Чтение 9–й страницы книги ~Из Америки

Если она и испытывала разочарование по этому поводу, то умело скрывала.

- Бывшим, - уточнил я. - Перешел на чиновную службу после Аляски.

- Ранены были? - встревоженно поинтересовалась девушка.

- Нет. - Я покачал головой. - Имел трения с командованием. Вот и пришлось заняться неблагодарным делом.

- Каким же? - Глаза девушки, начавшие было пригасать, вновь вспыхнули веселым огнем.

- Я, знаете ли, филер, - ответил я. Вот этим мне удалось ее развеселить.

- А с виду и не скажешь, - заметила девушка, отсмеявшись.

- Ну, я же не агент наружного наблюдения, - уточнил я. - Просто представитель УПБ по особым поручениям. Вот приехал к вам в Ригу разобраться с одним делом. Кстати же, как вас позволите называть?

- Эльза, - ответила девушка после чуть заметной паузы, сопровождавшейся все тем же оценивающим взглядом.

- Простите, а по отчеству?

- Карловна, - Эльза улыбнулась. - Припишите уж в досье и фамилию - Бауманн. А что же вы, Сергей... как вас по батюшке?

- Александрович, - ответил я. - Запишите в досье.

И мы оба рассмеялись.

Уже через полчаса я знал, что судьба прибалтийской немки Эльзы, как и ее семьи, не отличалась оригинальностью. Ее мать родилась в Силезии, да не где-нибудь, а близ границы, как раз на тех землях, что большую часть войны находились в руках Второй Антанты. Семье повезло лишь в одном - они успели бежать в Россию прежде, чем до их краев дотянулось всемогущее гестапо. Все, кто выжил на занятой нашими войсками земле - то есть не был повешен за диверсии и саботаж, - в послевоенной Германии считались ipso facto предателями. У нас, конечно, немцев в те годы тоже не больно жаловали - помнится, был такой недоброй памяти тайный указ о тотальной проверке благонадежности всех немцев и иных "враждебных инородцев" (сочинят же Пушкины департаментские!), - но все лучше, чем умирать с голоду, надрывая спину на народных стройках. Семье матери

Эльзы повезло - они нашли дом и работу в Риге не без помощи местных соотечественников.

Отец же ее был исконным лифляндием, в котором довольно причудливым образом смешивались латышская, русская и, вероятно, еще много других кровей. Сын земского врача, он пошел по отцовским стопам, но, закончив учебу, остался в городе. Тут он и встретил будущую супругу.

На этом месте Эльза запнулась.

- Что-то я разболталась, все о себе да о себе, а как же вы, Сергей Александрович?

Я потер бороду, пытаясь выиграть время.

- Да что мне о себе рассказывать? - попытался отшутиться я, - Скучный я человек.

- А вы попробуйте, - подбодрила меня девушка.

- Родом я из Симбирска, - начал я и был вознагражден удивленным взором. - Да-да, с Поволжья. Потомственный дворянин из мещанской семьи.

- Это как? - не поняла Эльза.

- А вот так, Елизавета Карловна. В нашей семье так повелось, что почти все мужчины - военные либо чиновники. И почти каждый дослуживался до девятого ранга. Поэтому каждый в отдельности имеет личное дворянство, а вся семья как была мещанская, так и осталась. Хотя есть у меня в предках столбовые дворяне, но это не та родня, о которой принято вспоминать в приличном обществе.

Не знаю, что побудило меня продолжить рассказ. Быть может, я просто очень давно не мог ни перед кем выговориться.

- Может, помните - в конце прошлого века была мода революции устраивать?

- Помню. - Эльза улыбнулась, и глаза ее вдруг вспыхнули ясной улыбкой.

- Помните, как несколько студентов его высочество Александра Второго взорвали?

- Конечно. - Девушка вздрогнула.

- Так вот, один из них был мой двоюродный дедушка. Младший брат его, кстати, тоже потом подался в борцы с самодержавием. В семнадцатом, сразу после немецкой революции, бежал в Германию, да там через два года и умер. А вот сестра их и есть моя бабушка Мария Ильинична.

- Ох, - Эльза сочувственно покивала. - И как вас только в управление взяли?

- Не моими стараниями, - ответил я. - Но эта не та история, которую мне хотелось бы вам поведать.

- Почему же?

- Может показаться, что я жалуюсь, - объяснил я. - А я не жалуюсь. Ни на что и никогда. Во всяком случае, всерьез.

