Чтение 9–й страницы книги ~Бенефис мартовской кошки~

- Я москвичка. Уборщица вскинула брови:

- Да? Правда?

- Вот, видите, паспорт с постоянной столичной пропиской.

- Почему же тогда квартиру ищете?

- Я была замужем, потом супруг умер, а свекровь велела убираться вон.
Жила одно время с сыном, но не заладились отношения с невесткой,
разругались вдрызг, вот и оказалась на вокзале вместе с необходимыми
вещами и Хучем. Деньги есть, думаю пока снять квартирку, а там
разберусь.

Поломойка оперлась на швабру.

- Хотите ко мне поехать? Живу в двухкомнатной квартире, одна, сто
долларов в месяц устроит?

- Конечно.

- Еда сюда не входит.

- Естественно, только у меня собака.

- Ну и хорошо, у самой две.

Внезапно свинец в моей груди расплавился и горячим потоком стек в
желудок. Дышать мгновенно стало легко, и меня покинуло чувство
безысходности.

- Отлично, куда ехать?

- Ты посиди тут еще часок, - сказала уборщица, - сейчас смена
закончится, и двинем, кстати, меня зовут Тина.

***

Дом, в котором мне отныне предстояло жить, выглядел не лучшим
образом. Серая пятиэтажка из бетонных блоков, швы между которыми
замазаны какой-то черной субстанцией. Ни домофона, ни кодового замка. По
узкой лестнице мы взобрались на пятый этаж, и моя хозяйка вставила ключ
в замочную скважину.

Я не всю жизнь провела в благополучии, богатство свалилось на нас не
так давно. Долгие годы жила в Медведково, именно в таком блочном доме, и
сейчас хорошо знала, какой интерьер скрывается за обшарпанной деревянной
дверью.

- Входи, - велела Тина.

Я покорно шагнула в крохотную прихожую, споткнулась об обувницу и
остолбенела. Из комнаты медленно выходила собака Баскервилей. Огромное
серое животное с жуткой мордой.

- Мама, - пискнула я.

- Не бойся, - устало ответила Тина, - знакомься, это Альма.

Чудовище завертело длинным тонким хвостом и издало тихое ?гав?.

- Он не съест Хуча?

- Альма дама, - засмеялась Тина, - и она обожает всех, жутко
любвеобильная особа, а уж по маленьким собачкам прямо сохнет.

- Гав, гав, гав, - донеслось из кухни, и в коридорчик выскочило нечто
небольшое, лохматое, остроносое.

Я попятилась:

- Это кто? Крыса?

- Ты что, она же лает! - возмутилась Тина. - Собака, конечно, Роза
фон Лапидус Грей.

- Прости, как ты ее назвала?

- Роза фон Лапидус Грей - Это порода или имя? Тина засмеялась:

- Я ее породу точно не знаю, кажется, китайская лохматая ши-цу.

- Первый раз про такую слышу!

- Да какая разница, - отмахнулась Тина, - одна беда, эта мелочь
откликается, только если ее называешь полным именем. Станешь орать:
?Роза, Роза, Роза?, все горло сорвешь, а она даже ухом не поведет. Ну
представь, выхожу я во двор и торжественно вопрошаю: ?Роза фон Лапидус
Грей, ты пописала?? Соседи с ног валятся от хохота.

- Как же тебя угораздило так собачку обозвать?

- Она мне уже с именем досталась, - заявила Тина. - Да ты входи,
объясню потом!

Я бочком пролезла в крохотную комнату и ахнула. Все стены были забиты
книгами. Полки шли от пола до потолка, а тома в них стояли столь плотно,
что не оставалось даже самой малюсенькой щелочки. Вальтер Скотт, Ромен
Роллан, Бальзак, Гюго, Золя, Диккенс, Анатоль Франс, Генрих и Томас
Манны, Шекспир, Чехов, Толстой, Бунин, Куприн... На самых крайних
стеллажах виднелись яркие томики детективов и фантастики. Похоже, тут
жил совершенно ненормальный книголюб, скупавший все содержимое лотков и
магазинов.

- Твоя комната следующая, - пояснила Тина, - извини, придется через
мою ходить, но я работаю сутками, в двух местах, часто сталкиваться не
будем.

Я втиснулась в крохотную комнатенку. Именно в такой я прожила много
лет и знаю ее размеры: ширина - метр девяносто, длина - два семьдесят
пять. В каморке стоял раскладной диван, вернее, софа с подушками,
ужасный гардероб, больше всего похожий на поставленный стоймя гроб, и
ободранная тумбочка, царапины и потертости на которой чья-то рука
аккуратно замазала йодом. Впрочем, в квартире было очень чисто: на полу
ни пылинки, занавески хрустят от крахмала, а постельное белье, которое
Тина вытащила из шкафа, было безукоризненно выглажено.

