пулеметов, потом видели, как в гетто на открытой машине возвращается
Рошманн.
По-видимому, они все без исключения предназначались для "особого обращения",
потому что до гетто так и не дошли. Мы и не видели этих людей: их прямо со
станции отвели в Высокий лес и расстреляли. В тот же вечер из леса на
четырех грузовиках привезли пожитки и вывалили их на Оловянной площади для
сортировки. Получилась целая гора имущества. Ее разложили на кучи. Все
складывали отдельно - обувь, носки, белье, брюки, платья, пиджаки, помазки,
очки, вставные челюсти, обручальные кольца, перстни, шапки и прочее.
раздевали донага, их вещи собирали, сортировали и отправляли обратно в
Германию. Золото, серебро и драгоценные камни собирал лично Рошманн...
почему я завербовался в охранку, что одним "капо" больше, одним меньше - от
этого число убитых не изменится, а лишний выживший свидетель может если не
спасти немецких евреев, то хотя бы отомстить за них. Так я успокаивал самого
себя, но в этом ли крылась истинная причина моего поступка? Может быть, я
просто страшился умереть? Как бы то ни было, страх вскоре прошел, потому что
в августе случилось нечто, убившее во мне душу...
томились, пока их не выслали на восток, десятки тысяч немецких и австрийских
евреев, пришел еще один транспорт. Я стоял на краю Оловянной площади,
смотрел, как Рошманн выбирает, кого расстрелять сразу же. Каждый был обрит
наголо, потому трудно было отличить мужчин от женщин - разве что по робе,
какую обычно носили женщины. Одна из них на другом конце площади привлекла
мое внимание. Что-то в ее облике показалось мне знакомым, хотя женщина была
истощена, высохла, словно щепка, и не переставая кашляла.
же схватили ее за руки и выволокли из строя к уже стоявшим посреди площади.
Многие из того транспорта не годились для работы. Это означало, что меньше
наших узников казнят сегодня, чтобы соблюсти норму в населении лагеря.
Впрочем, на мне это отразиться не могло. Рошманн видел мои шрамы, но,
кажется, не узнал их. Он бил по лицам столь многих, что рубцы на щеках не
привлекали его внимания.
расстрел. Но у ворот стояла и душегубка, посему из колонны вывели человек
сто самых слабых. Мне с четверыми или пятью другими "капо" и выпало подвести
их к фургону. Была среди них и та женщина, ее грудь сотрясалась от
туберкулезного кашля. Она знала, куда идет - они все знали, - но, как и
остальные, покорно брела к фургону. Женщина оказалась слишком слаба, чтобы
подняться на высокую подножку, и повернулась ко мне за помощью. Мы
ошеломленно уставились друг на друга.
сорвали с голов фуражки. Понимая, что подходит эсэсовец, я проделал то же
самое. Женщина по-прежнему смотрела на меня не мигая. Эсэсовец вышел вперед.
Это был капитан Рошманн. Он приказал двум "капо" продолжать и выцветшими
голубыми глазами взглянул на меня. Я посчитал, что его взгляд означает
только одно: вечером меня высекут - я не слишком проворно снял фуражку.
вечером?
взгляд на женщину, заподозрил что-то, прищурился и расплылся в хищной
улыбке.
сесть в фургон.
прошептал: "Даю тебе десять секунд. А потом пойдешь туда сам".
забралась-таки в фургон. Поднявшись, Эстер взглянула на меня, и две
слезинки, по одной из каждого глаза, скатились у нее по щекам. Она так
ничего и не успела сказать. Двери захлопнулись, фургон уехал. Последнее, что
я увидел, были ее глаза.
ненависть, презрение или сочувствие, неприятие или понимание? Этого я уже не
узнаю.
отныне ты не человек.
девятого августа 1942 года. Я стал роботом. Ничто больше меня не волновало.
Я не чувствовал ни холода, ни боли. Равнодушно смотрел на зверства Рошманна
и его холуев. До меня не доходило ничто, способное затронуть душу. Я просто
запоминал все до мельчайших черточек, а даты выкалывал на коже ног.
Приходили новые транспорты, людей отправляли на казнь в лес или в душегубку,
они гибли, их хоронили. Иногда я, сопровождая смертников к воротам гетто с
дубинкой в руке, заглядывал им в глаза. И мне вспоминалось стихотворение
английского поэта, где описывалось, как старый моряк, которому суждено было
выжить, заглядывал в глаза своих умиравших от жажды товарищей по команде и
видел в них проклятие. Но для меня этого проклятия не существовало - я даже
не чувствовал себя виноватым. Это пришло позже. А тогда была лишь пустота,
словно у живого мертвеца...
***
казалось однообразным, но вместе с тем завораживало. Несколько раз он даже
откидывался на спинку кресла и переводил дух, чтобы успокоиться. Патом читал
дальше.
окну, выглянул на улицу... Яркая неоновая реклама кафе "Шери" освещала
Штайндамм, выхватывала из тьмы проститутку - одну из многих, что стоят на
площади в надежде облегчить карманы какого-нибудь бизнесмена. Подцепив
клиента, она ушла бы с ним в ближайший отель и через полчаса заработала бы
сто марок.
***
в лесу и уничтожить их - сжечь или вытравить негашеной известью. Приказать
такое было гораздо легче, чем сделать; надвигалась зима, и земля уже
подмерзла. Рошманн целыми днями ходил мрачный, из-за хлопот с выполнением
приказа ему было не до нас.
лопатами, изо дня в день клубился над соснами черный дым. Полуразложившиеся
трупы горели плохо, работа шла медленно. В конце концов переключились на
известь. Ею пересыпали тела, а весной 1944 года, когда земля размякла,
известь сделала свое дело .
никакой связи с внешним миром, а жили в одном из самых ужасных лагерей -
Саласпилсе. Потом их уморили голодом - не помогло даже то, что одни стали
есть других...
ликвидировали. Узников - а их было около тридцати тысяч - вывели в лес,
почти всех расстреляли: их трупы легли на последние костры из сосновых дров.
Около пяти тысяч оставленных в живых перегнали в концлагерь Кайзервальд, а
наше гетто сожгли, руины сравняли бульдозерами. И от концлагеря, когда-то
бывшего здесь, осталось только несколько гектаров посыпанной пеплом земли
.
***
болезнями, каторжным трудом и зверствами охранников в Кайзервальде. Капитан
СС Рошманн не упоминался вообще. Видимо, он остался в Риге.
теперь уже до смерти напуганные возможностью попасть в плен к русским,
отчаянно готовились к бегству из Риги с горсткой последних выживших узников,
которые служили им пропуском в рейх.
прибегали к такой тактике довольно часто. Ведь пока они могли заявить, что
выполняют важное правительственное задание, им были обеспечены преимущество
перед вермахтом и возможность избегнуть встречи со сталинскими, дивизиями на
поле боя. А "задание", которое, кстати, они придумали себе сами, заключалось
в доставке в центр Германии, где пока было безопасно, заключалось в доставке
в центр Германии, где пока было безопасно, остатков своих "подопечных".
Иногда дело доходило до того, что эсэсовцев бывало больше, чем узников,
которых они сопровождали, раз в десять.
***
Якубенко Николай
Корнев Павел
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Флинт Эрик