Чтение 9–й страницы книги ~Деньги для киллера~

- Пошли в кухню, чай пить с вареньем.

Черная смородина. Будешь?

- Буду! - Сонька села к столу и ложку схватила.

- Полотенце на колени положи, - сказала я, потому что Сонька была в
моем костюме, а у нее прямо-таки дар сажать пятна.

- Да ладно. Я аккуратно.

- Вот уж не поверю. Чего случилось? - спросила я, хотя про Славку мне
было неинтересно.

- Представляешь, пока мы в деревне были, этот подлец меня ограбил. Взял
у тети Веры ключи, ты знаешь, я ключи у нее оставляю (я знала, что в
противном случае Сонька их непременно бы потеряла и не смогла бы попасть в
собственную квартиру).

Ну, вот, так этот подлец пришел к ней, взял ключи, якобы я просила
кое-какие вещи привезти на дачу, и меня ограбил. Форменным образом. И что
мне теперь делать?

В милицию заявлять?

- Заяви.

- Ну, не чужие мы с ним все-таки люди.

- Так ведь все выгреб. 600 долларов, что на черный день были, и золото.
Все золото уволок.

- Тогда заяви, - кивнула я. Сонька была вялой и на себя непохожей.
Именно такое ее состояние навело меня на мысль... - Нет, только не это! -
воскликнула я и уставилась на нее.

- Кто ж знал, Греточка. Я ведь спрятала.

Вместе с кольцом и серьгами.

- Медальон? - спросила я. Сонька испуганно кивнула.

- Греточка...

- Убогая ты моя, я ль тебе не говорила, что брать его опасно?

- Греточка, - приготовилась реветь Сонька.

- Ну, вот, - сказала я. - Здорово повезет, если смерть у нас будет
легкой.

- Я ведь...

- Пей чай и молчи.

Сонька торопливо пила чай, конечно, с ложки капало, и подол моего
любимого костюма пошел пятнами.

- Ой, - произнесла Сонька тонкимтонким голоском. - Я нечаянно. Честно.

- Ерунда, - улыбнулась я и опрокинула вазочку с вареньем ей на грудь.
Мне сразу стало легче, я смогла даже допить чай, хотя Сонька визжала,
топала ногами и грозилась меня убить. Я смотрела на стену перед собой и
размышляла о тщете всего сущего.

- Гретка, - позвала Сонька, вдоволь наоравшись и переодевшись в другой
мой костюм, - надо Славку искать.

Разумеется, подруга была права.

- Сколько, говоришь, он денег прихватил?

- 600 баксов.

- 600 долларов пропить надо. Где он, как ты думаешь?

- Да где всегда, в "Витязе".

"Витязь" - забегаловка средней руки.

Главной ее достопримечательностью, кроме чудовищной грязи, был зал с
очень низким потолком, где стояли два бильярдных стола.

Славка мнил себя непревзойденным игроком в бильярд и здесь просаживал
свои деньги, когда они у него случайно появлялись.

- Поехали, - сказала я, - может, он еще не успел медальоном похвастать.

Мы поймали такси и махнули в "Витязь".

- Смотри, Славкина машина, - обрадовалась Сонька, завидев на стоянке
перед рестораном знакомую "девятку". Я не смогла скрыть вздоха облегчения,
но, как выяснилось, радовались мы зря: Славки здесь не оказалось. Мы раз
пять прошлись по залам, заглянули в бар, но его так и не нашли. Зато в
баре сидел Славкин друг Олег. Сонька направилась к нему. Я ждала у стойки,
она вернулась через десять минут, едва живая.

- Ну? - спросила я.

- Хуже не бывает. Славка ошивался здесь со вчерашнего дня. Проигрался.
Доллары еще вчера спустил. И медальон ставил. Олег видел. А сегодня к
обеду заявился, при деньгах, видно, где-то занял, - Сонька запечалилась. -
Олег говорит, полчаса назад видел, как Славка выходил отсюда с двумя
какими-то парнями.

- Куда выходил?

- Не знает. Столкнулись в дверях.

- Все, - обреченно заявила я, - Славку мы больше не увидим.

Я была права. Прождав часа четыре, мы поняли всю бессмысленность этого
занятия и вышли из ресторана. Машина по-прежнему находилась на стоянке, но
я почему-то была уверена, что ей нужно искать другого хозяина.

- Гретка, ты только не злись, - канючила Сонька, - может, я, конечно, и
виновата, но я не нарочно. Давай дружить, а?

- Давай. Перед смертью нужно все прощать друг другу.

- Плохи дела?

- Возможно, бывают и хуже, но мне о них ничего не известно.

- И что же нам делать?