- А почему? - снова спросила Эльза.

- Бесполезно, - коротко ответил я, оглядываясь.

С начала нашей беседы я не сводил взгляда с Эльзы, не обращая ни малейшего внимания на то, куда мы движемся. Теперь у меня появилось не столько время, сколько желание отвести взгляд. Мы стояли в парке, на склоне живописной Бастионной горки. Фонари таяли во мгле, и вечерний парк, будто выписанный бледной акварелью света по аспидно-черному фону, оставлял ощущение странной, жутковатой сказки, в которую мы ненароком забрели.

- Эльза... - слова давались мне со странным трудом. - Мы увидимся еще?

- Разумеется, - ответила девушка чуть приглушенным голосом.

Мы стояли рядом, глядя вниз, в просвеченную фонарями мглу. Я нашел кончиками пальцев ее руку.

- Эльза... - Мне хотелось сказать: "Вы прекрасны", но губы почему-то проговорили: - Я посажу вас на таксо. Думаю, ваша родня уже волнуется...

Придя в гостиницу, я долго не мог заснуть. Я стоял у окна, глядел, как гаснут в Верманском парке фонари, и на душе у меня было почему-то легко-легко. Так легко, как не было ни разу с того дня, как с моих плеч сорвали капитанские погоны.

Рига, 22 сентября 1979 года, суббота.

Анджей Заброцкий

Проснулся я, к собственному несказанному изумлению, на рассвете - снова ясном, не иначе к концу света. Так что к тому времени, как мне позвонил Щербаков, я уже успел не только встать, позавтракать, привести себя в божеский вид, но и воспользоваться элефоном и телефонным справочником, чтобы кое-что выяснить.

- Доброе утро, - приветствовал меня господин тайный агент

- Доброе, Сергей, - жизнерадостно отозвался я.

- Да, доброе...

Я моргнул. Такого ответа я не ожидал никак. Да и вообще голос Щербакова звучал как-то странно. Расслабленно. Может, он вчера вечером... расслабился? Я попытался представить себе, каким образом может ублажать себя этот паладин Российской Империи, этот железный всадник. Пить? Нюхать кокаин? Развлекаться с девицами из портовых кварталов? Не верю. Ни в первое, ни во второе. Ни в третье - помню, когда я ему ничтоже сумнящеся предложил позавчера устроить экскурсию, его перекосило.

- В общем, Сергей, я нашел нам ученого-химика, - объявил я.

- Отлично, - ответил Щербаков с несколько натянутым энтузиазмом.

Да что с ним, в самом-то деле?

- Зовут его Мережинский Павел Корнеевич, - продолжил я. - Стар, опытен, от преподавания почти отошел. Сегодня он свободен - я проверил.

- Превосходно, - рассеянно отозвался Щербаков. - Вот к нему и поедем. Только знаете, Андрей...

- Что?

- С вашего позволения, я лучше сам позвоню ему, чтобы предупредить. Боюсь, ваша молодость его введет в заблуждение.

Ну правильно. Что еще ожидать, когда при первом взгляде на меня умудренные жизнью старцы бормочут "Молодо-зелено"?

Когда я подбирал своего напарника у "Ориента", Щербаков уже пришел в себя. Расспрашивать его о причинах столь странного утреннего поведения я не рискнул.

Рига, 22 сентября 1979 года, суббота.

Сергей Щербаков

Удивительно милый нам попался профессор. Чем дальше, тем меньше он мне нравился. Похоже, Россия становится страной благостных старичков. В общем-то, такое положение вещей у нас не новость - еще во времена Московского княжества бояре кичились старшинством. Не умом, не умением - старшинством. Слово-то какое. Кто старше, значит, тот и прав. Кто это из знаменитых французов бросил походя, что опыт зрелости есть заменитель ума, значительно слабеющего с возрастом?

Впрочем, обвинить профессора Мережинского в старческом маразме не поворачивался язык. Он беспрерывно пододвигал к нам мисочки и вазочки, выставленные на стол домоправительницей, хитровато подмигивал, сиял в свете электрических канделябров лысиной в венчике бумажно-белых остатков шевелюры и, не успевая прихлебывать стынущий чай, сыпал байками из жизни студентов-химиков. Истории попадались действительно смешные, и рассказывал их профессор со смаком. Особенно мне понравился "сказ о том, как студент-химик хлорацетон получал". Заброцкому пришлось объяснять, что есть хлорацетон, я уже знал - по долгу службы. Слезогонные средства, особенно те, что нетрудно наварить дома, относятся к моему ведению. Этот самый студент колбу с полученным продуктом от излишнего усердия понюхал. Прочитал, видите ли, что указанный химикат "обладает специфическим запахом". От могучего студенческого чиха колба упала на каменный пол, и факультет пришлось эвакуировать.

