- Давай, мочи, если есть охота... Теперь один хрен - не жизнь.
- И умирать не жалко?
- Какая это жизнь? - мусорщик согнул шею, глядя в землю. - Ну, давай...
- Нет, сначала пытать буду, - ухмыльнулся Зимогор. - Как твоя настоящая
фамилия?
- Ты же знаешь - Баркоша...
- Врешь. Тебя зовут Карнаухов Борис Федорович. Верно? Или звали так. Тюрьмы
Китая, Израиля... Попытки уйти в Монголию, ну и прочие задания партии и
правительства.
Мусорщик сверкнул глазами, однако сразу же потух.
- Да хрен с ним теперь... Ну, звали так. Где справки наводил?
- Все тебе и расскажи!.. Продолжаем. Ты тут один ходишь, видишь всех...
профессиональным взглядом. И должен знать, кто спиртовые посылочки шлет.
Знаешь ведь?
- Знаю, - неожиданно легко признался космический мусорщик. - И могу сказать
без пыток, как старому знакомому.
- И кто же? - насторожился Зимогор, внешне оставаясь спокойным.
- Тут недавно праздник был, местный. Радение называется... В общем,
бесовские пляски, - он почему-то заговорил недовольным тоном. - Раздеваются
до пояса, женщины волосы распускают и скачут по горам, хороводы водят...
- Ну и что же?..
- Ничего. Эти плясуны и подбросили, - он уже злился и посверкивал глазами.
- Я видел у них ящик. Из-под взрывчатки, верно? И спирт - "Роял".
- Верно, - неожиданная эта перемена в нем еще больше оживила Зимогора. -
Когда ты видел?
- Накануне праздника... В общем, видел! Полный ящик, а сверху еще колбаса.
Закуска.
Мусорщик встал, повесил карабин на плечо и сунул руки в карманы, вдруг
превратившись в маленького нахохлившегося вороненка.
- И ваши отплясывали, между прочим! - хрипло каркнул он. - Как жеребцы
скакали!.. Как же, там бабы с голыми титьками! Ладно, солдатики, это я
понимаю. Но лейтенант с ними!.. Прыгал так, что ногу себе сломал! Не
позорил бы армию, офицер...
Зимогор приблизился к нему вплотную, упер ствол автомата в беззащитный
живот.
- Может, и ты приложился к "Роялу"?.. Несешь бред. Какие пляски?
- Обыкновенные!.. У меня жена до сих пор не вернулась. На гулянье ушла, и с
концами... Весной было то же самое...
- Может, заблудилась в лесу? - ехидно предположил Зимогор.
- Заблудилась?.. Она заблудится, как же, - последние слова он произнес на
ходу. - Она всю Манораю, как свои пять пальцев... Найду - убью стерву!
Следом за ним шелестящим градом осыпались шишки...
2
В конце марта девяносто первого года в Москву приехал богатый немец, а
вернее сказать, состоятельный старик Адольф фон Шнакенбург, невысокий, еще
крепкий и румяный восьмидесятилетний человек с орлиным взором и гордо
посаженной седой головой - одним словом, истинный ариец. Германии к тому
времени соединились, но пока еще не смешались и существовали как вода и
масло, рядом и раздельно; западных немцев еще было легко отличить от
восточных, хотя в СССР уже беспрепятственно впускали и тех и других. Однако
в анкете, заполненной для получения визы, еще фигурировал пункт, где
сообщались сведения о принадлежности к Третьему рейху и вермахту. Обычно
путешествующие старцы из ФРГ всячески стремились скрыть, что служили
Гитлеру, тем более в СС, и участвовали в боевых действиях против Советского
Союза, и часто по этой причине не получали права въезда. Фон Шнакенбург,
напротив, выделил данные особой подробной справкой о своем боевом пути и
четкостью букв - штандартенфюрер СС, командир специальной танковой группы
дивизии "Мертвая голова", участвовал в захвате Киева в сорок первом, затем
в боях под Москвой, ранен, после излечения воевал под Сталинградом, шел на
прорыв окружения к армии Паулюса, снова ранен. Впоследствии, будучи
помощником Рудольфа Гесса по вопросам будущего арийской нации, занимался
исследованиями и вывозом архивов из оккупированных районов СССР.