- В милицию идти, сдаваться.

- Это что же, с тюрьму?

- Ну, не хочешь в тюрьму, давай в могилу.

В могилу Сонька не хотела, она посопела и опять полезла ко мне:

- Греточка, ты ж такая умненькая-преумненькая, неужели ничего придумать
не можешь?

- Ничего, - отрезала я, - идем в милицию.

- Сами себя в тюрьму сажать? - ахнула Сонька.

- Нет, сообщить о пропаже твоего возлюбленного.

Пропажа возлюбленного милицию не взволновала.

- Давно пропал?

- Часов пять. - Милиционер заскучал, а когда узнал, что Сонька не
является законной супругой пропавшего, и вовсе потерял к нам интерес. Мы
вышли из отделения: я усталая, Сонька взбешенная.

- И таким козлам сдаваться? - бушевала она. - Да пусть меня повесят!

- Возможно, нам повезет меньше... Вот что, поехали к Игорьку.

- К какому Игорьку? - не поняла Сонька.

- К соседу. Я думаю, он должен помочь.

Как-никак влюблен.

- Да он на сто лет моложе тебя, - съязвила Сонька.

- Ну и что, а тебя - на двести. - Сонька старше меня на девять месяцев
и напоминаний об этом не выносит. Она сразу же замолчала и всю дорогу до
моего дома обиженно сопела, что дало мне возможность обдумать мое
обращение к Игорьку. Он был влюблен в меня с самого детства. Мы живем в
одном подъезде - я на втором этаже, он на пятом. Как правильно заметила
Сонька, был он моложе меня, потому долгие годы я просто не обращала на
него внимания. Но делать это было все труднее, потому что любовь его
становилась все настойчивее, точнее, не любовь, а молчаливое обожание. Он
смотрел на меня по-особенному, бродил следом и оставлял цветы у порога. В
доме все добродушно посмеивались, его мать в шутку называла меня "снохой".
Я уехала учиться, но, наведываясь в родной дом, попрежнему видела под моим
окном упитанного мальчишку с веснушчатым лицом и оттопыренными ушами. Из
армии он вернулся рослым здоровяком, но уши остались прежними и способ
выражать свою любовь тоже.

Потом в жизни Игорька и в наших отношениях произошли разительные
перемены.

Все началось с шелковой турецкой рубашки.

Когда он в нее вырядился, то при встрече со мной стал смотреть мне
прямо в глаза и при этом лихо улыбаться. Когда к рубашке добавилась цепь
на шее, начал здороваться, а когда возле нашего подъезда возник белый
"Мерседес", Игорек стал невероятно разговорчивым, то есть, обращаясь ко
мне, мог произнести слов пятнадцать, при этом почти не краснея. Однажды, в
состоянии опьянения, он даже решился зайти ко мне в гости, плакал пьяными
слезами на моей кухне и клялся в вечной любви. После чего мне пришлось
подняться к Вере Сергеевне, его матушке, и Игорек был выдворен по месту
жительства. Утром он пришел ко мне красный как рак и, пряча глаза,
извинялся.

В результате этого случая наши отношения стали почти дружеские.

Во дворе Игорька считали бандитом.

Подрастающее поколение с энтузиазмом намывало его "Мерседес". Выло от
счастья, когда Игорек, подъезжая, бросил им: "Здорово, мужики!" О нем
рассказывали истории, бабульки у подъезда поджимали губы при его
появлении, а родная матушка под горячую руку называла его "бандюгой".

В общем, если и был человек, способный помочь нам в нашей дрянной
ситуации, так это, видимо, Игорек.

- Вот что, ошибка природы, - сказала я Соньке, когда мы входили в
подъезд, - помалкивай, что бы я ему ни сказала. Лучше всего притворись
глухонемой.

- Ладно, - кивнула Сонька. - Только ты бы мне сначала...

- Потом, - перебила я и надавила кнопку звонка Игоречкиной квартиры.

Дверь открыла Вера Сергеевна.

- Здравствуйте, - дружно улыбнулись мы. - Игорь дома?

- Дома, - сказала она, запуская нас в прихожую, - спит. Явился под утро.

- А разбудить его нельзя? - заискивающе спросила я. - Он нам очень
нужен.

- Чего ж нельзя, можно. Вы в кухню проходите. Сейчас чайку попьем.

Тут из спальни послышался сонный Гошкин голос:

- Ма, кто там?

- Маргарита из четвертой квартиры с подругой, тебя спрашивают.

- Я сейчас, пусть подождет! - крикнул он и вскоре появился в кухне с
мокрыми зачесанными назад волосами и лихой улыбкой. На нем были шорты и на
шее золотая цепь толщиной с мою руку.