спустились в атрий, когда будто из-под земли перед ними возникла Сервилия.

- Куда? - только и спросила она, сверля Беренику взглядом.

- Мы идем веселиться! - отвечала красавица и выдохнула в лицо Сервилии струйку дыма. - А тебя не берем. Ты свое отвеселилась, увы.

- Тит! - крикнула Сервилия строго, вызывая из привратницкой здоровяка в шелковых шароварах.

Но тот замешкался - то ли ему надоели каждодневные склоки в доме, то ли нюхнул лишку травки, подсунутой Александром. Но только в атрий Тит не вышел.

Александр глянул на Сервилию, даже хотел что-то сказать, даже рот открыл, но Береника властно дернула его за руку и не менее властно шепнула:

- Бежим.

- Погоди... Ну погоди... - Он сделал вялую попытку вырваться. Он хотел оправдаться перед матерью. Он был еще недостаточно дерзок.

- Бежим! - повторила Береника еще более требовательно и хохотнула, довольная забавой.

Противиться было невозможно. Александр всегда повиновался. Прежде - Сервилии. Но сегодня им повелевала Береника. Она уже вытащила беспомощную добычу на улицу, и вся компания вывалилась следом. Он чувствовал, что поступает как-то не так, и мать ему этого не простит, никогда не простит. Но не мог противиться этому властному: "Бежим!" И он бежал, хотя знал, что придется вернуться.

Стемнело, на улицах зажглись огни.

У ворот Палатина преторианец остановил их. И хотя Александр правильно назвал пароль, пропускать не спешил.

- И куда ж вы направляетесь всей компанией? - поинтересовался гвардеец.

- К Августу! Мы приглашены! - нагло заявила Береника.

Александр невольно попятился, испугавшись. Но Береника крепко держала его за руку. Пришлось остановиться. Он весь дрожал.

- Я таких распоряжений не получал. Сейчас проверим. - Гвардеец снял телефонную трубку и вызвал покои императора. Александр вновь дернулся.

- Спокойно! - прошипела Береника.

- Сколько их? Шестеро. Да, вместе с Александром... Три женщины и трое мужчин. Имена?.. Как тебя звать? - спросил гвардеец у дерзкой красавицы.

- Береника... - Ее имя никому ничего не могло сказать, и потому она всегда называлась подлинным именем. - Пропустить?.. - переспросил гвардеец.

Что ж, за последние пять лет он и не к такому привык во дворце. А тут почти что невинное: племянник пригласил к себе в гости дядюшку. Семейный обед, можно сказать. Ну тащатся следом какие-то подозрительные личности. Так этому давно не удивляются.

И их впустили. Каждому на тунику прикололи специальный пропуск. Гвардеец вел их по коридорам. Береника что-то шепнула преторианцу, и тот повернул назад. Серторий сразу же после этого исчез, потом куда-то делись подружки-уродинки. Понтий еще шел за Береникой и Александром, но все больше отставал.

- Я ж говорил - получится! - бормотал Александр, клацая зубами.

- Чего ты испугался, трусишка? - засмеялась Береника. - Чего ты вообще все время боишься? А? Да ты весь дрожишь! Чего ты боишься?

- Я... ничего... - Он продолжал дрожать.

Береника и сама догадалась.

- На кухню, - приказала требовательно.

Здесь были конфискованы три бутылки вина, пирог с птицей и кругляк колбасы.

Остановились в переходе и пили вино, передавая друг другу бутылку. Страх Александра истаивал с каждым глотком. Дрожь сменилась смехом. Рядом, в нише, какая-то мраморная статуя равнодушно наблюдала, как Береника ласкает юношу, как мимолетно касается его губ и ускользает. Александр пытался ответить на ее поцелуй, но почему-то не получалось. Береника толкнула ближайшую дверь, и дверь открылась. Судя по всему, это была какая-то кладовая - они сразу рухнули в ворох ткани. Он не видел ничего в темноте, но на ощупь эту ткань было не спутать ни с какой другой.

- Кладовая пурпура, - дошло вдруг до Александра.

- Ну и что? - расхохоталась Береника. - Отлично ужинать, сидя на пурпуре.

Он попытался в темноте задрать ее тунику. И получил по зубам.

- Почему? - спросил он жалобно.

- Потому.

Нелепый ответ.

- Ну пожалуйста, - Он надеялся, что она уступит. Как он сам уступил ей, когда она волокла его из дома. Она должна согласиться. Но Александр ошибся - Береника была непреклонна. Она ела пирог и на все просьбы отвечала: "Нет".

И хохотала. Знала, что этим "нет" он не посмеет пренебречь.

Потом вскочила, размотала рулон ткани, обрядилась в пурпур, как Августа.

- И ты давай! Давай, наряжайся!

И он повиновался. Они носились по галереям Палатина, выкрикивая: "Славься, император! Идущие на смерть приветствуют тебя!" И хохотали. Почему-то им казалось смешным, обрядившись в пурпур, орать приветствие гладиаторов. Преторианцы узнавали Александра и не останавливали весельчаков.

- А где остальные? - дивился юноша.

- Зачем нам остальные?! - хохотала Береника.

И вдруг огромный змей выскользнул из отверстия под потолком, метнулся молнией, обвился вокруг их тел и слепил в одно. Пленники не могли даже пошевелиться. Дышали, и то с трудом. Ее лицо плотно прижималось к его груди - ему нос и рот залепили пурпурные складки. Огромная голова змея приблизилась к пленникам вплотную, вертикальный зрачок несколько секунд вглядывался в остановившиеся, оледеневшие от ужаса глаза Александра.

- Уходите. - Змей опустил их на пол.