Это мое дело, папочка, - произнесла она чуть слышно, - если я очень
захочу, я найду его. Правда, я пока не знаю, захочу ли, но у меня есть
еще время подумать.
Даже если допустить невозможное и представить, что через столько лет ты
найдешь в России человека, не зная ни фамилии, ни точной даты рождения,
ни места жительства, имея только вот эту карточную колоду, словесные
портреты, составленные тобой по памяти, даже если ты его найдешь, что ты
будешь делать дальше?
выяснить, как он поживает, чем занимается.
Макмерфи. Ты никуда не летишь. Ты не можешь лететь в таком состоянии. У
тебя бред, девочка моя. У тебя острый психоз. Мания, фобия, тараканы в
голове, ты же доктор психологии и должна сама понимать. Тебе просто
опасно туда лететь. Я не позволю.
головы, уже в десятый раз складывала одни и те же брюки.
- произнесла она глухим, монотонным голосом, обращаясь скорее к
чемодану, чем к отцу. - Мне просто интересно, что с ним стало. По моим
расчетам, из него мог вырасти настоящий, классический серийный убийца.
Помимо зыбкого словесного портрета, у меня есть несколько вариантов
психологического портрета, с разными перспективами развития его
кретинской личности. Я давно отношусь к нему как научной проблеме и хочу
понять, насколько мои красивые теоретические расчеты расходятся с
некрасивой действительностью. Вдруг я гений психологии и вычислила
будущего маньяка?
детстве была дурацкая привычка сдирать корочки с подживших ссадин, до
сих пор все коленки в шрамах. Ну что ты молчишь? Нечего возразить?
вижу ничего смешного.
Ты сам меня учил этому. Знаешь, где находится загородный дом господина
Рязанцева? В поселке Малиновка по Ленинградскому шоссе. Всего в пяти
километрах от деревни Язвищи. Именно там, в Язвищах, была лесная школа,
в которую меня отправила бабушка в ноябре восемьдесят пятого.
Глава 5
Почему женщину убили не сразу? Что произошло за час? От нее хотели
получить какие-то сведения? Но в таком случае ее скорее всего пытали бы,
ну или ударили пару раз. От побоев и пыток остаются следы. Однако их
нет. Никаких видимых повреждений на теле, кроме смертельной дырки в
голове.
Самый твердокаменный профи все равно нервничает во время работы, и когда
ему приходится допрашивать свою жертву, бьет ее, даже если она готова
ответить на все вопросы. Бьет, чтобы психологически разрядиться.
Птичкин, полный, совершенно лысый, но с пышными усами, похожими на
воробьиные крылья, набросился на Арсеньева, заявил, что все не так,
свидетельницу отпускать не следовало, трупы увезли слишком рано и теперь
нет никакой возможности работать по горячим следам, поскольку он, майор
Арсеньев, позаботился о том, чтобы все эти драгоценные следы были
уничтожены.
пока не появилась пресса, - терпеливо объяснил Арсеньев. Он был уверен,
что опергруппа ФСБ не могла не знать этого.
смелый Остапчук, но в ответ не удостоился даже взгляда. Майор Птичкин
только презрительно пошевелил усами.
инстанциях, в МВД, в ФСБ, в Прокуратуре. Начальство на всех уровнях
нервно соображало, кого можно послать и как сделать, чтобы во внешний
мир просочилось как можно меньше информации.
пресс-службы думской фракции ?Свобода выбора?, а ее гость, гражданин США
Томас Бриттен, являлся сотрудником крупнейшего американского
Медиа-концерна ?Парадиз?, был прикомандирован к этой самой пресс-службе
в качестве консультанта по связям с общественностью.
Арсеньеву придется ехать вместе с ними в морг вслед за трупами.
Представитель посольства туда уже направляется и требует, чтобы при
опознании присутствовали не только сотрудники ФСБ, но и милиция, причем
не просто какой-нибудь милиционер, а именно тот, который первым оказался
на месте преступления.
отбиваясь от журналистов, собравшихся у дома, уселся в машину вместе с
офицерами ФСБ. По дороге он заснул. Он отдежурил ночь в группе
немедленного реагирования, плохо соображал, глаза закрывались сами
собой.
оперативников ему стал сниться какой-то бред. Генка Остапчук в шортах и
гавайской рубашке отплясывал твист на пару с покойницей Викторией
Кравцовой. На ней было узкое красное платье. Американец в ковбойской
шляпе играл на саксофоне. Толстая домработница сидела под пальмой и
обмахивалась кружевным веером.
приехал, поднимается в лифте, а глаза все еще закрыты. - Ну ты даешь,
майор, - покачал головой усатый Птичкин, - спишь на ходу, как
сомнамбула. Сходи в сортир, умойся холодной водой.
хватало только чашки крепкого кофе с каким-нибудь бутербродом, но об
этом пока не стоило мечтать.
соотечественника. Все вокруг почтительно ждали, когда закончится
траурная пауза. Нестерпимо пахло формалином. Было жарко. Жирные мухи
носились под потолком и гудели, как реактивные самолеты. Дипломат
выглядел растерянным. На лбу блестела испарина. Он стоял к Арсеньеву
боком, и было видно, как за дымчатыми очками у него дергается правое
веко. Он был не старый, чуть за пятьдесят, весь какой-то широкий,
квадратный, с грубым тяжелым лицом и толстыми складками кожи на шее.
Все вздрогнули. Майор Птичкин чихнул несколько раз подряд, так крепко,
что брызнули слезы.
трое детей. - Он вскинул глаза, беспомощно огляделся, уперся взглядом в
лицо Арсеньева и еле слышно попросил:
первый приехали на место преступления.
коридоре, он беседовал с офицерами ФСБ почти без акцента. Но почему-то
вдруг обратился к Сане по-английски с такой уверенностью, словно русский
милиционер, так же как покойник, был его соотечественником.
на себе косые взгляды офицеров ФСБ. Им не понравилось, что милицейский
майор так спокойно перешел на английский, словно каждый день общается с
американскими дипломатами.
дипломат, глухо кашлянув, и обратился к остальным, по-русски:
кивнул и вывел Арсеньева в коридор. Там было прохладней и не так сильно
воняло. На подоконнике сидел и курил полный мужчина лет сорока, в белых
джинсах и алом свитере, с длинными волосами, зачесанными назад и
собранными в хвостик. Рядом с ним лежал, завернутый в целлофан и
перевязанный кудрявой ленточкой, букет из двух крупных роз, алой и
белой.
сигарету и протянул руку для рукопожатия.
сказал ни слова. Толстяк с хвостиком обиженно хмыкнул, отошел на пару
шагов, но тут же вернулся и обратился к Арсеньеву:
Кравцовой Виктории Павловны. Мне позвонили, вот я приехал.
скривил рот, - я очень спешу, мне надо поговорить с майором наедине.
Будьте так любезны, оставьте нас.
руки и на цыпочках попятился назад, повторяя громким шепотом:
исчезла за дверью, ведущей к лестнице, Ловуд молчал, и лицо его
сохраняло брезгливое недовольное выражение. И только когда в коридоре
стало пусто, он, слегка тряхнув головой, тепло улыбнулся и протянул