него имелись и качества, очень редкие для русского человека, но столь
ценимые Канкриным -- точность и педантичность.
чересчур задержал.
достал из шкатулки одну из монет с профилем Константина и, полюбовавшись ею,
бросил обратно на дно со словами:
собой не мог сказать вслух: "Но хорошо, что ей не пришлось дать ход."
князя и имел причины опасаться за свою участь в случае его воцарения.
следующий день управляющий Департамента горных и соляных дел Карнеев.
монетного двора Еллерс. Все трое любовались новым, но уже безнадежно
устаревшим рублем. Три пары штампов, несколько десятков оловянных пробных
оттисков, чертежи и эскизы были упакованы в несколько ящиков и опечатаны.
Осталось последнее -- скрыть с глаз саму шкатулку с монетами. Разогретый
сургуч уже ждал своей участи. Чтобы не привлекать к секретному делу лишних
людей, все документы писал лично Соболевский.
дескать, можно опечатывать. Но тут в кабинет легкой походкой просто ворвался
человек среднего роста, с крупной, римских пропорций головой, с несколько
небрежно повязанной шейной косынкой вместо установленного уставом галстука.
Это был Яков Рейхель, художник и главный модельер монетного двора.
набросал эскиз нового, николаевского рублевика.
Карнеев -- отошли к окну, любуясь безупречностью работы действительного члена
Академии художеств.
монетой.
движением положил одну из монет из шкатулки в маленький жилетный карманчик.
Затем он с прилежным усердием лично опечатал шкатулку и отнес ее в один из
ящиков, готовых к отправке.
только расписаться.
в который уже раз старался понять, что же заставило его взять
константиновский рубль. Сунув монету в карман, он первоначально даже не
понял, что совершил. Лишь много позже до Алексея дошло, что он именно украл!
Но почему? Словно какая-то высшая, неподвластная ему сила руководила его
рукой. Случившееся волновало и корежило душу молодого чиновника. По
молодости лет ему не приходилось впрямую сталкиваться с такими явлениями,
как взятничество или растрата. Высочайшей милостью своего покровителя
Алексей быстро перенесся с незначительного поста, где ни о взятках, ни о
живых деньгах и речи идти не может, сразу в такие сферы, где темные
махинации совсем уже не имеют места. Сам Канкрин, отец шестерых детей,
служил образцом честности, неподкупности и даже скупости, перенося их из
личной жизни в дела финансовые, чем порой вызывал насмешки у российских
аристократов. Так что же заставило его, Алексея Соболевского, взять монету?
рисунка до конечного результата? Сроднился с ней за эти шесть дней? Самое
странное, что сейчас он даже не знал, что с ней делать. Оставить себе? Но
она вечно будет напоминать о совершенном проступке, грехе. Для
педантично-честного Алексея это показалось настолько ужасным, что он чуть
было не решил выбросить проклятый рубль, даже обернулся к Неве, но
заснеженное белое пространство тут же заставило его отказаться от пришедшей
в голову мысли. Не дай Боже, кто-нибудь найдет монету на льду, и тогда она
неизбежно попадет в руки полиции. Соболевского даже в жар бросило. Это ведь
неизбежное дознание, розыск, открытие истины и бесчестие!
простор Северной Пальмиры. И это холодное, ледяное безмолвие, строгость форм
архитектуры и застывшей воды неожиданно успокоило его.
троне Николай, о монетах никто и не вспомнит. Зато завтра я приглашен на
обед к Обориным. Покажу монету Леночке, пусть знает, в каких важных делах
участвует ее жених."
его забыть о всех неприятностях заканчивающегося дня. Северный ветер ударил
сильней, и, отвернувшись от этого неприятного, ледяного дыхания Гиперборея,
Cоболевский поспешил домой.
7. ПРОГУЛКИ БЕЗ ЛУНЫ.
столом и положив голову на раскрытую тетрадь. От ускользнувшего сна осталось
только какое-то неясное воспоминание, что-то связанное с черной тетрадью, c
константиновским рублем. Заспанными глазами Михаил в очередной раз прочитал
выученную наизусть концовку первой записи: "Сим удостоверяю, коллежский
асессор, Алексей Соболевский, сын Александров. 18 февраля 1850 года". И
старомодная, витиеватая роспись, начинающаяся с огромной заглавной "С" и,
постепенно сошедшая к почти незаметной последней букве с коротким росчерком
в конце.
Стрелки его "Командирских" показывали третий час ночи.
тело Нумизмата не хотело покрываться жирком даже во времена властвовавшей на
кухне Наташки, готовившей много и вкусно. Ну а годы на хлебе и концентратах
тем более не дали разжиться "прослойкой", так что промерзал он мгновенно, до
самых печенок, отчего не любил ни осень, ни зиму.
расходиться. Музыка гремела, пробиваясь даже сквозь толщину стен и
заамбразуренных окон. Но звучала не томная музыка, про которую ему
рассказывал в свое время Семка-Динамит, а что-то более ритмичное. Под такую
хорошо раздевать не топ-модель, а роту новобранцев. Из раскрытых дверей в
ярком столбе освещенного проема появлялись мужские и женские фигуры, но,
отойдя буквально на несколько метров в серую тьму, сразу превращались в
темные, размытые силуэты. Оставались лишь голоса, смех да хлопанье дверей
машин.
толстым стволом Михаил и разместился. Машины разъезжались, высвечивая
напоследок фарами остальных завсегдатаев бара. Вскоре подошел и хозяин
ближайшей к Силину "десятки". До Нумизмата донесся голос с характерным
кавказским прононсом.
его, резко развернувшись, на сумашедшей скорости понеслась в сторону выезда
из города, на пустынное шоссе, любимое место гибели этих ночных фанатиков
свечинской "Формулы-1". На одном из поворотов стояло уже три памятника таким
вот "сорокаградусным" пилотам.
ненависти, так часто посещающая его в последнее время, заставила
передернуться судорогой отвращения лицо и тело Нумизмата.
"Понтиак" Гарани. Силину надоело стоять на одном месте, и он решил обойти
здание бара. Оказалось, что не только фасадные, но и боковые окна заложили
стеклоблоками. Сохранились лишь окна, выходящие на пустырь. Подойдя к ним,
Михаил сразу услышал характерный грохот посуды, резкие женские голоса.
железными решетками по подобию жалюзи. Но изнутри кухни одно из окон
оказалось открытым, это Нумизмат понял и по звуку, и по стойкому запаху
жареного мяса, вызвавшему у Силина резкое отделение слюны.
обыденным бытом кухни. От окна тянуло теплом, он даже смог немного согреть
озябшие руки. Внутри кухни, как на освещенной сцене, неторопливо
передвигались поварихи, готовить уже ничего было не надо, и они приводили в
порядок посуду, по ходу дела перемывая косточки знакомым и родственникам.
Наташки. Саму ее он не видел, она сидела как раз в простенке между окнами, в
каком-то метре от Михаила, и чистила впрок картошку.
как поп, волосы немытые, грязные, висят сосульками, тьфу!
парировал: "Сука!"
бежит. Деньги кончатся, пнет его -- он ко мне плетется.
по общему мнению, гуляет направо и налево, а глупой бабе все невдомек.
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман