Чтение 9–й страницы книги ~Дорога скорби~

-- Я был жокеем, -- начал я.

-- Да, я знаю. Папа сказал, что вы много лет были чемпионом.

-- Так вот, однажды моя лошадь упала, и, пока я лежал на земле, дру-
гая лошадь приземлилась после прыжка прямо мне на руку и... э... рассекла
ее. Кисть срослась, но я не мог как следует пользоваться этой рукой. Мне
пришлось уйти из жокеев, и я начал заниматься тем, чем занимаюсь и сейчас,
-- расследовать разные дела, как сейчас я ищу, кто напал на Силвербоя.

Рэчел кивнула.

-- Однажды я обнаружил нечто, а один отвратительный человек не хотел,
чтобы я это узнал, и он... м-м... он ударил меня по раненой руке и опять
сломал ее. На этот раз врачи не смогли ее вылечить, они решили, что мне бу-
дет лучше с пластиковой рукой, чем с бездействующей.

-- Так на самом деле он... на самом деле он ее не отрубил. Не как то-
пором или еще чем?

-- Нет. Так что не мучай себя мыслями об этом.

Она улыбнулась с явным облегчением и, поскольку усидела слева от ме-
ня, положила свою правую руку на мой протез -- деликатно, но без колебаний.
Она потрогала прочный пластик, бесчувственную кожу и с удивлением посмотре-
ла мне в глаза

-- Она не теплая, -- сказала она.

-- Но и не холодная.

Рэчел весело засмеялась.

-- А как она работает?

-- Я говорю ей, что делать, -- просто ответил я. -- Я посылаю команду
из мозга через руку и говорю: отогнуть большой палец, или прижать его, или
схватить что-нибудь. Приказ добегает до очень чувствительных приборов, ко-
торые называются электроды, -- они спрятаны под пластик и касаются моей ко-
жи. -- Я сделал паузу, но Рэчел ничего не спросила, и я продолжал: -- Моя
настоящая рука кончается вот здесь. -- Я показал. -- А пластиковая доходит
до самого локтя. Электроды спрятаны внутри, вот здесь, и прилегают к коже.
Они чувствуют, когда мышцы начинают напрягаться. Вот так они и работают.

-- А эта пластиковая рука -- она привязана или как?

-- Нет. Она просто хорошо подогнана и туго сидит сама по себе. Ее де-
лали специально для меня.

Как все дети, Рэчел принимала чудеса как данность, а для меня техни-
ка, приводимая в движение сигналами нервов, оставалась чем-то необычным,
хотя я носил пластиковую руку уже три года.

-- Тут три электрода, -- продолжал я. -- Один -- чтобы открывать ла-
донь, другой -- чтобы закрывать, и еще один -- чтобы поворачивать кисть.

-- А электроды работают от электричества? -- спросила она. -- Ну, вы
же подключаетесь к розетке в стене и все такое?

-- Ты сообразительная девочка, -- сказал я ей. -- Они работают от
специальной батарейки, которую вставляют снаружи на том месте, где я ношу
часы. Я заряжаю батарейки в зарядном устройстве, которое включается в ро-
зетку.

Она оценивающе посмотрела на меня.

-- Должно быть, иметь такую руку очень полезно.

-- Просто превосходно, -- согласился я.

-- Папе Эллис Квинт говорил, что и не скажешь, будто у вас пластико-
вая рука, пока не прикоснешься к ней.

-- Твой отец знает Эллиса Квинта? -- изумленно спросил я.

Она спокойно кивнула.

-- Они вместе ездят играть в сквош. Он помог папе купить Силвербоя. И
он был так огорчен, когда узнал, что это случилось именно с Силвербоем, и
поэтому сделал свою программу о нем.

-- Да, он это может.

-- Я хотела бы... -- начала Рэчел, взглянув на мою руку, -- чтобы
Силвербою можно было сделать новую ногу... с электродами и батарейкой.

-- Может быть, искусственная нога ему бы и подошла, но он не смог бы
ни идти рысью или галопом, ни прыгать. Он не был бы счастлив, если бы мог
только ковылять понемногу.

Она провела своими пальчиками по моим пластиковым -- ее это не убеди-
ло.

-- Где вы держали Силвербоя? -- спросил я.

-- За тем забором, в конце сада, -- указала она. -- Отсюда не видно
из-за деревьев. Нам придется пройти через дом, выйти и пройти по дорожке.

-- Ты мне покажешь?

Она на мгновение отпрянула, потом сказала:

-- Я вас проведу, если всю дорогу буду держаться за вашу руку.

-- Конечно. -- Я встал и подал ей настоящую, теплую, обычную руку.

-- Нет... -- Она покачала головой, вставая. -- Я хотела сказать --
можно мне держаться за эту руку, которой вы ничего не чувствуете?