Однако столь длинный перечень в свое время не сделал его официально
объявленным военным преступником, и в девяносто первом подобные "заслуги"
уже не смущали советскую сторону. Не сажал евреев в газовую камеру, не
пихал трупы в печь и ладно, остальное вроде бы не такой уж большой грех.
Прибыв в Москву по приглашению только что созданной фирмы "Открытая
Россия", фон Шнакенбург, как все иностранцы, побродил по Красной площади,
чуть выше поднимая ногу, чем обычно, постоял у памятника Неизвестному
солдату, попутно сходил в Манеж на выставку Ильи Глазунова и на этом
закончил знакомство со столицей тогда еще Советского Союза.
Все богатые, да и не только богатые, иноземные путешественники в начале
ринулись под приподнятый "железный занавес", как некогда на открытый пятый
континент, в мир, о котором они слышали много и хорошего, и дурного, ибо
многие годы и даже поколения одни пропагандисты втолковывали им, что это
империя зла, что там вечный мороз, люди едят сырое мясо либо вообще ничего
не едят, что они дикие, темные и кровожадные. Другие, наоборот, восхищались
советским строем, свободой от мрачного эгоистического капитала, мужеством и
силой духа этих людей, открытостью и щедростью. И когда в Россию поехали
те, кто раньше боялся ее или кого не впускали, выяснилось, что те и другие
идеологи беспощадно врали. Это оказалась совершенно другая страна, с
непонятным самоуглубленным народом, который или хмуро почти бесплатно
работал, или пил водку и отчаянно веселился, не оставляя и гроша за душой.
Так вот тех иностранцев, которые пытались составить более или менее
правдивое впечатление о русских, часто называли китайскими болванчиками.
Тогда в СССР провозгласили открытость и назойливо выставляли перед
иностранцами образчики соцобщества - от мучеников сталинских лагерей до
нынешних зеков и просто проходимцев, умеющих правильно произносить пять
слов, три из которых - задница. А гости из-за рубежей искренне стремились
изучить это противоречивое и странное общество, но, боясь вызвать
озлобление, задавали свои вопросы с улыбочками и заведомо согласно кивали,
что бы ни говорил интервьюируемый.
Адольф фон Шнакенбург поначалу производил впечатление такого болванчика,
тоже хотел что-то изучать в России, и потому фирма "Открытая Россия"
направила его отработанным маршрутом - через
диссидентско-уголовно-артистический мир, как сквозь строй. Бывший
штандартенфюрер СС терпеливо его прошел, продлил пребывание еще на месяц,
добился права работать в открытых архивах Министерства обороны, нырнул
туда, как в омут, после чего выплыл и вновь стал досаждать служащим фирмы
странными, непривычными вопросами. Он довольно сносно говорил по-русски,
объясняя всем, что заниматься языком стал не на войне по долгу службы, а
после поражения Третьего рейха.
- Я хотель видеть русский человек. Старый русский человек, старый русский
зольдат, официр, старый женщина, крестьянин, монах. Очень старый, лет
триста, пятьсот, семьсот.
Кто его слушал, пожимали плечами, и думая, что он неправильно выражается
по-русски, звали переводчика, однако фон Шнакенбург и на чистом немецком
твердил, что желает видеть очень старых людей, кто живет на свете или очень
долго, или не первый раз. Его уважили, поскольку он готов был щедро (это
скупой-то немец?!) оплатить все такие встречи, и не мудрствуя лукаво
подобрали десяток надежных стариков-фронтовиков, умеющих отвечать на самые
заковыристые вопросы. Бывший эсэсовец беспрекословно и терпеливо прошел и
этот круг, но остался неудовлетворенным еще больше.
- Я просиль дать мне встреча со старый русский человек. Вы даль мне старый
советский человек, старый коммунист, болшевик. Имею желание ехать
провинция, столица Москва нет старый русский человек.
Орловский Гай Юлий
Панов Вадим
Круз Андрей
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Ибсен Генрик