Сука, будет, наверное, прочищать мне мозги по поводу моего личного
педагога.
- Затем послеобеденный сон, после которого Ваше величество может провести
время в кругу семьи.
- Жен что ли? - с беспокойством уточнил я.
- Так точно, Ваше величество. И, наконец, в шесть вечера бои гладиаторов.
- Ого! - восхитился я, - кто рубится то?
- Команда бывших политиков из леворадикального блока.
- То есть, как это?
- После переворота коммунисты и центристы были взяты в плен и из них
сформировали отряды смертников для боев на арене.
У меня испортилось настроение. Мне явно не понравилась участь горемычных
левых, но я промолчал, понимая, что не стоит посвящать типа в свои личные
переживания.
Церемония встречи с королем Иордании и переговоры с ним весьма утомили
меня.
Король, который вел современный образ жизни и своего гарема не держал,
явно завидовал мне и все его речи сводились к тому, как именно мне удается
поддерживать порядок и взаимопонимание среди такого количества женщин.
- Мне иногда тоже хочется, - с грустью сказал он, когда министры
иностранных дел оставили нас для беседы с глазу на глаз, - однако на
дворе двадцатый век и к гарему сейчас относятся как к пережитку
феодального общества.
- Будьте выше этих предрассудков, коллега, - упрекнул я его.
- И хотелось бы, дорогой Соломон, да сан не позволяет. Вам вот хорошо, в
вашем лице народ видит своего национального героя и потому закрывает глаза
на гарем... А у меня этот номер не пройдет. Я и тем доволен, что пока еще
терпят меня как короля.
- Всем бы таких прогрессивных королей как вы, - мастерски ввернул я
комплимент.
Я всегда знал, что во мне умирает великий дипломат и сейчас, как раз
представилась редкая возможность реализовать заложенные во мне природой
таланты. Уж я-то постараюсь вывести страну из политического кризиса и
добиться уважения на международной арене.
Я склоню симпатии ООН в нашу сторону и продолжу последовательное
углубление взаимовыгодных связей с третьими странами.
- И все-таки, дорогой Соломон, вы в рубашке родились, - грустно улыбнулся
мне король, - такое количество жен, в любую минуту готовых к вашим услугам.
- Да уж, - сказал я, стыдясь своего счастья, - они всегда готовы и в этом
их преимущество перед нами.
- А я, вот, не могу себе позволить даже безобидную интрижку с горничной,
- горько пожаловался король, - сразу в газетах растрезвонят. Вы же слышали
эту историю с бедным Биллом: улыбнулся, бедняжка, какой-то потаскушке в
гостинице, а та возьми да закати истерику в прессе, дескать, господин
президент, предлагал ей заняться оральным сексом.
- Да, не повезло нашему другу, - согласился я, - но на вашем месте,
коллега, я бы не брезговал случайными встречами. Оставьте корону
родственникам в Иордании и поезжайте в Европу, инкогнито, развлекитесь...
- Я бы и рад, но сейчас ведь СПИД свирепствует. Я просто в растерянности,
коллега.
- Ну что вы, с вашими возможностями да не уберечься, и вообще, рекомендую
вам пользоваться гондоном.
Его величество не знал, что такое гондон. Мы говорили по-английски, но я
намеренно произнес слово кондом в русской транскрипции, чем, собственно, и
ввел его в заблуждение.
Разумеется, король не понял значение данного слова, но чтобы я не
заподозрил его в невежестве, он не стал переспрашивать и уточнять, что
конкретно я имел в виду.
Наша беседа наедине длилась сорок минут.
Мы бы сидели и дольше, но высокопоставленный иорданец, очевидно,
почувствовал позывы к мочеиспусканию, судя по тому, как беспокойно он
заерзал в кресле. Это обстоятельство, тем не менее, фактически, спасло
меня от утомительного и скучного разговора с этим неординарным человеком,
выдающимся политическим деятелем и борцом за справедливый мир на Ближнем
Востоке.
Высокий гость удалился в гостиницу писать, а я с трудом дождался
обеденного перерыва, после которого выспался и привычно уже потребовал
Веронику.
Она пришла в строго официальном одеянии " а ля секретарь райкома" и с
серьезным выражением лица.
Я привык видеть ее нагишом, и этот сухой партийный стиль несколько
удивил и даже обидел меня:
- Что с тобою, детка, ты не расположена сегодня к сексу?