Мне показалось, что для нее это важно -- сознавать, что у меня че-
го-то не хватает, что я могу понять больную, у которой нет волос.

-- Ты можешь держаться за ту руку, которая тебе нравится, -- легко
сказал я.

Она кивнула и повезла Пеготти в дом. Рэчел сказала Линде, что поведет
меня на поле показать, где жил Силвербой. Линда испуганно посмотрела на ме-
ня, но разрешила пойти, и странная пара -- безволосая девочка и однорукий
мужчина -- прошла по короткой дорожке до закрытых ворот.

Поле было чуть побольше акра, трава на нем стояла густая, зеленая,
нетронутая. Поблизости проходила труба, от которой шло ответвление к прос-
той оцинкованной поилке. Возле поилки трава росла гуще, как это всегда бы-
вает.

-- Я не хочу туда входить, -- сказала Рэчел, отвернувшись.

-- Нам это и не нужно.

-- Его нога лежала возле поилки, -- отрывисто сказала она. -- Я хоте-
ла сказать... было видно кровь... и белые кости.

-- Не говори об этом. -- Я обнял ее и повел назад по дорожке, желая,
чтобы мне никогда не пришло в голову попросить ее показать это.

Она вцепилась в протез обеими ручками, и я замедлил шаг.

-- Все в порядке, -- сказала она. -- Это было уже давно. А теперь все
в порядке, когда я не сплю.

-- Это хорошо.

-- Я не боюсь засыпать!

Это был крик души, мольба, которую надо было обратить к комунибудь. Я
остановился, не доходя до двери в дом.

-- Я обычно никому этого не рассказываю, но тебе скажу. Я до сих пор
вижу плохие сны о своей руке. Мне снится, что я могу хлопать. Мне снится,
что я по-прежнему жокей. Мне снится, что у меня кисть разбита. С дурными
снами ничего поделать нельзя. Они внушают страх, когда приснятся. Я не
знаю, как их прекратить. Но ведь можно проснуться.

-- А тогда у тебя лейкоз... или пластиковая рука.

-- Жизнь -- сволочная штука, -- сказал я.

Она прикрыла рот рукой и захихикала.

-- Мама не разрешает мне так говорить.

-- Говори это в подушку.

-- А вы так делаете?

-- Довольно часто.

Мы вошли в дом, и Рэчел снова вывезла Пеготти в садик. Мы с Линдой
стояли в гостиной и смотрели на них в окно.

-- С ней все в порядке? -- тревожно спросила Линда.

-- Она очень храбрая девочка.

Линда заплакала.

-- Вы слышали что-нибудь в ту ночь, когда напали на Силвербоя? --
спросил я.

-- Все об этом спрашивают. Я ничего не слышала.

-- Шума машины не было?

-- Полицейские сказали, что они должны были оставить машину на дороге
и идти по тропинке пешком. Ни окно моей спальни, ни окно комнаты Рэчел туда
не выходят. Но эта дорожка ведет только до поля. Вы же видели -- на самом
деле это всего лишь тропинка, она кончается у ворот.

-- Мог ли кто-нибудь увидеть Силвербоя с дороги?

-- Да, полицейские и об этом спрашивали. Можно было увидеть, как он
подходит попить. С дороги видно поилку, если знать, откуда смотреть. Поли-
цейские говорят, что эти подонки должны были высматривать по всей этой час-
ти Кента оставленных без присмотра пони, таких, как Силвербой. Что бы вы ни
говорили о двухлетках, Силвербоя, должно быть, покалечили эти подонки. По-
чему бы вам не спросить полицейских?

-- Если вы всем сердцем верите полиции, вам незачем было просить меня
о помощи.

-- Только что позвонил Джо, -- призналась она. -- Он сказал, что
звать вас на помощь -- это пустая трата денег.

-- А!

-- Я не знаю, что и думать.

-- Вы платите мне за день работы плюс расходы. Я могу оставить это
дело прямо сейчас, если хотите.

-- Нет. Да. Я не знаю. -- Она вытерла глаза и нерешительно сказала:
-- Рэчел снится, что Силвербой стоит в поле, в луче лунного света. Он сия-
ет, говорит она. А по дорожке наползает темная волна текучих чудовищ...
"Текучих" -- так она говорит... Они бесформенные и злобные и собираются
убить Силвербоя. Она говорит, что старается обогнать их, чтобы предупредить
его, но не может пробиться, они цепляются за нее, как паутина. Она не может
освободиться. А они добираются до Силвербоя и высасывают его свет, и у него
вылезают волосы, а она просыпается и кричит. Всегда один и тот же кошмар. Я
подумала, что, если бы вы смогли найти, кто отрубил бедняге ногу, у чудовищ
появились бы имена и лица, об этом напечатали бы в газете, и Рэчел знала
бы, кто это был, и перестала думать о них как о текучем скопище без глаз,
которое не дает ей пройти.

Помолчав, я сказал: