Чтение 9–й страницы книги ~Оружие Возмездия~

— Доброе утро! — сказал он. — А не найдется ли у вас газеты "Красная Звезда"?
— Э-э… — вопрос меня несколько ошарашил, потом я сообразил, в чем дело. — Вам почитать — или как?..
— Ну да, как говорится — сколько оторвем, столько и читаем!
— Момент… Вот, прошу вас.
— Благодарю вас!
Вскоре появился Афанасьев в сопровождении незнакомого солдата. Косяк от нечего делать рванул к майору строевым шагом, козырнул и заорал на весь лес:
— Товарищ майор! За время вашего отсутствия происшествий не случилось! Дежурный по штабу Бригады Большой Мощности младший сержант Косяк!
— Вольно. Значит, ты. Познакомься с моим машинистом. Отдашь бумаги ему, объяснишь, чего надо, потом заберешь. Всё, я на КП…. — Афанасьев вдруг прищурился. — Уверены, что происшествий не случилось?!
Косяк на всякий случай огляделся.
Я эту манеру Афанасьева хорошо знал и ответил без тени сомнения:
— Уверены. Только посредник заходил.
— Чего хотел?
— Попросил газету "Красная Звезда" и убыл с ней в направлении… Вон туда убыл.
— Понял. Несите службу! — строго приказал Афанасьев и отправился на КП. Косяк откозырял ему вслед так старательно, что едва не сбил с головы шапку.
— Хромает у вас строевая подготовка, товарищ младший сержант, — заметил я.
— Виноват, исправлюсь, товарищ младший сержант, — пообещал Косяк.
Солдат с бумажками стоял ни жив, ни мертв. Он просто не знал, как воспринимать весь этот цирк. Судя по внешнему виду, парень был из молодых, если вообще не дух.
А еще он был одет в шинель. Как любой, кого я видел в лесу, включая офицеров. А мы четверо ходили в куртках, и это тоже наводило на размышления: чего они о себе воображают, если одеты не как все, а как удобно? А вдруг у них есть веские основания воображать? А вдруг они сразу дают в хрюсло, если ты на них косо поглядел?..
— Ну, чего надо?! — грозно спросил я.
Документы оказались вроде наших, уровня полка. Действительно похоже на дружескую помощь. Может, у них машинка накрылась или писарю руки отдавило.
— Когда надо?
— Да нам бы к вечеру хорошо бы… К ужину.
— Что случилось-то?
Солдат оглянулся на Косяка. Тот сидел на подножке кабины и крутил ручки приемника.
— Не напрягайся, — посоветовал я. — Это мы дурака валяли. Здесь все свои. Наша бригада — неуставная вусмерть.
— А-а… Ну, у нас, короче, в штабе один немножко не того… Протормозил. А командир нервный… Схватил машинку — и в него кинул…
Представив себе картину происшествия, я ощутил нечто вроде благоговейного ужаса. И порадовался, что служу в ББМ. При всех минусах бригады, "нервных" офицеров, срывающих зло на солдатах, в ней не водилось. Да, капитан Масякин выковыривал наводчика Драгого из-под миномета с помощью лопаты — так было, за что! Коля тогда хорошо навел, от души.
— Здоров мужик ваш командир! — сказал я. — Килограммов двенадцать, а то и все шестнадцать метнул. Убить не фиг делать. Не попал, надеюсь?
— Да в том и дело что промазал! Машинка легкая, портативная… Была.
— А-а… Тогда и правда жалко, что промазал.
Мы с солдатом дружно вздохнули.
— А какая она была при жизни? Как звали покойную?
— Не знаю. Плоская красная с белыми пластмассовыми бортиками. Вроде импортная.
— Вот же сволочь ваш командир! — сказал я с чувством. — Это "ТБМ Трэвеллер Де Люкс". Очень удобная машинка. Только не надо лупить по клавишам со всей дури сверху вниз. Удар должен идти с небольшим потягом, вскользь. Если приноровишься, тогда ей цены нет. У меня такая дома.
— Дома? — удивился солдат.
Развивать эту тему мне не хотелось. Погорюй я еще секунду о судьбе погибшей машинки — страшно захотелось бы домой, к своей. Поэтому я просто сказал:
— К обеду приходи, все будет.
Солдат ушел, озадаченно вобрав голову в плечи. Я повернулся к Косяку:
— Слыхал?..
— Подумаешь, — сказал Косяк. — То ли дело в меня на гражданке аккумулятором бросил один псих.
— Двенадцативольтовым?
— Ха! Двадцатичетырех.
— О, ужас. Он был штангистом?!
— Он был псих, — повторил Косяк. — В больницу с грыжей увезли.
