ему до всего этого дела не было, включая красивую вдову... По крайней мере
пока.
подумал Корсо, кто же тебя ублажает. Он нарисовал в уме некий
портрет-робот: солидный, красивый, образованный, богатый господин.
Восемьдесят пять процентов вероятности, что тот был другом покойного. И еще
Корсо задался вопросом, а не связано ли самоубийство издателя именно с этим
обстоятельством, на тотчас сердито себя одернул. Видно, издержки профессии
или что-то подобное... Иногда невесть почему он вдруг начинал рассуждать
как полицейский. Нелепое сравнение! Он содрогнулся. Впрочем, человек
никогда точно не знает, что кроется а темных безднах его души-какие
глупости и нелепости. - Позвольте поблагодарить вас, - сказал он, выбирая
из арсенала улыбок самую трогательную - улыбку симпатичного кролика.
все это кончится.
делать с коллекцией мужа - сохранить или избавиться от нее?
проходит после смерти библиофила, как книжное собрание покидает дом,
буквально следом за гробом. Его удивляло, что сюда еще не слетелись
стервятники букинисты. Ведь Лиана Тайллефер, до ее признанию, не разделяла
литературные вкусы мужа.
могли бы заинтересовать подобные книги?
секунд дольше, чем нужно.
случаю вздохом. - Подождём несколько дней...
ступеньки дались ему с большим трудом, ноги отказывались идти - как у
человека, который покидает место, где что-то забыл, но не знает, что
именно. Хотя он-то уж точно ничего здесь не забывал. Добравшись до
площадки, он поднял глаза и увидел Лиану Тайллефер. Она все еще стояла на
пороге и наблюдала за ним. И вид ее выражал нечто среднее между тревогой и
любопытством. По крайней мере так ему показалось. Корсо одолел еще
несколько ступенек и снова глянул вверх. Картина переменилась. Как будто
медленно полз вниз объектив кинокамеры. Из поля зрения Корсо исчезли
настороженные голубовато-стальные глаза, в кадре оставалось лишь тело:
бюст, бедра, крепкие ноги, поставленные чуть врозь, - великолепные,
сильные, как колонны храма.
меньшей мере пять вопросов остались без ответов, и нужно было в первую
очередь выстроить их по степени важности. Он остановился на тротуаре у
садовой решетки парка Ретиро и, высматривая такси, машинально повернул
голову налево, в сторону дороги. В нескольких-метрах от него стоял огромный
"ягуар". Шофер в темно-серой, почти черной форме читал газету. В этот самый
момент он поднял глаза, и взгляды их встретились - всего на несколько
секунд. Потом шофер снова погрузился в чтение. Он был смугл, черноволос, с
усами и бледным шрамом, вертикально пересекающим щеку. Внешность его
показалась Корсо знакомой - кого-то он явно напоминал. Ах да! Того высокого
типа, что сидел перед игральным автоматом в баре Макаровой. Но не только
его. В голове Корсо, бродило смутное воспоминание, что-то из очень далекого
прошлого. Он не успел проанализировать свои ощущения - как раз в этот миг
появилось свободное такси, и некий тип с маленьким чемоданчиком в руке уже
делал шоферу знаки с противоположного тротуара. Корсо поспешил
воспользоваться тем, что таксист смотрел в его сторону, быстро шагнул на
мостовую и остановил машину, опередив того, другого.
заднем сиденье, невидящим взором провожая летящие мимо машины. Дело в том,
что всякий раз, как за ним захлопывалась дверца такси, он погружался в
сосстояние блаженного покоя. Словно прерывались все контакты с внешним
миром и Карсо получал передышку - жизнь за окном на время пути замирала. В
предвкушении отдыха он запрокинул голову.
поездке в Португалию - первом этапе работы. Встреча с вдовой Энрике
Тайллефера породила много новых вопросов, и это тревожило его; Что-то тут
было не так - подобное случается, когда смотришь на пейзаж с неудачной
точки. Что-то еще... Машина успела несколько раз подолгу постоять на
перекрестках перёд красным светом, прежде чем Корсо сообразил, что в ход
его размышлений неотвязно вплетается образ шофера "ягуара". Корсо
почувствовал раздражение. Он был абсолютно уверен, что до бара Макаровой
никогда в жизни не видел этого типа. Но ничего не мог поделать с нелепым
ощущением. Я тебя знаю, сказал он беззвучно. Точно, знаю. Однажды, очень
давно, судьба сводила меня с похожим человеком. И я докопаюсь до истины. Ты
здесь, в темном уголке моей памяти.