Насторожился я, когда в потоке анекдотов промелькнула история, мне уже знакомая - "сказ о том, как лаборант крышку центрифуги плохо привинтил".

- Стоп! - резко оборвал я разговорчивого хозяина. - Вы уж простите, Павел Корнеевич, что перебиваю, но уж больно меня ваша история заинтересовала.

- А что? - спросил в свою очередь профессор.

- Да, видите ли, уже попадалась мне такая история из жизни. Только совсем в другом месте и в другое время. Вот и интересно мне - часто ли такое случается?

- Не то чтобы очень, - ответил профессор. - Сущее, государи мои, разгильдяйство, если вы меня спросите. Центрифуга - она же не игрушка, крышку прикручивать надо плотно, а то пойдет гулять от стены к стене.

- Значит, нечасто, - повторил я. - И сама собой она отвернуться не может?

- Да помилуйте! - всполошился профессор. - Так и до смертоубийства недалеко.

Значит, не случайно отвернулась крышка в лаборатории фон Садовица этой весной. Не случайно.

- Или убило кого? - озаботился господин Мережинский, отставляя чашку.

- Да нет, господин профессор, не убило, - покачал я головой. - Мы к вам вообще-то совсем по другому делу.

- Я весь обратился в слух, - напыщенно проговорил Мережинский и заговорщицки улыбнулся.

- Недавно в ваших краях... э... погиб один видный ученый, приезжий... - начал я.

- Это профессор фон Садовиц? - перебил меня Мережинский. - Как же, как же. Наслышан. Ужасная трагедия. Так нелепо, так дико...

- А вы его знали? - удивился Заброцкий.

- А как же! - обрадовался старичок. - Каждую осень он к нам приезжал последние лет двадцать. Мы с ним весьма сдружились. Только подумать - всего неделю назад сидели мы с ним, пили чай...

- А когда вы его последний раз видели? - насторожился я.

- В прошлую субботу, - с охотой ответил профессор. Значит, за день до убийства.

- Я к нему часто заходил, благо служба мне теперь не мешает, - улыбнулся Мережинский - Во вторник как раз собирался... - Улыбка его погасла.

- Скажите, не встречался ли вам вот этот человек? - Я вытащил из портмоне и показал профессору фото Гильермо Мартина.

Мережинский повертел квадратик плотной бумаги в руках.

- Да, кажется, встречался. Правильно, - решительно заключил он, - встречался. Предвидя следующий ваш вопрос, Сергей - можно просто Сергей, вы ведь по сравнению со мной совсем еще юноша?.. - расскажу, как он ко мне явился.

Профессор принял лекторскую стойку, а мы с Андреем обратились в слух - уже серьезно.

- Знаете, когда он появился на пороге, я страшно обрадовался. Нечасто мне приходилось встречаться с гостями из экзотических стран вроде Мексики. Да и представился он о так расплывчато, что мне - убей бог, не пойму, как показалось, будто он мой коллега, химик. Потом оказалось, что он больше физик. А еще позже выяснилось, что он вовсе не ученый, но я бы его и без того выставил. Мы подняли брови.

- Не понравился он мне, - объяснил профессор. - Когда столько лет со студентами имеешь дело, опыт помогает. Сразу видишь, кто талант, кто болван, а кто вроде и хороший человек, но вот ученого из него не выйдет. А этот... Было в нем нечто отталкивающее. И все-то он меня расспрашивал, что, да как, да почему и зачем. А ведь я о нем почти ничего не знаю.

- А о чем именно он вас расспрашивал, Павел Корнеевич? - поинтересовался я вполголоса.

- О фон Садовице, - без колебаний ответил профессор. - Сразу и не поймешь, а каждый вопрос в одну сторону смотрит. Особенно исследования коллеги фон Садовица его интересовали.

- Какие исследования? - насторожился я.

- Комплексов рутения, - ответил Мережинский недоуменно.