Поджидая, пока на газовой плите вскипит огромный, жутковатого вида
эмалированный чайник, я пробормотала:

- Похоже, ты не всегда работала поломойкой.

- Правильно, - улыбнулась Тина. - Вообще говоря, я филолог, всю жизнь
просидела в НИИ советской литературы, даже кандидатскую защитила, по
Серафимовичу.

- Это кто такой?

- А, - отмахнулась Тина, - не забивай себе голову, писатель из
соцреалистов, состряпал роман ?Железный поток?, сейчас про него все
благополучно забыли.

- Как же ты оказалась на Курском вокзале? Тина пожала плечами:

- Обычно.

- А все-таки?

- Когда грянула перестройка, - ответила хозяйка, - многие
научно-исследовательские учреждения начали потихоньку умирать.

Да это и понятно. Служба в НИИ была синекурой, особенно в таких,
которые не работали на военно-промышленный комплекс или народное
хозяйство, а изучали театр, кино, литературу, поведение людей или
животных. Сотрудники являлись на службу к десяти, а кое-кто и к
одиннадцати, начинали пить чай, кофе, сплетничали... От них требовалось
написать в год пару статей для публикации в узкоспециализированных
журналах и отчитаться на Ученом совете об изученных книгах. Сами
понимаете, такие условия никого не напрягали, и в отличие от учебных
заведений тут не было никаких студентов, лекций и семинарских занятий.
Раз в неделю сотрудникам полагался ?библиотечный день?, так что вместо
двух выходных у них получалось три. Кстати, и зарплату по советским
временам им платили вполне приличную: сто сорок, сто шестьдесят, сто
восемьдесят рублей.

Естественно, попасть на такое сладкое местечко было трудно, но Тине
повезло, ее пристроил в НИИ свекор, и долгие годы она провела в свое
удовольствие, медленно поднимаясь по ступеням карьерной лестницы:
лаборант, ассистент, младший научный сотрудник, старший...

Размеренное существование рухнуло в 1984-м. Сначала от инсульта
скончался свекор, не успела на его могиле осесть земля, как заболел муж.
Супруг сгорел буквально за пару дней от такой ?простой? болезни, как
грипп. Потом началось стремительное обнищание страны, головокружительный
взлет цен, развал экономики, гражданская война... Кому, скажите, нужна в
такой ситуации литература, да еще советская? НИИ стал тихо умирать,
сначала сотрудников отправили в бессрочный отпуск, а потом и вовсе
приказали двигать на биржу. Тина честно отстояла в очереди к наглой
молодой девице, которая с кислым видом, словно выдавала деньги из своего
личного кармана, оформила пособие и порекомендовала переучиться.

- Рабочих специальностей не хватает, - снисходительно вещала
девчонка, - штукатуры, маляры, посудомойки всегда в дефиците.

Но Тине не хотелось бегать по стройке или работать сменами на
хлебозаводе. Сначала она пристроилась в ближайшую школу. Директор принял
ее с распростертыми объятиями, учителей русского языка и литературы не
хватало. Целых два года Тина пыталась полюбить детей. Получалось плохо.
Своих отпрысков ей господь не дал, а чужие раздражали до зубовного
скрежета: наглые, крикливые, дурно воспитанные, постоянно жующие жвачку.
Да еще дети совершенно не хотели ничего читать, с книгами великих
писателей норовили познакомиться посредством брошюрки ?Краткое изложение
ста произведений, включенных в учебную программу? и сочинения писали
просто ужасающие.

Тина не выдержала и ушла. Затем навалилась новая беда: в груди
обнаружилась маленькая, с горошину, опухоль, районный терапевт отправил
к онкологу, тот мигом велел ложиться в больницу. Бедной Тине пришлось
пройти все круги ада, уготованные таким больным: три операции, лучевая и
химиотерапия, гормоны. Дали инвалидность, пенсию в четыреста рублей и
сказали:

- Вам нужны витамины, хорошее питание, отдых и положительные эмоции.

Шатаясь от слабости. Тина принялась искать работу, но начальники,
завидя ее хрупкую фигурку в парике, мигом заявляли:

- Простите, место занято.

Наше время жестоко. Больная женщина, справившая пятидесятилетие,
никому не нужна. Потом подруга предложила ей поработать поломойкой у
своей соседки, жены новорусского банкира. Тина недолго колебалась,
прожить на четыреста рублей в наше время не сумел бы и отшельник,
питающийся сушеными кузнечиками.