Пруссаки под командованием Бюлова отступали с высоты у часовни святого
Ламберта. Легкая кавалерия Сюмона-и-Сюберви преследовала их по пятам. На
левом фланге все спокойно: решительная атака французских кирасиров рассеяла
и разбила красные формирования шотландской пехоты. В центре дивизия Жерома
наконец-то захватила Гугумон. К северу от Мон-Сен-Жан синие части старой
доброй Гвардии медленно группировались, а Веллингтон, забыв о строгом
порядке, занимал деревушку Ватерлоо. Оставалось нанести последний удар,
добить противника.
Храбрец из храбрецов. Он передвинул его вперед, вместе с д'Эрлоном и
дивизией Жерома, вернее, тем, что от нее осталось, и заставил их au pas de
charge{6} продвигаться по дороге на Брюссель. Когда они сошлись с
британскими частями, Корсо откинулся на спинку стула и затаил дыхание,
уверенный в том, что выбрал слишком рискованный ход: всего за полминуты он
принял решение, от которого зависели жизнь и смерть двадцати двух тысяч
человек. Он упивался этим ощущением, вторгаясь в плотные сине-красные ряды
и любуясь нежной зеленью леса близ Суаня, бурыми пятнами холмов. Боже,
какое красивое сражение!
рассыпался, как соломенная хижина ленивого поросенка из сказки, а Ней и
люди Жерома держали развернутую линию. Старая Гвардия наступала, все сметая
на своем пути, и английские каре одно за другим исчезали с карты.
Веллингтону не оставалось ничего другого, как отступить, и Корсо перекрыл
ему дорогу на Брюссель резервными частями французской кавалерии. Потом
медленно, хорошо подумав, нанес последний удар. Держа Нея между большим и
указательным пальцами, он продвинул его вперед - на три шестиугольника.
Суммировал коэффициенты мощности, глядя в таблицы: отношение получилось 8 к
3. С Веллингтоном было покончено. Оставалась крошечная щель, припасенная на
всякий случай. Он сверился с таблицей эквивалентов и убедился, что хватит и
3. Он успел почувствовать укол нерешительности, но все-таки взял в руки
кости, чтобы включить в игру долю необходимой случайности. Ведь даже при
выигранном сражении потерять Нея в последнюю минуту - чистое любительство.
И он получил коэффициент 5. Корсо улыбался краешком губ, нежно постукивая
ногтем по синей фишке-Наполеону. Представляю, каково тебе, приятель.
Веллингтон с последними пятью тысячами несчастных, прочие - кто погиб, кто
в плену, а Император только что выиграл сражение при Ватерлоо.
"Аллонзанфан"{7}. И пусть все книги по Истории летят к черту!
5000 воспроизводила поле боя, среди справочников, графиков стояли чашка
кофе и полная окурков пепельница; часы на запястье показывали три ночи.
Сбоку, на мини-баре, стояла бутылка, с красной, как английский камзол,
этикетки ему хитро подмигивал Джонни Уокер{8}. Белобрысый нахал, подумал
Корсо. И дела ему нет, что несколько тысяч соотечественников только что
были повергнуты в прах во Фландрии.
бутылке "Болса", зажатой между двухтомным "Мемориалом Святой Елены"{9} и
французским изданием "Красного и черного". Он откупорил бутылку, открыл
роман Стендаля и бесцельно перевернул несколько страниц, пока наливал джин
в стакан:
его воображение рисовало ему свет. Собрание реляций великой армии и
"Мемориал Святой Елены" - вот три книги, в которых заключался его Коран.
Никаким другим книгам он не верил{10}.
от долгого сидения тело. Бросил последний взгляд на поле брани, где после
кровавой схватки все затихало. Осушил стакан и почувствовал себя хмельным
богом, управляющим судьбами людей, как если бы речь шла об оловянных
солдатиках. Потом представил себе лорда Артура Уэлсли, герцога Веллингтона,
вручающего свою шпагу Нею. На земле лежали тела погибших юношей, мимо
мчались кони, потерявшие седоков, а под искореженным орудийным лафетом
умирал офицер Серых шотландцев и в окровавленной руке сжимал золотой
медальон с портретом женщины; в медальоне хранилась прядь белокурых волос.
Офицер погружался во мрак, и там, уже в другом мире, звучали аккорды
последнего вальса. С полки на него глядела балерина, а во лбу у нее,
отражая пламя камина, сверкала бисеринка, и балерина была готова упасть в
объятия черта из табакерки. Или - соседа-лавочника.
спокойно. Корсо видел его внутри каждого маленького квадратика на игровой
доске, на бурой линии, обозначавшей дорогу на Брюссель. Покрытое копотью
лицо, опаленные усы. Он три дня орудовал штыком. Он охрип, его лихорадило.
Он глядел вокруг невидящим взором. Корсо тысячу раз представлял себе, что
именно такой взгляд должен быть у всех воинов на всех войнах. Прадед
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Акунин Борис
Браун Дэн
Прозоров Александр
Журавлев Владимир