— Кого из вас? — уточнил я на всякий случай.
Косяк рассмеялся. Потом сказал, что со мной в лесу довольно весело, но вообще тут очень скучно.
— А я бы здесь пожил до холодов. Обожаю лес.
— Да что тут делать?! — изумился Косяк.
— А в бригаде что делать? Тебе там, может, не скучно, а я каждый божий день наблюдаю, как моему призыву — кулаком в грудину да сапогом по заднице.
— Тебя-то не трогают.
— Ребят жалко.
Косяк подумал и сказал:
— Дивизион у вас конечно… Долбанутый. Придурок на придурке. Одно слово — болото.
— Ага. Слышал поговорку: "Отчего в третьем дивизионе болото? Потому что в четвертом — трясина!"
— Ну-ну! — Косяк почти обиделся. — Иди печатай. Командир пишущей машинки!
— Есть, товарищ дежурный по штабу! Ладно, не злись. Ваш Исламов, конечно, тот еще товарищ… А в остальном ребята из четвертого нормальные.
— А ваш Арынов — вообще… Как вы его терпите? Я бы убил.
— Была такая идея, — сказал я небрежно. — Просто мы не придумали, куда девать труп.
— Шутишь? — спросил Косяк недоверчиво.
— Шучу, — ответил я нейтральным тоном. — Пойду в самом деле печатать. Ты не устал ходить на кухню?
Косяк помотал головой. Я полез в кунг.
Мы и правда не знали, как спрятать труп. Убийство не планировалось заранее, но мы всерьез обсуждали, что делать, если кто-то сорвется и придушит гаденыша.
Увы, наша "седьмая площадка" была плотно заселена войсками. Всюду шлялся народ, всюду были глаза. Под любым кустом валялся дрыхнущий бездельник, на чердаке казармы прятались от дедов молодые, даже подземные коммуникации были обжиты.
Отмазка-то простая: боец не вернулся из самоволки. А вот с телом проблема. Не закапывать же его в парке, там собак полно, вдруг примутся выть на могиле. Выносить в город — почти гарантированная засветка по дороге. В общем, мы решили, что глупо идти "на дизель" из-за такого дерьма, как Арынов. Все равно его на гражданке убьют рано или поздно…
В кунге я несколько минут сидел, закрыв глаза. Даже здесь от дедовщины не спрячешься, не забудешь ее. Дикая, невообразимая ситуация, когда нельзя элементарно дать в рыло негодяю — потому что в ответ прибегут десять и начнут тебя метелить почем зря. И никто не заступится, и скрыться некуда. А кто-нибудь из дедов потом еще скажет: ты же умный парень, на фига рыпаешься?
Со зла вдруг захотелось есть.
***
Документы были готовы к обеду. Штабной солдат и Косяк с двумя котелками еды появились у кунга одновременно. Увидев, кто тут ходит на кухню, солдат окончательно уяснил: я — Очень Важная Персона. От смущения он быстро выхватил у меня бумаги и удрал, даже не взглянув, все ли правильно напечатано.
Когда мы уселись в кунге и запустили ложки в кашу, Косяк вдруг заявил:
— Вот хожу я тут, гляжу на этот цирк и думаю: а что будет, если на нас вправду нападут?! Жопа ведь будет.
Об этом в ББМ хоть раз задумывался каждый. Мы, так сказать, знали имена своих врагов и имели представление, с чем кого из них едят. Турки и итальянцы нас не смущали ни капельки, а вот восьмой авиадесантный корпус ФРГ вызывал беспокойство, потому что мог случайно авиадесантироваться нам на головы. Это он на учениях выбрасывается туда, где его легко прихлопнуть. А вот как свалится прямо сверху, тогда одно из двух: либо нихт шиссен, либо бригаден капут.
Теоретически, с нами шутки плохи. У нас есть на складе атомные снаряды и мины — бабах! — украсим пейзаж Украины красивыми грибочками, пусть порадуются люди перед смертью хоть чуть-чуть. Но практически спецбоеприпасы не "окснаренные", то есть не окончательно снаряженные, и пока взрыватели привинтят, всякое может случиться.