Я стал заметно свободнее вести себя в отношениях с ней, и это было
лишним свидетельством образовавшейся между нами духовной и физической
близости.
- Что вы, Ваше величество, - зарумянилась она, - для меня нет большего
счастья, чем отдаться вам.
- Какого же рожна ты напялила на себя эту броню? - показал я на
райкомовский камзол.
- Так распорядился Совет мудрейших.
- Значит, не дашь? - сказал я.
Пошляк, - мысленно проклинал я себя, - как ты ведешь себя с женщиной, по
которой сходишь с ума?
- Я не могу нарушить запрет мудрецов, но как главный педагог я
позаботилась о вас, Ваше величество.
- Правильно, милочка, мы все сделаем так, что никто и не узнает!
- Вы не поняли меня. Я привела сюда ваших жен.
Она вытащила из сумочки мобильный телефон и официальным тоном отдала
приказ.
Тотчас в покои вошло более дюжины девушек в русских сарафанах:
- Выбирайте, Ваше величество.
- Откуда они? - спросил я
- Здесь представлен русский набор, - совершенно отчужденным голосом
сказала она, - но если пожелаете можно пригласить жен из Западной Европы.
Я подошел к ней и сказал на ухо:
- Мне никто не нужен кроме тебя, родная, можешь отправить их обратно в
Европу.
- Умоляю вас, - бледнея, прошептала она, - среди них могут оказаться
наушницы, - сделайте это для меня.
- Хорошо, милая, не надо бледнеть и пугаться, я сделаю это для тебя.
Я прошелся перед строем и обратил внимание на голубоглазую стройную
блондинку:
- Имя? - начальственно спросил я.
- Маша, - потупив взор, отвечала она.
- Остальные марш в Гарем! - распорядилась Вероника.
Когда все вышли, она ревниво окинула быстрым взглядом Марию и,
поклонившись мне, тихо закрыла за собой двери.
И все-таки я ей не безразличен, как она зыркнула-то глазенками на
Машеньку.
Глава одиннадцатая
А был ли мальчик-то?
Я подошел к своей избраннице.
Она боялась поднять на меня глаза. Господи, уж не целка ли?
- Сколько тебе лет, Машенька? - спросил я, по-отечески потрепав ей щечку.
- Девятнадцать, Ваше величество! - отвечала она, густо покраснев.
Я был тронут ее способностью краснеть, и еще больше утвердился в ее
невинности.
- А чем ты занималась до сих пор? - продолжал я трепать ей щечку.
- Я работала девушкой по вызову, сказала она, покраснев еще гуще.
Мне стало как-то неловко оказывать ей отеческие знаки внимания и я,
переключившись на деловой тон, предложил ей поработать и на сей раз.
Машенька хорошо знала свое дело. В мгновение ока она скинула с себя
легкий сарафан, обнажив крепкое молодое тело. Затем ловко раздела меня и,
уложив на тренажерную тахту, со знанием дела приступила к общеукрепляющему
массажу, в котором оказалась большой искусницей.
На мой изумленный взгляд она робко отвечала, что специально изучала
даоскую систему массажа, повышающую сексуальную энергию мужчины. Пальцы ее
бегали по моим яичкам, как руки виртуозного музыканта, с чувством
исполняющего один из самых бурных сонетов Шопена.
Я почувствовал легкое половое томление, но мой мальчик продолжал
оставаться в глубокой депрессии. Я собрался уже извиниться перед этой юной
чародейкой, как обычно делал это с женой или несчастной и навсегда
потерявшей надежду соседкой, но она, изменив тактику, вдруг стала дергать
мои потеплевшие яйца в разные стороны.
Сначала это было удивительно, немного больно и непонятно, затем, едва
ощутимое желание стало заполнять мои обмякшие чресла, и сморщенный мальчик
принялся понемногу набухать.
- Только без сексуальных фантазий, - сразу предупредила меня Машенька, -
расслабьтесь, пожалуйста, и ни о чем не думайте.
Через мгновение мальчик вырос в былинного богатыря. Машенька нагнулась и
восторженно поцеловала его.
- О, - сказала она, изумленно ухватившись за головку, - настоящий Илья
Муромец!
Вот она общая ментальность, - размышлял я, - ну о чем бы я сейчас
говорил с женами из западной Европы?
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Семенова Мария
Акунин Борис
Шилова Юлия