Чтение 9–й страницы книги ~Цеховики~

успел прошипеть: "Это же пятнадцать бутылок водки". Такой стресс был, что в
обморок упал. В больницу с сердечным приступом доставили.

Я улыбнулся.

- Во, вам смешно. А нам, как указ приняли, одна морока. Стоит пьяни
какой-то в вытрезвитель попасть, сразу бумага к нам - принимайте меры. По
положению всю бригаду надо премии лишать. Да еще по итогам месяца в райкоме
и горкоме на орехи достается. А самогонщики - это вообще... Выносят детали с
завода, сооружают аппараты - хоть на международную выставку. Завод
электронный, что угодно стянуть можно. Вы представляете, что такое
самогонный аппарат с электронным программированием?

- Туго, - признался я.

- А я теперь представляю. У одного "кулибина" изъяли. Начальник нашего
райотдела признался мне, что такого еще в жизни не видел. Спилась
Россия-матушка! И ни один сухой закон здесь не поможет.

- Так как нам все-таки этого человека отыскать?

- Я-то каждого из двадцати тысяч работающих не помню. Выделю вам
инспектора из отдела кадров - ищите в картотеке.

Перво-наперво мы принялись за больничные листы. И вскоре Пашка сказал:

- Вот, пожалуйста, Роман Викторович Парамонов, рабочий бойлерной. Со
второго по шестнадцатое августа на больничном. Непроизводственная травма.
Трещина в ребре и гематома мягких частей лица. Он?

- Сейчас узнаем. Как нам его найти, Светлана Петровна?

Инспектриса ОК, дородная собранная женщина, кивнула.

- Сейчас вызовем.

Человек, которого привели к нам в кабинет, несомненно, принадлежал к
племени чистопородных "синяков".

- Здравствуйте, - согнувшись, теребя засаленную кепку, произнес он.

- Добрый день.

- Мне велели зайти к вам. Но я, право, не знаю, в чем причина вашего
интереса.

- Извините, какое у вас образование? - спросил я.

- Филолог. Преподавал в институте.

- Понятно. Прошу, - я указал Парамонову "а стул.

- Спасибо, - он присел.

Это был интеллигентный "синяк". Рюмка за рюмкой, и бывшие учителя,
кандидаты наук, преподаватели, научные сотрудники постепенно скатываются все
ниже, пока не оказываются на самом дне, работают в бойлерных и распивают
спиртное в сквериках с бродягами. Ему было лет пятьдесят, его алую
физиономию можно было бы использовать вместо светофора. В манере держаться,
в произношении еще чувствовались остатки былой образованности.

- Как вы очутились на больничном?

- А какое это имеет значение?

- Имеет.

- Упал. С лестницы.

- Шел, упал, очнулся - гипс, - кивнул Пашка.

- Ей-богу, я не понимаю вашей иронии.

- Вот что, Роман Викторович. Нас совершенно не интересует, в каких
подворотнях вы падаете. Мы не собес. Я - старший следователь областной
прокуратуры. Занимаюсь расследованием тяжких преступлений.

- Ничего не понимаю.

- И не надо. Отвечайте, пожалуйста, на вопросы. И помните, что
следователю врать нельзя. От этого есть хорошее лекарство - пара лет тюрьмы
за дачу ложных показаний. Вы меня хорошо поняли?

- Бог мой, о чем вы? Какие тяжкие преступления? Какая тюрьма?

- Мы вас очень внимательно слушаем.

- Где-то с неделю назад я пошел прогуляться. Очень хотелось выпить, -
скромно потупился Парамонов, будто говорил не о всепоглощающей страсти,
поломавшей всю его жизнь, а о мелкой привычке вроде ковыряния спичкой в
зубах.

- Короче, вы хотели найти, с кем выпить. И за чей счет.

- За чужой счет не пью, - обиделся интеллигент. - Около винного магазина
я познакомился с молодым человеком, и мы решили отметить наше знакомство
бутылкой вина. У него оказались некоторые связи среди продавцов, и в парке
мы выпили... К сожалению, в пьяном состоянии он оказался человеком грубым и
беспокойным. Налил себе больше, чем мне, а когда я сделал ему замечание,
пришел в бешенство. Обзываться начал.

- Как?

- Козлом назвал.

- Он утверждает, что это вы его обозвали козлом.

- Я его назвал козлом или он меня - разве упомнишь, - пожал плечами
Парамонов. - Какая разница?

- Никакой, - сказал я и отметил про себя, что они оба козлы.

- Сильно бил? - сочувственно спросил Пашка.