Но это вообще лирика. А физика такова, что боеспособность армии в целом весьма сомнительна. Советская Армия слишком неповоротлива, в ней слишком вольготно живется дуракам и перестраховщикам, она слишком много сил тратит на хозяйственные работы. Если бойцы хорошо обучены, это личная заслуга их командиров, а не системы в целом. А про моральный дух и говорить-то неприлично. Большинство украинцев из ББМ уверено, что в случае войны Украина моментально выйдет из СССР. То же самое говорят наши грузины и абхазцы: мы не собираемся воевать за русских, нам давно пора отделиться и вступить в НАТО. Вряд ли это собственные мысли девятнадцатилетних мальчишек — они повторяют то, что слышали от родителей. Вот вам и Советский Союз. Хорошо, казахов и узбеков никто не спрашивает, а то удавиться впору. "Союз нерушимых республик свободный — и так далее…"
Я и раньше удивлялся, какого черта у нас одинаковые паспорта, а в армии окончательно перестал это понимать. Живут в СССР люди, которые откровенно презирают русских, считают полными дураками, но пользуются с ними одинаковыми правами. Живут по сравнению с русскими богато — отчего дополнительно презирают их. Ну и чудненько, пускай отделяются. А мы останемся в России — сообразим как-нибудь на троих с татарами и евреями. И поглядим, чем все кончится.
А с кем лично подружились — будем друг к другу в гости ездить…
Косяк прожевал и сказал:
— Думаю я, Украина воевать не станет. Она сразу отделится, вот увидишь. Выйдет из СССР. Не веришь?..
— Нас с тобой это вообще не касается.
— Почему?!
— Главное в профессии самоходчика — вовремя смыться, — непомнил я. — Мы "по войне" уходим в лес и там ждем личный состав. Пока бригада развернется, либо боевые действия закончатся, либо будет уже ясно, кто кого. Если НАТО выиграет, нас прямо в лесу возьмут тепленькими. Потом ты домой отправишься, а я в концлагерь. А коли наша возьмет, фиг Украина отделится, придется воевать заодно.
Косяк подумал и решил:
— Да и хрен с ним!
***
Майор Афанасьев и капитан Дима Пикулин появились через час после обеда, розовощекие и оживленные. Залезли в кунг, покопались в бумажках, позвенели стеклянным, вышли — капитан нес туго набитый портфель, — и направились к нам.
Афанасьев достал нож, раскрыл его, полюбовался лезвием, закрыл и со вздохом протянул Косяку.
— Понял?
— Так точно, товарищ майор!
— Тогда вперед!
Косяк мигом преобразился. Он едва не подпрыгивал от возбуждения.
— Ты ведь умеешь не только веники вязать?
— Конечно, — сказал я, принимая нож.
Косяк сунулся в кунг за картошкой и громко присвистнул.
— Во дают! Гляди!
На столе появилась, откуда ни возьмись, стопка алюминиевых мисок. Четыре штуки. Не иначе, из столовой увели.
Я сел чистить картошку. Косяк ушел за водой. Вернувшись, он достал из кунга нашу канистру, опорожнил ее под дерево, понюхал горловину, выругался и ушел снова.
Когда набралось достаточно картошки, мы понюхали свежую воду из канистры, по очереди выругались, и я стал мыть картошку водой из чайника.
— Теперь гуляй, а я сделаю нам поджарочку, — сказал Косяк, забирая нож. — Или не гуляй, смотри и учись.
Я взял из кабины приемник и, объяснив, что сверху лучше видно, полез на крышу кунга.
Смеркалось. Косяк внизу колдовал над сковородкой, временами ахая и охая от наслаждения. "Нет, ты погляди! — кричал он мне. — Да ты спустись и понюхай!". "Верю, верю", — отвечал я. На крыше было слишком хорошо, чтобы разделять его кулинарные восторги. Привольно было.
Очень твердо ступая, пришли офицеры. Портфель капитана Димы Пикулина стал заметно тоньше. Афанасьев, поддавшись уговорам Косяка, посмотрел на еду и понюхал ее. Выразил одобрение. По тому, как медленно и вдумчиво он выговаривал слова, я понял: ББМ отстрелялась успешно и уже минимум дважды обмыла результат. Сейчас остальные, кому мы обеспечили прорыв, тоже отстреляются — и начнется.
Оставив портфель, офицеры удалились в лес и пропали. Вместо них явился посредник. Тоже посмотрел на еду и понюхал ее. И тоже исчез.
В темноте бачок на треноге, под которой билось пламя, выглядел фантастически — будто летающая тарелка на старте. Рядом нервничал Косяк: уже пора было раскладывать ужин по мискам.
Офицеры вышли к машине, ступая еще тверже, чем раньше, едва не строевым шагом.
— Готово? Давай! — скомандовал Афанасьев и полез в кунг.
Косяк снял с треноги бачок и поставил чайник, я принес миски.
На какое-то время в полевом штабе самоходно-минометного дивизиона воцарилась абсолютная тишина. Только в кунге через одинаковые промежутки времени негромко бурчали и звонко чокались.
На свежем воздухе любая еда вкуснее, но Косяк и вправду сумел из обычной картошки с тушенкой сделать нечто особенное.