- Что-то я вас не пойму, господин профессор, - усомнился Заброцкий. - Если этот тип вовсе не ученый; то зачем ему комплексная химия?

- Это, - развел руками профессор, - не мне судить. Скажу только, что в химии он разбирается посредственно. В моем мозгу забрезжила идея.

- Скажите, профессор, - медленно произнес я, - лучше вас этого в Лифляндии никто не знает - какими необычными свойствами обладают комплексы рутения?

- Какие комплексы? - ехидно покосился на меня Мережинский. - Нитрозные? Аммиачные? Органические? Это же целая наука. Кроме профессора фон Садовица, земля ему пухом, мало кто мог бы вам ответить на такой вопрос. А вкратце - слушайте...

"Вкратце" растянулось на четверть часа. Искра в моей голове начала гаснуть.

- А каталитическая их способность, - вещал Мережинский, - вообще поразительна. Правда, обуздать ее удается редко.

- А что можно было бы получать на рутениевых катализаторах, если бы не эти сложности? - Я затаил дыхание. И чудо свершилось.

- Да что угодно! - взорвался профессор. - Если бы удалось повысить их селективность, цены бы им не было в органическом синтезе! А повысить стойкость - можно было бы атмосферный азот связывать без всяких хлопот...

Его несло, но я уже не слышал. Значит, рутений действительно может получить промышленное значение. Синтетическая химия... миллионы пудов продукции, которые можно получать при помощи волшебных катализаторов... Да, это стоит убийства. Если заветное открытие уже сделано и осталось только не допустить его повторения, сорвать миллионный, куда там, миллиардный куш! Я попытался представить себе миллиард рублей, и у меня закружилась голова. Даже если в платиновых десятиимпериалах - десять миллионов монет...

- Спасибо, Павел Корнеевич, - с чувством произнес я. - Вы нам очень помогли.

- Не за что, - ответил Мережинский, внезапно успокаиваясь. - Невелика заслуга. То же самое вы могли узнать, посидев денек-другой в нашей библиотеке.

- Вот этого-то денька у нас и нет, - ответил я. - Пока мы с вами беседуем, убийца заметает следы.

- А кроме того, - продолжал профессор, нимало не смущаясь, что я его перебил, - вряд ли вам это пригодится. Николай Генрихович никогда прикладными исследованиями не занимался. Он ведь ученый, а не... не инженер-химик.

- Ну, так ведь и вы не инженер-химик, Павел Корнеевич, однако помочь нам сумели. Скажите-ка, на ваш взгляд, какое самое... волшебное... применение мог бы найти рутений?

- Если бы да кабы... - завел профессор.

- Знаю, знаю, гипотез измышлять в научном мире не принято, но все же?

- Все же? Синтез аммиака.

- Аммиака? - Заброцкий поднял брови.

- Вы, молодой человек, где учиться изволили?

- В Варшавском университете, - ответил Андрей.

- Ах да, - Мережинский взмахнул рукой, - все забываю, что вы не мой студент, а сыщик. Откуда вам знать величайшую из наук? Синтез аммиака, молодой человек, - это величайшая проблема. Вся промышленность, все сельское хозяйство держатся на азоте, а связывать его приходится через аммиак, в каталитических колоннах, под давлением в сотни атмосфер. Видели когда-нибудь, что водород под таким давлением со сталью делает? Мой товарищ приуныл.

- В лабораторных условиях то же самое можно произвести в пробирке, - продолжал профессор. - Некоторые микробы способны связывать азот. А промышленность по-прежнему вынуждена пользоваться колоннами, потому что не найден подходящий катализатор.

- По...нятно, - пробормотал я. - Что ж, профессор, спасибо вам за помощь. Уж простите, что столько времени отняли...

- Да что вы, - отмахнулся Мережинский. - Ко мне не так часто приходят гости, чтобы им не радоваться. И... вы ведь, собственно, дело о гибели Николая Генриховича расследуете, верно?

Я кивнул.

- Тогда помоги вам бог, - твердым, очень серьезным шепотом проговорил профессор. - Помоги вам бог.