- Прилично. Вон ребро болит. Трещина.

- Небось и по носу перепало?

- Перепало. Всю рубашку кровью залил.

- Какая у вас группа крови?

- Четвертая.

Мы с Пашкой переглянулись. Я вытащил бланк протокола допроса...

- Все, основное наше доказательство лопнуло, - сказал Пашка, когда мы в
отвратительном настроении покидали территорию завода.

- Лопнуло.

- Ничего. Есть билет на электричку, краденые вещи.

- А сам-то как думаешь, Бородуля убийца или нет?

- У тебя есть сомнения?

- Есть.

- Теперь и у меня тоже.

- Надо с ним переговорить...

Мы отправились в изолятор временного содержания, где продолжал мотать
пятнадцать суток Бородуля. Как подозреваемого мы его пока не задерживали,
чтобы не начал течь срок содержания под стражей. Бородулю привели в комнату
для допросов. Выглядел он совсем плохо. Весь издергался без выпивки. Да и
сто вторая статья вряд ли поднимает настроение.

- Привет, Кузьма.

- Здравствуйте.

- Ничего не хочешь сказать?

- А что, вам мало, что я на себя мокруху взял?

- Взял? - усмехнулся я. - Можно подумать, не ты ее совершил, а мы ее на
тебя повесили...

- Совершил или повесили - какое это теперь имеет значение? Моя эта статья
- и все. Я - убийца.

- Кузьма, ты слишком много недоговариваешь, - вздохнул я.

- Договариваю, недоговариваю - ну и что?

- Ну, ты прямо философ - все в мире тщетно, все суета сует.

- Вы чего, на эксперимент меня повезете? Тогда сразу скажите, что я
должен показывать. Я уже забыл напрочь, как все было. Ну, кто где стоял,
какие удары нанес. Хоть убейте - не помню.

- Не помнишь? Или не наносил? - спросил Пашка.

- А, - махнул рукой Бородуля.

- Вот что, расскажи-ка все не для протокола. И мы подумаем, может, чем
поможем...

- Честно рассказать?

- Честно.

- Если честно, то не убивал я никого.

- Твой подельник убил? - спросил я. - Говори. Если вы сразу не
договаривались на убийство, то имеет место эксцесс исполнителя, тебе сто
вторая отпадает.

- Какой эксцесс?! - взорвался Бородуля. - Слышь, следователь, я вообще не
видел, как его убивали. Я когда пришел, он уже трупом лежал. И двери на даче
не заперты. Мне, дураку, сразу в ментовку надо было бечь. "Караул" орать. А
я неопохмелившийся был. Ну, знаешь, тогда ведь ничего не волнует, кроме
того, где достать. Я взял большую сумку, она в углу валялась, понапихал туда
всего. Кой-какие вещички в тот же день спустил.

- Ты серьезно?

- Куда серьезнее.

- Свежо предание, да верится с трудом. Если ты такой хороший, чего ж ты
на убийство раскололся?

- А куда деваться? Вещи с мокрухи при мне. Телогрей кровью заляпан. Да
еще эта, как ее, группа крови совпадает. Суд без разговоров стенку даст,
если не начать пощады молить...

- Во дурило! - покачал головой я.

- Я честно говорю. Мне терять нечего. Все равно это статья моя. Я вас
знаю - вам лишь бы дело закрыть. Поехали на эксперимент...

- Подождем с экспериментом... Мы условились говорить откровенно. Кто еще
был с тобой?

- Никого. А что старуха та показывает... Она говорит, один в светлой
куртке, а другой в чем-то темном... Значит, смотри. Я на станцию вышел.
Решил сразу к Новоселову не идти. Недалеко поселок, там пившие есть, его
указом еще не пришибли. У меня денег немного осталось. Я решил туда доехать,
перехватить кружку. Пока автобуса ждал, увидел, как к станции подошли двое.
Прям как бабка описывает. Они электричку ждали. У одного сумка была, он
бутылку то ли пива, то ли воды вытащил и жадно так присосался. Допил. Тут
тетка к нему подошла. Насколько понял - она там на станции бутылки собирает.
Потом электричка прибыла. Они уехали. А я в Сосновку на автобусе добрался.
Перехватил пивка, и к Новоселову.

- С кем пиво пил?

- Там местная братва. Наши ребята, работяги. Помню, Серега был, кличка
Пинцет. Приглашал еще заезжать. Да только не довелось...

- Ладно, вали отсюда. Будем думать.

- Думайте... Все одно под мокруху меня подведете. Я вас, гадов, хорошо