Я жевал, подсматривая, как и чем живет лес. Почти однородный при свете дня, теперь он стал чересполосицей темноты и света, тишины и звука. Светлые полосы тарахтели дизелями на холостых оборотах, шумели музыкой, иногда взрывались хохотом. А полосы отчуждения были темны кромешно, и я думать не хотел, как товарищи офицеры их преодолевают, гуляя из штаба в штаб.
Из-за деревьев возник посредник. Траектория его движения напоминала противолодочный маневр, который вот-вот перейдет в противозенитный.
— Прятного п-петита, — сказал посредник и постучался в кунг.
— Угу, — отозвались мы, жуя.
Посредник скрылся в кунге. Там начали бурчать громче и чокаться звонче. Потом высунулся капитан Дима Пикулин и спросил:
— А ничего не осталось?..
— Осталось-осталось! — заверил Косяк.
— Тогда сполосните вот тарелочку и положите…
Когда миска с едой отправилась на стол, Косяк заглянул в бачок и сказал:
— Давай-ка еще рубанем. Пока они добавки не захотели.
И мы еще рубанули.
— А теперь чайку!
Дверь кунга распахнулась, вниз спрыгнули наши и встали у лесенки, раскинув руки.
— Готов! — доложил майор Афанасьев.
— Ура! — крикнул посредник и выпал из двери.
Странно, как они умудрились его не поймать. Наверное, чересчур старались. Впрочем, он не особенно расстроился.
Посредника отряхнули, надели фуражку на голову, взяли под руки и куда-то повели.
— А чай?! — воскликнул Косяк почти обиженно.
Афанасьев, не глядя, отмахнулся, из-за чего вся троица чуть не рухнула.
— Ну и ладно, — сказал Косяк. — Нам больше достанется!
Афанасьев оглянулся, погрозил пальцем — и троица скрылась во тьме.
Мы напились чаю, вымыли посуду, Косяк забрался в кабину, а я опять на крышу. Косяк наконец-то был счастлив. А мне и раньше было хорошо.
Офицеры вернулись заполночь — я как раз успел прослушать любимую передачу.
— Штаб! Стройся! — рявкнул Афанасьев.
Косяк выскочил из кабины, я кубарем скатился с крыши. В официальных ситуациях — когда начальник требует построения — докладывать полагалось мне: несмотря на равные звания, я был старше Косяка по должности. Мы с ним на пару составляли минимально необходимый экипаж боевой машины. Косяк давно не водил миномет, а я ни разу толком из него не выстрелил. Но шутки шутками, а мы и правда могли выгнать "Тюльпан" на огневую, развернуть, зарядить — и шарахнуть по клятым натовцам. Вдвоем это просто дольше, чем вшестером.
— Равняйсь! — скомандовал я.
Мы изобразили подобие строя. Афанасьев, конечно, валял дурака, но мы не имели ничего против свалять дурака в ответ.
За спиной майора капитан Дима Пикулин мелко хихикал и широко пошатывался.
— Смирно! Товарищ майор, за время вашего отсутствия…
— Вольно. Товарищи сержанты. В связи с успешным окончанием командно-штабных учений… Хм… М-да…
Тут Афанасьева заклинило. То ли он забыл, чего хотел, то ли передумал, то ли стоя задремал.
Капитан разрядил обстановку. Он просто обнял Афанасьева за талию и потащил в кунг. Майор сразу очнулся.
— Вольно! Разойдись! Отбой! — провозгласил он. — Всем отбой! Всем спасибо, молодцы!
Мы с Косяком переглянулись.
— Ты Афоню и Диму дольше знаешь. Как думаешь, ББМ четыре балла поставили или все-таки пять? — спросил я.
— Это пять! — убежденно сказал Косяк.
***
Утром спали долго. Полевая кухня уже готовилась сворачиваться, когда Косяк до нее добрался, но кашки пару котелков он там раздобыл. Позавтракали, выпили чаю, начали не спеша упаковываться. Я грустил. Мне страсть как не хотелось возвращаться в казарму. Все-таки находиться круглосуточно в компании ста с лишним человек — тяжкое испытание для психики. Надышавшись лесом, я это понял еще лучше. С другой стороны, и на том спасибо, некоторые всю службу в казарме сидят.
Я курил, глядя в лес, когда подошел Афанасьев и сказал:
— Значит так, товарищ младший сержант.
— Да, товарищ майор.
— У Косяка неподалеку родители живут. Получится небольшой крючок, но заехать в гости можно. Переночевать. Рассказывать про это в бригаде не надо. Понял? — Афанасьев сделал очень страшные глаза.
— Мне болтать об этом просто невыгодно, товарищ майор, — честно сказал я. — А то старший призыв от зависти на стенку полезет.