Глава 9

"САНКТ-ПЕТЕРБУРЖСКИЕ ВЕДОМОСТИ",

22 сентября 1979 года

От нашего специального корреспондента в Бухаре:

"Его высочество наследник престола цесаревич Михаил Александрович, прибывший вчера в Бухару, был принят сегодня сиятельным эмиром Абдуррахманом. Обсуждались, помимо прочих, вопросы стимуляции торговли, а также проблемы строительства Индийско-Туркестанской железной дороги. Как известно, эмир Бухарский является одним из крупнейших пайщиков Индийско-Туркестанской торговой компании, которая наиболее заинтересована в появлении надежных и дешевых транспортных путей в этом регионе, однако, по мнению эмира, Российская Империя также выиграет от постройки современной железной дороги между Карачи и Бухарой, пересекающей Индийский Пакистан, Афганистан, Российский Туркестан, а также ханство Хорезмское и эмират Бухарский, а потому должна взять на себя часть расходов на ее строительство..."

Рига, 22 сентября 1979 года, суббота.

Сергей Щербаков

По случаю превосходной погоды мы в виде исключения решили провести очередной мозговой Drang не в осточертевшем ориентовском нумере, а в Верманском парке, чуть ли не под окнами гостиницы. Сияло с высоты солнце, слетали с лип золотые кружочки, укладываясь в сусальный ковер, визжали от радости ребятишки в детском уголке и серьезно вышагивали пожилые господа, похожие на раскормленных аистов. С угла Елизаветинской и Дерптской доносились редкие вопли лоточника, безуспешно пытающегося распродать никому не нужное эскимо.

- Что ж, Андрей, - заговорил я, когда мы уселись на скамейке, каким-то чудом не занятой еще почтенными дамами и молодыми матерями, облюбовавшими этот тихий парк для субботних гуляний, - кое-какого прогресса мы добились. Из трех слагаемых обвинения у нас есть два.

- М?..

- Мотив и возможность, - пояснил я. - Проблема в том, что у нас до сих пор нет обвиняемого. Сеньор Мартин, или как его там, всего лишь исполнитель. А вот кто заплатил ему, кто дал указания, мы пока определить не в силах.

- Как я понял, - заметил Заброцкий, - идти по следу этого Мартина бесполезно.

- Совершенно, - согласился я. - Во-первых, след давно остыл. Это не наши воры, за которыми можно идти хоть от Питера до Камчатки. Во-вторых, даже если мы и найдем господина Мартина, то звать его будут уже не Мартином и на весь месяц сентябрь будет у него железное алиби. Скажем, загорал он. На пляжах солнечного Белиза. И поди докажи, что это не так. А в-третьих, я сильно сомневаюсь, что его можно будет связать с... клиентом.

- С кем-кем? - не понял Заброцкий.

- В тех кругах, где возможно купить человеческую смерть, - объяснил я, - желающих выложить свои деньги за столь сомнительное приобретение называют клиентами. Слово "заказчик", придуманное газетными писаками, не любят сами убийцы, считая, что оно ставит их на одну доску с Разносчиками "домашних обедов" за пятиалтынный по казенным конторам - ну, блины заказали, а к ним труп, извольте-с...

Заброцкий рассмеялся.

- Ничего смешного, коллега. Виновного нам придется искать другими путями. Пользуясь, прошу заметить, одной лишь интуицией. Потому что вещественных улик у нас нет.

- Да как же их искать-то? - выпалил Андрей в явном смущении.

- На воре, - назидательно произнес я, - шапка горит. Сами себя выдадут. Нам бы только догадаться, в чем. Понимаете, Андрей, у них ведь времени не так много. Иначе не пошли бы на убийство.

- Убийства, - поправил меня мой товарищ.

- Верно. Кстати, напомните мне разузнать, что случилось с мистером Норманом, - уж больно интересно. Так к чему это я... - Мысль выбилась из колеи и забуксовала. - Да, вот. Весь расчет наших... клиентов, как я понял, на том и строится, чтобы сорвать куш, пока соперники не пришли в себя. Значит, времени у них не хватает катастрофически. Представьте, новое производство, с нуля запущенное, заводы, фабрики, аппараты химические... Это же все купить надо, на место доставить, возвести. Незаметно такие дела не проворачиваются. Может, военные бы могли. Но в первых-то кандидатах у нас как раз промышленные титаны.

- Еще люди, - вставил Заброцкий словечко в мое беспорядочное извержение.

- Что?

- Люди. На заводах обычно люди работают. Простой трудяга ладно, а квалифицированные инженеры? Их тоже найти надо, нанять...

- Отлично, Андрей. Может, пойдете к нам в охранку работать? - неловко пошутил я. - У вас склонность к логическому мышлению для сыскного работника прямо-таки необычайная.